Бродяга. Путь ветра

А потом послышался Голос. Как ни странно, четкий и куда более звучный, чем в видениях.

— Ты рискуешь, выходя сюда. Тропа через горы скоро закончится, но конец твоей Дороги еще далек. Не ищи опасностей сверх неизбежного.

Среди утративших плотность снежных вихрей и призрачных скал показалось нечто куда более вещественное — силуэт человека. Он шел уверенно и твердо, и вокруг него мир становился на место, и видно было, что идет он в ту же сторону, что и Ян, на несколько шагов опережая его. Он казался то ближе, то дальше, уловить его очертания было трудно… И в то же время из всего, что окружало Бродягу, именно он выглядел — и был — действительно настоящим. И ветер, и снег, и камень, сливаясь в мутно-серую мглу, уступали ему без сопротивления, словно признавая за ним право идти, куда он сам пожелает.

— Кто ты? — задал Ян вопрос. Путник молча поднял руку и чуть шевельнул пальцами, приглашая идти за собою; и лишь после первого шага Бродяги ответил:

— Я — Тот, кто на самом деле есть.

И хотя слова его звучали, как на загадки из темных легенд, Ян почувствовал, что это — настоящее Имя. Или — одно из Имен.

— Ты ведешь меня по Дороге? — спросил он, ощутив, что движется куда быстрее и… иначе, чем шел до этого. Идущий впереди ответил, не оборачиваясь:

— Я открываю Дорогу перед тобой. Делаю ее возможной. Путь выбираешь ты сам.

Голос постепенно становился тише, а окружающий мир — менее размытым. Таинственный спутник — вернее, проводник — ускорил шаг и исчез вдали, так и не обернувшись.

— Куда я иду? — крикнул вдогонку Ян, борясь с ощущением падения — такое бывает иногда перед тем, как внезапно обрывается сон.

— Увидишь, когда придешь, — затихающим эхом донеслось издали; и то, что казалось снегом, рассеялось; и гранитная глыба, постепенно обретая плотность, вытолкнула Бродягу наружу, к воздуху и свету, на площадку у края ущелья. На дно его, в реку, вышедшее из-за гор солнце только что уронило густую тень. Вдали сквозь звонкий от чистоты воздух сияла бирюзовая полоса моря, ясно говорившая: горы позади.

«Забыл поблагодарить», — зарницей сверкнула мысль, которую тут же вытеснила схваченная взглядом картина: на противоположном берегу ущелья, на самом краю, полудюжина грролфов забивала человека. И хотя он еще крепко держал и меч, и посох, усталость его была очевидной, а участь — почти неизбежной.

И это «почти» привычной тяжестью легло в руки Бродяги.

Ян набрал воздуха полную грудь, до боли, — и, сосредоточившись, выбросил его в отчаянном, рвущем душу вопле…

Голова слегка кружилась от слабости и долгого лежания, ноги несли плохо — но все же несли. Из комнаты, где была его постель — в светелку (стекло было здесь дорогим, так что оконные проемы закрывали добротно сотканные полотнища Силы — и от стужи, и от лихого человека, если он, вконец свихнувшись, надумает вломиться в дом чародея).

Оттуда — в сени, безоконные, но удивительно светлые, полные свежего, напоенного травами воздуха. И дальше — на крыльцо-террасу, на звук, привычный… но не совсем.

Во дворе рубили дрова. Топливо нужно было только для кухни — дома в этой деревне обогревали подземные источники. Но старая ветвистая яблоня, поваленная зимними ветрами, так или иначе была обузой для подворья…

Рубили, видать, на всю деревню — хоть и велика семья у Иггара, не верится, что сноровистой Ривве с дочерьми понадобится так много дров на готовку…

Рубили голыми руками, шумно выдыхая в такт — и чурбаки распадались надвое, и только мастер мог заметить в момент удара голубую вспышку шинда г'фари, «бесплотного лезвия».

Происходящее здорово напоминало одну из тренировок Эльды на Торинге. Только вот ученики были постарше, было их всего трое, да и Торинг был отсюда в сотнях морских вьёрр — или в паре месяцев пути сушей… хотя кто ж так меряет расстояние до острова?

Иггар вышел из кухонных дверей, потянулся и, мягко переступая, подошел к одному из дровосеков. Понаблюдал, одобрительно кивнул, и, от души хлопнув по плечу, пошел к другому, белобрысому здоровяку, который никак не мог справиться со своим чурбаном и даже ушиб кисть от усердия.

