Наследие. Трилогия (ЛП)

Эйем-сута —

богорожденный-ниввах, обитатель Тени, бог торговли.

Элонтиды —

представители второй по старшинству генерации богорожденных, также называемые расхожденцами, появившиеся от неравных союзов богов и богорожденных. В смысле могущества иногда равны богам, иногда же уступают богорожденным.

Энефа —

одна из Троих, прежняя Богиня Земли, создательница богорожденных и смертных, Владычица сумерек и рассвета. Погибла в давно минувшие времена.

Эра Светозарного —

период господства единоличного культа Итемпаса, наступивший после Войны богов. Это понятие подразумевает общественный прогресс, законность и правопорядок.

Эра Троих —

эпоха до Войны богов.

Эхо —

дворец.

Еще не конец

Поднимаясь из своей художественной мастерской, располагавшейся в подвале, я поняла, что огонь снова погас. Весь первый этаж успел остыть, и виной тому, как обычно, была эта паршивая печная вьюшка. Когда-то Синго попытался сам ее починить, и вот вам результат. Похоже, ее заклинило окончательно. Спасибо хоть, что дым весь дом не заполонил!

Стараясь отдышаться, я остановилась наверху лестницы, раздраженная. Нет, не из-за угасшего очага. Моя дочь и этот тип, считавшийся моим зятем, небось нисколько не мерзли. Их комната была на первом этаже, но я сомневалась, чтобы они хоть что-то заметили. И не из-за Синго. Во-первых, он уже полвека как помер, а во-вторых, он все же неплохо выправил вьюшку, раз она продержалась так долго. И даже не на себя, хотя именно моя чувствительность и память о Синго до сего дня не давали мне позвать нормального печника. Мое раздражение не имело внятной причины. Ну, разве что холод, от которого руки у меня ныли больше обычного, да подъем по лестнице, отчего я совсем запыхалась. Когда-то, когда я жила в Тени, я за день взбегала по десяткам таких лестниц и даже не замечала этого. Давно это было, ох как давно… Несколько жизней назад.

В этом-то, наверное, и крылась первопричина моего недовольства. Я была просто слишком стара.

Можно было прилечь, но не хотелось. Из комнаты в том конце коридорчика не доносилось ни звука. Похоже, я была единственной в доме, кто бодрствовал. В такой час, когда самый воздух делается неподвижным, одиночество накатывает как-то особенно остро. Самое время для сна; мое полуночничанье было сущим посрамлением циклов, сплетенных для мироздания богиней Йейнэ. Ну и пускай. Учитывая все обстоятельства, я нисколько не возражала посрамить что-нибудь, имевшее отношение к ней.

В итоге, выбравшись на заднее крыльцо, я вышла на улицу, хотя там было еще холоднее, чем в доме, а на мне был лишь домашний халат поверх замурзанной старой ночнушки. Ну ладно, несколько минут всяко меня не убьют, да и Ликуи, чтобы изводить меня неодобрительными взглядами, поблизости не видать. Я поглубже засунула руки в рукава и подняла лицо к лунному свету: я воспринимала его как очень тонкое ощущение, такое легкое-легкое давление на кожу. Вот так-то, сколько лет живу, а так и не привыкла к тому, что, глядя вверх, ничего там не вижу.

А еще даже после стольких прожитых лет я нет-нет да и поглядывала в сторону мусорных бачков и сточных канав. Привычка – страшная сила. Однако в этот раз я так и замерла. Что-то выделялось среди сонной неподвижности предрассветной поры. Что-то еще более неподвижное, тяжко-плотное, как будто посреди моего заднего двора неизвестно откуда в одночасье появился валун. Нет, даже не валун, а целая гора. Огромная! Невероятно громадная! И все же каким-то образом уместившаяся в тесном пространстве между задним крыльцом и воротцами для вывоза мусора.

Жутко. Невозможно. И очень знакомо. Я осторожно перевела дух и возгордилась собой, потому что меня не затрясло.

– Я так понимаю, – произнесла я очень тихо из уважения к предутренней тишине, – что твое присутствие означает некоторое послабление в правилах?

