Вася-василиск, или Яйцо Цинь Шихуанди

А когда Майков вернулся в родной город Питер, оказалось, что здесь джихадистов куда больше, чем в Тарской.

Бомж

На грязную тощую руку уселся комар с зеркалящим брюшком мутанта, могучим хоботом вампира и аппетитом тираннозавра. Но убивать хищное создание уже не хотелось. В частностях жизнь была проиграна, оставалось надеяться лишь на выигрыш в целом.

Членистоногий граф Дракула расставил пошире ножки, поднатужился и глубоко вонзил свой хобот. Первая капелька чужой теплой крови ушла в его дородное пузо, потом вторая, третья.

Потом он улетел, не сказав даже «спасибо». Из дырки, обильно смазанной антикоагулянтной слюной, продолжала сочиться кровь. Комары-мутанты последнего поколения добились уже двухчасовой несвертываемости. Прилетят еще веселой эскадрильей мухи и устроят маленькую пирушку. У комаров с ними симбиоз и взаимовыручка. Почему такого нет у людей, почему люди жрут друг друга?

Антон перевязал тряпкой длинные засаленные волосы и посмотрел на человека, лежащего по ту сторону огня. Впрочем, за языками фиолетового пламени — так странно, но жарко горит наноплант — не было видно и силуэта.

— А что было потом, Василий-су?

С той стороны огня послышался голос, низкий и хриплый. Такой голос мог бы принадлежать бандиту или охотнику на человеческие органы.

— «Потом»? Это было самое начало. Наверное, начало конца… Если считать вместе с Тарской, я в пяти рейдах участвовал. Собрали нас с четырех флотов, с бору по сосенке, сколотили сводный батальон морской пехоты и послали воевать против джихадистов в горы. И это правильно, наша морская пехота воевала в горной местности и в восьмидесятые, в Афгане, и в девяностые, на Кавказе. У потенциального противника — я имею в виду пиндосов — корпус морской пехоты также на всех ландшафтах воюет. В общем, зря Лялин нас недооценивал, по ходе делу мы стали настоящими «земноводными»; по чести с прежними морпехами, наверное, не сравнялись, но и особо её не уронили. Загвоздка в другом оказалась, гадов-то сперва в родном городе давить надо было. Да и что за сабля такая, я, в общем, не понял. Антиквариат ли с мистическим уклоном, прибор ли замаскированный.

— Вы в каком звании уволились, Василий Савельевич?

— Да какое там «вы». Я — простой бомж. Так и уволился, если точнее уволили, старлеем. Вернулся на побывку в Питер, а у Кронштадта уже вражий флот стоит, приплыл по просьбе прогрессивной общественности. А в городе взрывы и убийства, долбают всё подряд, детей, женщин; солдатики, конечно, бегают, но никого споймать не могут, будто киллеры и террористы — совсем невидимки. Ну, думал, сейчас морская пехота порядок наведет, мало не покажется. Начали было зачищать местность от джихадистов, вяжем подряд всю шантрапу со следами пороха и взрывчатки на ладонях; иногда с мордобоем и перестрелкой получается, но чаще тепленькими берем, из хороших авто, из кроватей с бабами. Тут правозащитники возбухли — нарушаете-де права гражданина. Мы им — вы же сами просили защитить, какие-такие права у террориста? А они нам — мы не вас просили защитить, а натовские войска, они сделают всё красиво и с политесом.

— И что, те разве не с политесом сделали? — подколол Антон.

