Магия цвета ртути

— Магия такого типа, — заметил внимательно слушавший патриция Куч, — для основателей была обычным делом. Некоторые ученые даже утверждают, будто само Время Мечтаний представляло собой некое могущественное заклятие, обращавшее реальность в своего рода податливую иллюзию. Предполагают, будто основатели могли делать все, что хотели... как может человек во сне. — Он усмехнулся. — Конечно, это лишь гипотеза, но некоторые принимают ее на веру. Насчет всего, имеющего отношение к основателям, существуют разные мнения.

— Но Нарбеттона заколдовали вовсе не основатели, — указал Карр. — Неужели эти чары нельзя нейтрализовать?

— В теории можно, но существует великое множество магических связей, и разорвать иные из них бывает очень трудно, ибо это чревато нарушением баланса. Как в случае с тво... — продолжил юноша, повернувшись к Кэлдасону и явно желая сказать «с твоей проблемой», но осекся и торопливо пробормотал: — С твоим народом. Ведь у квалочианцев магия особая, то есть, я хочу сказать, они не... — Паренек покраснел. Его ощущения были сравнимы с тем, как если бы он, прыгая с горячей сковородки, попал в открытое пламя.

Кэлдасон смерил Куча мрачным суровым взглядом, но неожиданно пришел ему на выручку.

— Это верно, квалочианцы относятся к магии и оценивают ее совсем по-иному. В отличие от вас мы не считаем магию мерилом человеческого статуса.

— Как странно, — задумчиво произнес Карр, то ли не заметивший оплошности Куча, то ли решивший оставить ее без внимания.

— А почему люди так предубеждены против квалочианцев? — спросил Куч и тут же пожалел об этом: вдруг опять с его языка сорвались не те слова?

Однако Рит не стал его укорять.

— Полагаю, — сказал он, — квалочианцу не так-то просто ответить на этот вопрос. Если в наши лица метят сапогом, мы и видим этот сапог. Нам не до причины.

— Полагаю, частично причина коренится в чувстве вины, — осмелился высказаться Карр. — Что ни говори, а квалочианцы были первыми обитателями Беальфы.

— Но ведь это только легенда, не так ли? — заметил юноша.

— Может, для кого и легенда, но не для моих соплеменников, — холодно произнес Кэлдасон, и паренек снова пожалел о том, что не придержал язык.

— Так это или нет, — заявил Карр, — но их лишили гражданских прав и уже на моем веку ликвидировали последние квалочианские анклавы. Думаю, власти Беальфы просто стремились захватить эти земли.

— А вот я так не думаю, — возразил Кэлдасон. — Оглянись вокруг: свободных земель у Беальфы в избытке.

— Ну, а чем бы объяснил подобную нетерпимость ты?

— Нашим свободолюбием. Никто не любит непокорных. Ну и тем, что мы — народ воинов. Когда мой соплеменник появляется на свет, ему в руку вкладывают меч, и каждый из нас мечтает расстаться с этим миром, тоже сжимая рукоять клинка. — На долю мгновения суровый взгляд Рита сделался чуть ли не мечтательным. — Но если ты хочешь знать настоящую причину того, почему нас сторонятся, так это потому, что мы — другие.

— Люди, которые ненавидят вас за это, должно быть, глупы, — решил Куч.

— Никогда не позволяй себе недооценить противника. Порой ему не хватает не мозгов, а совести.

— Хорошо сказано, — одобрил Карр.

Последние несколько часов путь их пролегал по зеленой, изобиловавшей деревьями местности, но теперь растительность поредела. Впереди показалась развилка: дорога похуже — неровная, каменистая — вела на запад.

— Сворачивай туда, — посоветовал Карр. Кэлдасон нахмурился.

— Почему?

— Кое-куда заедем.

— А я думал, что ты торопишься вернуться.

— Так оно и есть, но до Валдарра еще два дня пути. Нам нужны вода и провизия, и все это мы можем получить недалеко отсюда.

— В самом деле — «недалеко»?

— Пара часов езды. Кроме того, там есть то, что мне хотелось бы вам показать.

— Патриций, я не любитель сюрпризов.

— Этот сюрприз кое-что объяснит тебе. И поверь, надолго мы не задержимся.