— Заставь дурня… — вздохнул Иггар почти ласково. — Который раз показываю: не в силе дело, а в мягкости. Смотри…

Подбросив чурбачок в воздух, мастер взмахнул руками, словно стряхивая с пальцев воду — и на тронутую изморозью почву лег ворох аккуратных душистых лучинок.

— Здорово, — искренне похвалил Ян.

Иггар обернулся, довольно усмехаясь.

Детина тем временем подтащил другое бревно — немалое, сучковатое, с торчащей веткой — и сунул его в руки Бродяге.

— Может, наш гость пожелает силу показать? — простодушно осведомился он.

— Думай, что говоришь, Бьёрн! — взъярился хозяин. — Сегодня только встал, неделю отлежав, а ты ему — «силу покажи»!

— Говорят, он тебе жизнь спас, — сконфуженно забормотал парень. — Слухи ходят — великий мастер! Только ж рукой махнуть…

— Ежели кому тут помахать руками и надо, то это тебе, — буркнул Иггар сердито и добавил:

— Бревно забери, олух!

Бьёрн обескуражено пожал плечами и подхватил чурбан из рук Яна — да тут и присел, разинув рот: на мертвой ветке появились нежные зеленые листья.

— Пока земля прогреется, держите в тепле, в воду поставив, — проговорил Бродяга, поправляя куртку. — Будет вам новая яблонька. А насчет удара — слушай, Бьёрн, мастера Иггара. Да повнимательней слушай…

И неловко пошатнулся, чувствуя: прав был Иггар, рано фокусы показывать…

Иггар оказался рядом. Чуть пригнулся, поймав Яна плечом.

— Давай-ка, приятель, пойдем присядем. Поговорим… Опирайся, не боись — я тебя на этом плече от самого ущелья сюды донес, ужо до дома дотащу как-нибудь…

— …Ну, а что было делать? Ждать, пока грролфы нас в море скинут? Или пока в Шессергарде додумаются до чего похлеще?..

Ян молчал, слушая рассуждения однокашника. Вырос Иггар, заматерел… но в чем-то оставался тем самым запальчивым подростком, что когда-то влез в драку, заступившись за Бездаря.

— Я ж на письма им, — продолжал тем временем Иггар, имея в виду уже явно не Шессер, — пергамента извел — три шкуры. В ответ — ни гу-гу. Послал кристалл, прямым броском — неделю после того пластом лежал… В аккурат через неделю и удостоили ответа. Мол, все понимаем, но прислать никого не можем, самим потребны. «Для нужд Ордена»!

Ян вспомнил обгорелую поляну у реки. Не там был нужен Энтви, ох не там!

— Ну, и начал я советовать. Тому одно, тому другое. Потом староста и говорит: «Мастер, сын мой старший на гроллфов с рогатиной ходит, беспокойно мне за него. Подучить бы…» Так и начал… кхм… подучивать. На Острове, пожалуй, не сильно порадовались бы…

Сказано это было очень и очень мягко. Если бы слух о самовольном учительстве Иггара достиг Торинг-Фора, это, скорее всего, сочли бы мятежом. И уж тогда у Ордена нашлись бы два-три боевых мага для отправки в Свартан. Только Иггар точно не порадовался бы прибытию коллег…

— Не о том беспокойся, дружище, — Ян пристально посмотрел в прищуренные глаза хозяина. — За то, что меня приютил да выходил, не то что посох — голову потерять можно. Знаешь?

— А то, — хитро улыбнулся Иггар. — Как и то, что за твою голову — точнее, то, что на ней надето — не только прощение выпросить можно, а и право основать тут филиал Школы… Только я ни чужой жизнью, ни своей совестью сроду не торговал. И торговать — не буду! — закончил свартанец неожиданно резко, хлопнув ладонью по колену.

— Спасибо… спасибо, друг, — ответил, помедлив, Ян. — Думаю, я смогу остаться у тебя на время — и помочь, чем сумею.

Иггар быстро смекнул, что Обруч использует Силу не так, как их учили в школе, и что Ян при всем желании не смог бы поделиться этими способами. Но Бродяга оказался далеко не бесполезен. Ученики Лангаттара по двое-трое поднимались с ним в горы, где учились зову грролфов. От селений отходили подальше: вначале — чтобы не вызывать смеха и нареканий безуспешными пробами. А потом, когда получаться стало куда лучше — чтобы не накликать беду в случае успеха. Быстрые воды Риввы и Гинтари, двух близлежащих рек, набравшись сил с весною, исправно топили сыпавшихся с обрыва земляных чудищ. Бьёрн, незадачливый дроворуб, оказался одним из самых способных к зову и, в свою очередь, учил Яна местным песням, коих знал великое множество.