Дорога в небо

Он медленно сел, скосил глаза на птицу. За её лапы в редком согласии цеплялась неуживчивая двойка. Сюрфюс задрожал от нахлынувшей злости, поднялся. Уже слышались голоса. Из-за поворота вынеслась дорожная карета, запряжённая парой динозавров на старомодный манер. Она остановилась в десяти шагах от полковника, дверца распахнулась, наружу выбрались двое незнакомцев в богатых халатах и глупых баснословно-дорогих шапках. За ними — Марлиз, тотчас обшарившая пустырь расширенными, остекленевшими глазами.

Раньше чем весены успели сделать шаг навстречу, полковник оказался перед ними. Один невольно отступил назад, другой замахнулся свитком с печатью самой Главнокомандующей, и закричал, не давая вставить слово:

— Вы сорвали испытания! Не имели права вмешиваться!

Сюрфюс, не затевая спор, выхватил свиток, сломал печать и развернул пергамент раньше, чем люди успели опомниться. В глазах голосистого весена мелькнул испуг, лицо второго застыло, словно произошло непоправимое.

— Верните документ! — с тихой угрозой потребовал первый.

Сил'ан уставился на него взглядом, которому Кэльгёме мог позавидовать.

— Ты не с человеком разговариваешь, — медленно, с отчётливыми интонациями морита, напомнил полковник.

Весены замолчали. На скулах первого играли желваки, второй, совсем бледный, отчаянно потел. Сюрфюс вложил свиток в чужие негнущиеся пальцы:

— Убирайтесь, — велел он.

Второй немедля бросились к карете, спотыкаясь и путаясь в одеждах. Первый повернулся, словно деревянный истукан, влез внутрь, захлопнул дверцу.

— Нарушение субординации! — закричал он, когда карета тронулась. — Вы ответите за гибель птицы! Ваше отношение к подчинённому ни для кого не секрет!

Сюрфюс медленно опустил ресницы.

— Испытатели в порядке, — будто сквозь толщу воды донёсся голос Марлиз.

— Какой же я дурак, — пробормотал полковник.

— Что, прости? — майор подошла ближе.

Она пыталась говорить весело, но глаза её выдавали. Она понимала: его ждут суд и позорное отстранение. Нельзя нарушить приказ Гланокомандующей, и Марлиз растерялась, понадеялась, что птица другая, не удержала испытателей, не запретила взлёт. Только отправила записку.

Полковник улыбчиво прищурился:

— Я улетаю домой, а ты жди распоряжений из Гаэл, — велел он и неторопливо поплыл к своей птице. В седло, вопреки обыкновению, поднялся по крылу. Марлиз помахала рукой, он кивнул в ответ и громко сказал: — Не пиши стихов.

Прежде всего, он направился в Кехе, к дому Ю-Цзы. Тот стоял на горе, по склону которой взбирался чистый, маленький городок с красными чешуйчатыми крышами и мощёными улочками. Плющ обвивал колонны из чёрного мрамора, поддерживавшие портик. В просторном чреве каменного дома всегда было сумрачно и прохладно.

Ведьма наблюдала из окна за посадкой птицы, а затем вышла навстречу гостю. Она была одета в красное шёлковое платье по моде Города, открывавшее высокую грудь. Смуглая, с волосами цвета гибнущего Солнца — уроженка Осени — она любила закатные тона и украшения, сочетавшие невесомую лёгкость лент и тяжесть бронзовых цепочек.

— Облачный вечер, — голосом вязким, словно мёд, приветствовала она. — Ю-Цзы? Он сейчас у моей родни, в Осени. Пойдём, — она привела полковника к беседке в зарослях папоротников. — Что случилось, Сюрфюс? Лет двадцать назад у тебя в последний раз был такой вид.

Сил'ан вздохнул, опустился на скамью, отключил маску.

— Ты знаешь, где ваша птица?

— Какая птица?

— Лесть, — резко оборвал полковник, обратившись к женщине по имени.

— Не сердись, — улыбнулась та. — Зачем она тебе нужна?

— Ты ответишь?

Ведьма игриво рассмеялась:

— Сегодня ты скучный. Птицу потребовали в Город.

— Кто?

Лесть кокетливо покачала пальчиком:

— Не дави. Сам знаешь, такая информация секретна. До поры до времени.

Сюрфюс посмотрел на сцену, выложенную мозаикой на полу.

— Птицу вам не вернут. Она разбилась сегодня. У нас. Согласно приказу Главнокомандующей, её нагрузили боевым седлом и моей «проблемной» парой.

Ведьма тихо ахнула.

