Пангея (СИ)

- Прекратить преследование! - тут же выпалил я, нащупывая кнопку перехода на циркулярную связь. - Всем офицерам, остановить людей! Вернуть в траншеи! Дать красные ракеты!

Красные ракеты означали возврат в траншеи. Они давались для тех, кто лишен связи и с ним имеется только визуальный контакт.

Я вернулся к своему блиндажу, переступая через тела убитых, уступая дорогу похоронным командам и медикам, несущим раненных на носилках. Из-за этого дорога обратно заняла куда больше времени. У стенки блиндажа все еще валялись тела обоих берсерков, убитых мной, похоронщики еще не добрались до них.

Очень кстати поднялся ветер, который раздул газ. Уже на подходе к блиндажу я встретил медика без маски. Он глянул на меня и поднял вверх большой палец. Значит, воздух чист, тем более что "химиков" - бойцов войск химзащиты - в траншеях до сих пор нет. Раз они не явились до сих пор, то и опасности большой газ не представлял.

Я сунулся в блиндаж. Елена послушно сидела у трубки. Маску она тоже сняла, наверное, медики заходили и сюда, чтобы сообщить об отбое газовой тревоги.

- Ну как там? - спросила она.

Елена явно еще злилась на меня, но не стала показывать это, просто я уже достаточно хорошо знал ее, чтобы видеть несколько больше, чем мой адъютант хотела показать.

- Нормально, - устало сказал я. - Отбились от альбионцев.

Я подошел к трубке и опустился на стул рядом с ней.

- Дай мне связь с командованием, - протянул я руку к эбонитовой трубке. - Отбой артподдержки.

Елена перехватила трубку и сама велела связистам дать командование дивизией. И когда на том конце ответили, буквально вложила ее в мою руку.

- Докладывайте, полковник, - услышал я несколько искаженный голос фон Штрайта.

- Атака отбита, - ответил я. - О потерях в людях и технике доложу через десять минут.

- Отлично! - бросил фон Штрайт. - Артиллерия сейчас протрясет ничью землю, чтоб альбионцам неповадно было лезть к нам. Ты людей остановил, мне уже доложили, молодец и тут. Не поддался азарту. Сверли дырочку, буду тебя представлять к ордену. Корону или Владимира. А может, Георгия, видно будет. Но дырку сверли-сверли! И составь списки отличившихся.

- Так точно, - устало ответил я.

В трубке послышался гудок, а затем голос радиста сообщил о разъединении связи. Я вернул трубку Елене и медленно поднялся на ноги.

Адреналин схлынул. Навалилась усталость, боль, тяжестью легли на плечи, заставляя их согнуться. На то, чтобы подняться, ушли, наверное, последние силы.

- Так! - совершенно неожиданно заявила Елена, тоже поднимаясь, подходя ко мне и усаживая обратно на стул. - Садись!

Она сняла с моей головы фуражку.

- У тебя на лице полно мелких порезов, - незнакомым мне прежде тоном произнесла Елена, - и если в них попадут отравляющие вещества, которыми нас закидывал враг, я даже представить себе не могу, какие будут проблемы. Про всю грязь и кровь, которой твое лицо тоже перемазано, я вообще молчу.

Она подвинула ближе к себе таз с давно остывшей водой, вынула из него полотенце, которым мы вытирали лица после бритья, отжала, как следует, и принялась тщательно вытирать мне лицо. От грязи, крови и тех самых отравляющих веществ. И только тут я припомнил, что Елена - дочь врача, а это кое-что, да значит. Отношение к людям у нее из-за этого несколько иное, нежели могло быть у моего адъютанта или любого другого офицера.

Елена тщательно, можно сказать, скрупулезно вытирала мне лицо, а я ловил себя на мысли, что касания ее пальцев весьма приятны. Хотя с чего бы быть иначе? Ничего странного в этом нет. Ни на грамм. Елена периодически бесцеремонно поворачивала мою голову, что навевало глупые мысли, и я непроизвольно усмехнулся.

- Что такое? - тут же осведомилась Елена.

- Вспомнилось, как меня однажды цирюльник брил, - ответил я. - Очень похоже.

Елена ничего не ответила, молча продолжила вытирать мне лицо. А я старался не морщиться и не сцеплять зубы от нарастающей с каждым мигом боли в боку.

- Где тебя ранили? - неожиданно спросила у меня Елена, заглянув мне в глаза.