— Ты слушай, что за политес случился. Командование нас, в самом деле, снимает с операций внутри города, потому что еще более высокое начальство хочет выглядеть паиньками в глазах «мирового общественного мнения», а нас пресса уже изобразила сборищем вурдалаков, «черной смертью», царистами-коммунистами и так далее. С пехотной службой кончено, возвращаюсь на корабль. Идем топить вражеские борта, один там западенский крейсерок очень хорошо подставился, однако опять начальство нас заворачивает, потому что еще более высокое начальство снова задрейфило. А в городе к тому времени совсем бардак наступил — эти так называемые ингерманландские демократы, среди которых полно заезжих «туристов» из Прибалтики и заморских стран, берут приступом последние оборонные объекты, вламываются даже в спецлабораторию ВМФ, где делают покрытия-невидимки для кораблей. В один непрекрасный момент, как и следовало ожидать, на улицах нате вам — америкакесы и прочие натовцы появляются, а над головами дроны их порхают и вертушки месят воздух. Супостаты сразу нас к «общечеловеческим ценностям» начинают приобщать. У меня друга-каплея застрелили, так сказать, за косой взгляд. Думал, нас наконец начальство спустит с цепи, мы пиратов этих порвем на куски, город-то ведь наш русский.

— Так это вам лишь казалось, — поддел Антон.

— Может и казалось, да только у меня дед под Ленинградом в Отечественную голову сложил, потому я его считал и считаю нашенским. Короче, командование погрузилось в кому, а толпа педиковатых «ингерманландцев» на Дворцовой площади орало «НАТО, защити от неэффективных российских властей и эффективных джихадистов» — их, конечно, показывали на весь мир, типа «глас народа». НАТО тут как тут, с их крейсера прибивает еще несколько рот морской пехоты США и теракты вдруг как рукой сняло. Натовская солдатня ходит в обнимку с девками и кривозащитниками, американским морпехам придают статус ооновских миротворцев, а мы — в жопе. Вот так на месте Питера появился ОПГГ, то бишь «Открытый Петербург — Ганзейский Город», а я был уволен без пенсии, как «враг свободы». Зато в параллельном измерении я уже капитан первого ранга — мне одна бабка-вещунья сказала.

— Но теракты-то действительно прекратились, а, Василий Савельич? — опять подколол Антон, не забывая ковырять палкой в своих лошадиных зубах.

— Прекратились, хотя натовские патрули больше по кабакам шастали. Весь город был сразу разделен между десятком ЧОПов, [6]в которых, наверное, те самые киллеры и террористы нашли себе работенку почище. По прежнему кого-то резали и насиловали по ночам, но уже без взрывов и битого стекла. Джихадисты из невидимых сделались видимыми и занялись легальным бизнесом — нелегального бизнеса в ОПГГ вскоре не осталось. Продавать наркотики в любых видах, от героина до диффузных нейроинтерфейсов — пожалуйста, вырезать и вытаскивать органы — пожалуйста, хватать женщин и сплавлять их в гаремы по всему Ближнему Востоку и Центральной Азии — пожалуйста. Ну, разве что требуется от того, кого режут и продают, сдать подпись или кликнуть кнопку «согласен» на экране — при современных психопрограммных средствах это — как два пальца обоссать. И вся законность соблюдена, тем более что защищать нищего совка никто не будет, ни богатый адвокат, ни право-, вернее, кривозащитник.

— Утрируете, мил человек. Да и всё это иллюзия, майя, — утешил, как ему казалось, Антон.

Василий Савельевич замолчал, наверное задумался.

С тех пор, как его уволили со флота и родился Саша, прошло девять лет — лет, в течение которых любой неудачник из подающего кучу надежд молодого здоровяка превращается в серого никому не интересного желчного субъекта с учащенным мочеиспусканием и сердцебиением. В персональном случае Василия Майкова он вдобавок обратился из вполне элегантного морского офицера в тошнотворного иждивенца с брюшком и залысинами. Он не интегрировался в современное глобальное общество, не сдал экзамены и не получил ни одного сертификата Европейской комиссии, подтверждающего его либерально-рыночную ориентацию: «севропа», [7]«распа» [8]или «амраша». [9]

Как многие неудачники Василий Савельевич попробовал стать сценаристом, но опять упустил свой шанс, когда ему предложили написать сценарий для компьютерной игры «Убей ветерана», а он не справился. И со сценарием для детского мультика «Спаситель Петрограда» о бароне Маннергейме [10]тоже не совладал. Родной дед, тот, что сложил голову на Карельском перешейке и лежит в Агалатово, во сне явился и запретил.