Поначалу ответом мне была лишь тишина. Я уже задумалась – не показалось ли мне? На старости лет, знаете ли, и не такое может примерещиться. Я даже подумала: «Что ж, если так, то хорошо, что никто меня за этим не застукал».

Однако тут он заговорил. И голос был тот же – негромкий и ровный тенор.

– Не послабление, – ответил он, и я не столько услышала, сколько представила, как его мысль тасует бесчисленные языки и возможные фразы, выбирая единственно подходящие. – Скорее, переоценка приоритетов.

Я кивнула и опустила ладони на перила крыльца – легонько, чтобы он не заподозрил, что я нуждаюсь в опоре. Так, просто руки положила: надо же их куда-то девать.

– Это после того происшествия с Вихрем? Говорят, ты вел себя молодцом.

– В достаточной мере.

Я невольно улыбнулась. Вечно он гонялся за полной и окончательной точностью. Теперь его голос слышался ближе. Он еще не поднялся на крыльцо, но мощеной дорожки, что вела к моим садовым терраскам, уже достиг. И при этом я не слышала его поступи, что означало…

– Я теперь свободен, – сообщил он. – Насовсем.

Я кивнула:

– Всего-то через сто лет и благодаря некоторой перемене. Мои поздравления.

– Заслуга не моя, но все равно спасибо. – Он еще приблизился, остановившись напротив меня. Я чувствовала его взгляд. Он рассматривал меня, возможно припоминая красотку, какой я когда-то была. – Я уж боялся, что больше не увижу тебя.

Услышав такое, я не удержалась от смешка, слишком резко прозвучавшего в неподвижной тишине.

– А я, наоборот, боялась, что увидишь. Вот нет бы появиться, когда я лежала бы на смертном одре! Это было бы и мило, и романтично: исполнил бы какое-нибудь последнее желание, попрощался с давней подружкой. А сейчас я, ты уж прости, собираюсь прожить еще несколько лет, вся такая скрипучая и наполовину беззубая. Вот хрень-то!

– Преходящее бессмысленно, Орри. – Боги благие, его голос… Я и забыла, как славно звучало в его устах мое имя. – В самом главном ты нисколько не изменилась.

– Но я не та, что была! И ты не тот, каким я тебя знала! Я теперь Безрада – не забыл? Орри Шот давно умерла. – Я непроизвольно стиснула перильца и усилием воли расслабила пальцы. – Преходящее, может, и бессмысленно, но только не для нас, смертных. Ты сам сто лет смертным был, неужели так и не понял?

Он улыбнулся. Его улыбку я тоже успела подзабыть. И то, как я всегда ощущала его.

– Понял. Но я не меняюсь.

Я вздохнула и, отняв руки от перил, подула на них. Спасибо холоду – он помогал скрыть истинную причину колотившей меня дрожи.

Он вновь передвинулся, и теперь я услышала его шаги по дорожке: уверенные, тяжелые. Вот он взошел на ступени крыльца, потом на крыльцо: размеренное топ-топ-топ по старому дереву. И вот наконец он встал рядом, и весь мой левый бок обдало жаром его близкого присутствия. Я как будто стояла возле печи, только это была живая, дышащая печь, которая еще и смотрела на меня так, словно я в этом мире была единственным значимым существом.

У меня вырвался вздох, долгий и неровный.

– А знаешь, ведь я замужем побывала. За местным. Почти сорок лет прожили. – И я зачем-то добавила: – Это долгий срок для нас, смертных.

Если уж начистоту, Синго прожил со мной достаточно долго, чтобы заметить – я не старюсь. По крайней мере, не так быстро, как полагалось бы. Под конец он все отпускал шуточки насчет молодых и эффектных жен рядом с пожилыми мужьями. Тогда я наконец-то припомнила, что и мой отец даже в старости оставался весьма моложавым. Сообразив, что к чему, я загоревала: вот умрет Синго, и придется мне опять, бросив все, переезжать в другой город и начинать жизнь заново. Иначе не миновать слухов и пересудов. И мне еще снились кошмары о том, как за мной является Теврил Арамери. Глупость, конечно, ведь тот уже несколько десятилетий как помер, и ретивые наследники успели сравнять его могилу с землей. Так что, возможно, мои тайны очень надежно погребены. Возможно…