- Вроде ни где, - с самым честным видом солгал я.

- Тогда почему ты то и дело руку пытаешься к боку приложить? - ехидно улыбнулась она. - Ты одергиваешь себя, но это заметно. Плюс ты сильно побледнел. У тебя в лице ни кровинки не осталось. - Она помолчала и прибавила наставительным тоном: - Не забывай, что я из семьи врача, и обмануть меня тебе не удастся.

- Помоги мне снять плащ и броню, - попросил я. - Поглядим, сильно ли мне досталось.

- Давай-давай, - кивнула Елена.

С ее помощью я освободиться от тяжелого плаща. Я поглядел на простреленный бок. Оказывается, пуля не смогла пробить броню и застряла в глубокой вмятине, от которой еще во все стороны лучиками бежали трещины. Когда мы снимали с меня доспехи, я до хруста сжимал зубы, чтобы не закричать от боли. По лбу градинами катился противный пот.

- Ничего страшного, - резюмировала Елена, поглядев на неповрежденную форму под броней, быстро прощупала бок пальцами. В это время я снова скрипел зубами от боли, не позволяя себе издать ни стона. - Ребра целы. Скорее всего, сильный ушиб внутренних органов. Это конечно, если нет внутреннего кровотечения. А его я диагностировать сейчас не смогу никак. - И добавила: - Тебе надо немедленно обратиться в госпиталь.

- Не раньше, чем выслушаю доклады командиров рот, - отрезал я, - и пройдусь по траншеям. Мне надо увидеть все своими глазами.

Я начал подниматься снова, но это оказалось для меня слишком тяжело. Во рту появился привкус крови. Я скривился от боли, оперся рукой о стол и, помогая себе, встал-таки на ноги. Сделать первый шаг оказалось не меньшим испытанием. Я едва не упал, пришлось снова хвататься за стол.

- Так, - вздохнула Елена. - Без меня тебе, Максим, не обойтись. И не вздумай сейчас спорить со мной.

Она ловко подхватила меня за пояс, помогая удержаться на ногах, забросила мою руку себе на плечо. И все со своей потрясающей бесцеремонностью, которая меня совершенно не раздражала, что было весьма странно. Но задумываться над этим мне совершенно не хотелось. Вот так мы и отправились на инспекцию траншей.

Потери полка были не так и велики, как я думал, когда только закончился бой. Наверное, это и немудрено, ведь я видел столько тел, убираемых похоронными командами, и раненных на носилках. Больше всего досталось взводам тяжелого вооружения, которые мало того, что обстреливали с багги, так еще и первый удар нордвигов пришелся именно на них. Простые драгуны и егеря успели вовремя попрыгать с банкета в траншеи, а вот многим бойцам, сидевшим за станковыми пулеметами, выдвинутыми вперед, деваться было некуда. Малые мортиры и легкие орудия стояли позади траншей, так что их расчеты укрылись за щитами и барбетами, а берсерки до них толком не добрались, как и простые альбионские солдаты. У расчетов станковых пулеметов такой защиты не было, и выдвинуты они были на передовую. Командиры рот докладывали, что они сражались до последнего, продолжая поливать наступающих нордвигов и альбионцев длинными очередями. Стоит ли говорить, что из них не выжил почти никто.

В общем, инспекция траншей не заняла много времени. Но прежде чем отправляться в госпиталь, на чем настаивала Елена, пользуясь своим положением моего адъютанта, я остановился, чтобы поговорить с майором Штайнметцем.

- Я отправляюсь в госпиталь, - сказал я ему, - а наш комдив просил составить списки на награждение. Составьте их за меня, пока я буду у врачей, я подпишу по возвращении.

- Согласования списков не будет? - удивился майор.

- Я вам полностью доверяю в этом вопросе, - ответил я. - Из-за газа я толком не видел ничего, а вы принимали участие с самого начала и до конца, когда альбионцы отступили. Так что вы лучше меня знаете отличившихся в этом бою. А на согласование тратить время не стоит. Пустое.

После этого мы с Еленой отправились-таки в госпиталь.

На осмотр врачи не стали тратить много времени. Было слишком много куда более тяжело раненых. Доктор велел мне раздеться до пояса, осмотрел здоровенный синяк у меня на боку, прощупал его, куда менее деликатно, чем Елена. Я едва сумел сдержать стон. По результатам осмотра у врача, видимо, остались какие-то сомнения.