Настоящие люди

            Амарок слушал внимательно, как в детстве. Рассказанная Ахной история сильно взволновала его. Высший человек. Те двое незнакомцев угостивших его варевом… Могли они быть тунерак? Лишенными части силы, но все еще могущественными настолько, чтобы называть инук «двуногими зверями».

            «Сердце, — юноша прижал руки к груди, — что говорит тебе сердце?»

            — Что сказали старейшины? — спросила Ахна.

            — Упрямятся, — признался Амарок, — но я заставлю их подчиниться.

            — Ты хочешь мстить чавчу?

            — Я должен спасти Иниру.

            — Послушай меня, — Ахна тяжело вздохнула. — Послушай, и не перебивай… не нужно мстить. Ты сможешь стать вождем, настоящим, сильным вождем. С тобой племя никогда не будет голодать. Никто не обидит людей из Катаюк, пока ты их защищаешь. Но если ты пойдешь против чавчу и погибнешь…

            — Я не погибну.

            — Не перебивай. Если ты погибнешь, наше селение исчезнет. Соседи вспомнят обиды, а Морская мать больше не пошлет нам богатый улов…

            Амарока разозлило упоминание богини.

            — Я принес Седне жертву, — процедил юноша, — почему она продолжает гневаться?

            — Принес жертву? — Ахну позабавили его слова. — Как? Бросил в море кусок мяса, как подачку собакам?

            Юноша покраснел. Он мало что знал о богине, только то, что Седна живет на дне и властвует над тюленями, моржами и другими морскими животными. Раньше в Катаюк каждый год устраивали пиршества и празднования, связанные с именем Седны, а шаман проводил непонятные для маленького Амарока обряды, из которых будущий вождь запомнил только громкое гортанное пение. А после того как старый шаман умер, про морскую богиню в Катаюк позабыли вовсе, и только Ахна продолжала вспоминать Седну и рассказывать о ней детям.

            — Мать моря… — прохрипела Ахна, — прекрасная девушка, которую утопил жестокий отец. Она опустилась на дно, но не умерла. Соль и вода уничтожили ее красоту, водоросли проросли в ее волосах, руки покрылись уродливыми наростами…

            Старуха закашлялась, на ее губах проступила кровь.

            — Седна мучается каждый день, каждый миг. Облегчить ее страдания можно только спустившись к ней и расчесав ее спутанные волосы.

            — Кто может погрузиться на дно моря? — удивился Амарок.

            — Шаман.

            — У нас нет шамана.

            Ахна улыбнулась.

            — Я знаю. Поэтому я и сказала, что Седна отвернулась от нас. Раньше всегда после смерти старого шамана рождался молодой. Теперь… теперь ты родился, малыш. С тобой связана судьба Катаюк. Не преследуй чавчу, пусть уходят. Если они вернутся, мы сможем защититься. А твоя сестра… если они хотели убить ее, она уже мертва. Если же нет… не ищи ее, так будет лучше.

            — Что лучше? — не понял Амарок. — Быть рабыней чавчу?

            — Инира не будет рабыней, — усмехнулась Ахна. — Скорее найдет себе сильного мужа. Чавчу не знают о том, что вы дети хозяина тундры. А жители Катаюк этого никогда не забудут, теперь, после смерти Анурята никто не согласится взять ее в жены.

            Амарок затряс головой. Несмотря на красоту Инира действительно не пользовалась вниманием мужчин. Но мысль оставить ее в руках чавчу была для юного героя нестерпимой. Проще уж было отрезать себе руку.

            — Я слышал, что говорят про нашего отца, — начала он, и вдруг осекся. — А мать? Ахна, кто была наша мать?

            Он вдруг с ужасом понял, что ничего не знал про свою настоящую мать.

            — Инира спрашивала. Я ей все рассказала, тебе сейчас не скажу. Это долгая история, а я устала. Знай только, что жители Катаюк не вспоминают твою мать, для них ее никогда не было.

            — Она была инук?

            — Да. Инук. Человеком, настоящим человеком.

            Старуха прикрыла глаза и замолчала, утомленная долгим разговором.

            — Если я не смогу победить чавчу, то люди разочаруются во мне, — сказал вождь, — тогда лучше сразу умереть.

            Глаза старухи заблестели в полумраке иглу, стали влажными от набежавших слез.

            — Что с тобой? — он заволновался.

            — Подержи меня за руку, малыш.

            Она высунула из-под одеяла высохшую дрожащую руку. Амарок неохотно подсел, сжал сухую, шершавую ладонь. Сейчас юноша не мог испытывать любви к вырастившей его женщине, он видел в ней только старость и смерть, чуждые его молодому здоровому телу. Ахна подняла руку и коснулась лица воспитанника.

            — Ты хочешь остановить бурю?

            — Должен.

            — Отдай меня Седне.

            — Что?

            Юноша решил, что ослышался.

            — Отдай меня морю. По-другому нельзя. Я опущусь на дно и уговорю ее простить нас.

            Амарок хотел уйти, но Ахна удержала его.

            — Пожалуйста, волчонок. Не хочу умереть напрасно.

            Ахна продолжала держать его руку, когда Амарок вынес ее из иглу и направился к берегу. Он вошел в волнующееся море по пояс. Налетающие сильные волны забрызгали юношу белой пеной, старуха дрожала в его на руках. Амарок положил ее в воду, но высохшее старое тело не желало тонуть. Тогда вождь инук силой погрузил свою названную мать, прижал ее к дну. Старуха не сопротивлялась, вырывающиеся из ее рта пузыри воздуха тут же уносило волной. По щекам юноши текли горячие слезы, длинные волосы намокли и наполовину скрыли лицо.

            Наконец, все было кончено. Он вздохнул и мучительно медленно вышел из ледяных волн. Море взревело громче, принимая жертву. Поднялась волна, порождаемая усиливающимся ветром. Никто не станет плакать по выжившей из ума древней старухе. Никто не вспомнит о ней и не совершит приношения на ее могиле, которой тоже не будет. Амарок дрожал на пронизывающем ветру и слушал море, ожидая ответа. Но слышал только хриплый плач моржей, встревоженных бурей…

            ***

            Инира вздрогнула, вскрикнула и проснулась. Ее большие выразительные глаза поблескивали в полумраке. Элгар не спал, он устроился возле потухшего огня и перебирал теплые угли.

            — Что случилось? — спросил он.