Кэлдасон промолчал, но с главной дороги свернул.

Боковая дорога, вся в рытвинах и колдобинах, пролегала сначала через поросшую кустами и редкими, чахлыми, почти голыми деревцами пустошь, а потом и вовсе запетляла по унылому мшистому болоту с зеркалами стоячей воды и выступавшими из трясины белесыми камнями. Резкий запах гнили невольно заставлял морщиться.

— Ну и местечко, — пробормотал Куч, оглядевшись по сторонам, когда их повозка поднялась на невысокий холм.

— Да, на эту землю больше никто не претендовал, вот она им и досталась, — отозвался Карр.

— Кому «им»?

— Скоро увидите.

И действительно, спустя некоторое время впереди показалось селение, вернее кучка строений, которые роднило между собой разве что полное отсутствие какого-либо общего стиля. Одни дома были построены из дерева, другие — сложены из камней, с соломенными и тростниковыми крышами. Кое-где высились круглые хижины, такие же, как на родине Рита. Местные жители, насколько было видно, занимались самыми обычными делами.

— Постой, — сказал Карр, приподнявшись на колени и взглянув на селение поверх головы Кэлдасона. — Прежде чем мы явимся туда, вам обоим не помешает кое-что узнать.

Рит натянул вожжи, и лошади остановились так резко, что у них взметнулись хвосты.

— Выкладывай, в чем дело?

— Это община бролиадцев, точнее то, что от нее осталось. Название она получила в честь основателя, организовавшего ее десять лет назад. Он тоже был из числа несогласных с существующими порядками и собрал вокруг себя разношерстную компанию сторонников, которых объединяло только одно — желание быть свободными от вмешательства государства. В народе эти люди более известны как «неповинующиеся».

— Слышал я о таких, — сказал Куч. — Они ведь пацифисты или что-то в этом роде?

— По большей части. Они пытаются противиться имперскому господству ненасильственными методами, а в повседневной жизни стараются ограничить общение с властями, что, конечно, весьма непросто.

— Само собой, — буркнул Кэлдасон, глядя на деревню, — предпочитают сидеть в этом жабьем болоте, а не бороться за свои права.

— Понимаю, — вздохнул Карр. — Тебе, воину, трудно будет понять их требования.

— Почему? Я готов с уважением отнестись к миролюбивым людям, особенно если они действительно придерживаются своих убеждений.

Весьма похвально. Но я не это имел в виду.

— А что ты имел в виду?

— То, что это община пацифистов. Иными словами, на ее территории не допускается ношение какого-либо оружия. Посетителям предписывается сдать его при входе. Исключений не делается.

Выражение лица Кэлдасона напугало Куча — паренек решил, что сейчас патрицию как следует достанется. Рит, однако, ограничился тем, что проворчал:

— Выкинь эту чушь из головы. Просить квалочианца отказаться от оружия, это все равно что... — Он замолчал, пытаясь найти подходящее сравнение.

— А ты обмани их, — предложил Карр.

— Я смотрю, в тебе опять заговорил политик.

— Во мне говорит здравый смысл. Тебе твои обычаи не позволяют расстаться с оружием, им — допустить в селение вооруженного человека. Сдай то оружие, которое на виду, остальное — спрячь, и все будут довольны. Хотя тащить туда оружие столь же бессмысленно, как брать с собой топор, чтобы защититься от новорожденных котят.

— А они не потребуют дать слово, что у меня нет припрятанного оружия?

— С тебя нет. Они возьмут слово с меня, мы ведь знакомы.

— А тебе не кажется, что ты злоупотребляешь их доверием?

— О злоупотреблении можно будет говорить, лишь если оружие будет пущено в ход, но ведь этого не случится, не так ли?

Прежде чем квалочианец успел ответить, Карр повернулся к Кучу.

— А ты, молодой человек, можешь стереть с физиономии свою самодовольную ухмылку. Магия там тоже под запретом.

— Что? — изумился Куч, которого этот запрет потряс больше, чем неприятие жителями оружия. — Без магии? Совсем? Да как же они вообще живут?

— Вижу, эти люди не совсем лишены здравого смысла, — пробормотал Кэлдасон.