— Это ещё не вся история, — заверил её полковник. — Меня выманило — иначе не скажешь — в посёлок лицо Сокода.

— Ин-Хун не кажется мне способным…

— Не перебивай. Потом я отобрал приказ. (Лесть тяжело вздохнула.) С ним всё в порядке: составлен без изъяна, заверен — я уже говорил. Только отдал его квартен-командир из Льера. И те, кто им размахивал перед моим носом, об этой неприятности безусловно знали.

Ведьма прищёлкнула языком:

— Значит, ты забрал приказ, чтобы узнать имя.

— Но оно ничего не даёт. Квартен-командира могут хоть на виселицу отправить, если Вальзаар будет настаивать. Мне это не поможет.

— Постой-постой, — забормотала Лесть. — Погоди немного. Не сам же он печать поставил? Его имя там, понятно, чтобы концы в воду. Повтори ещё раз, как его зовут? — она внимательно выслушала, пошевелила губами, запоминая. — Его семья занимается текстилем, кажется?

— Я так думаю, — согласился полковник. — Разве важно?

— Всё важно, пока мы не знаем точно, что важно, — отговорилась ведьма. Нижние веки поднялись, превращая карие глаза в тёмные щёлки. — Вальзаар, конечно, во всём обвинит тебя?

— Не «конечно», — с долей недовольства поправил Сюрфюс, — но да. У него есть основания считать меня зарвавшимся глупцом.

Лесть усмехнулась, одними губами.

— Я узнаю, кто поставил печать, — уверенно решила она. — Это кто-то из потомков Даэа. Он или тот, кто с ним заодно, забрал птицу. Но Вальзаар никогда не позволит назвать такое имя. Ни один кё-а-кьё не позволит. И даже если тебе удастся выдвинуть обвинения, никто тебя не поддержит: ни люди, ни сородичи. Первые, пока в своём уме, не замахнутся на Гаэл. Вторые… ты сам лучше знаешь, всё сложно. Разве заручиться поддержкой ментальщиков, но я не вижу их выгоды.

— Не строй замков из песка, — полковник поднялся. — Сначала выясни всё, что сможешь, и сообщи мне. Тогда подумаем.

— Ты не справишься один, — настойчиво сказала ведьма, провожая его. — Есть же в кёкьё те, с кем ты близок. Хотя бы один. Попроси его помочь. Пусть слушает Город и наблюдает за людьми. Эхо предшествует событиям в политике, но ты, я, Ю-Цзы — не слышим его. Мы слишком далеки от Гаэл.

Глава IX

Когда остановились на летней границе, Хин решил, что тут всё и кончится. Трое рослых мужчин с ножами наголо ввалились в комнатку, хрипло крича. Одезри не мог их понять, Ичи-Ду бестолково лез вперёд, так проворно, словно обзавёлся десятком лишних рук и ног — Хину никак не удавалось его оттолкнуть — и, видят Боги, схлопотал бы в глаз, а то и чего похуже. Но, откуда ни возьмись, явился Эрлих, угрожающе зарычал на гортанном наречии. Ему ответили со звериной лютой злобой.

Ичи-Ду осел на постель. Он широко раскрыл глаза, забывая моргать; его взгляд бегал по ощерившимся лицам весенов. В коридоре маячил Чанакья — безмолвной тенью, с непоколебимой, жадно-торжественной уверенностью в удачном исходе. Глядя на Эрлиха, взъерошенного, пыльного, издёрганного, Хин неожиданно подумал, что фанатичная вера подданных и родни скорее изводит потомка эльфов, чем поддерживает.

Крики стихли, сменившись полными ненависти обещаниями свистящим шёпотом. Пограничники вышли, Чанакья тут же куда-то исчез. Эрлих мимолётно оглянулся — метнулись в золотистом свете соломенные кудри.

— Тот раз пропустили спокойно, — кашлянув, пробормотал Ичи-Ду. — Только в подорожную заглянули, — добавил он после длительной паузы и закончил совсем тихо: — Правда, держали её вверх ногами…

Эрлих шумно выдохнул, опустил голову, так что волосы завесили лицо. Жест напомнил Келефа.

— Личные счёты? — спросил Хин, разглядывая чужую макушку.

Потомок эльфов тряхнул головой:

— Какая разница? — бросил он почти зло. Вышел, с размахом задвинув дверь.

Снаружи царила ночь, до того непроницаемая, словно кто-то завесил окно тёмной тканью. В настоящем стекле появилось бы отражение комнатки и двух людей, а бок гусеницы не отражал ничего — чёрный прямоугольник в стене, за ним изменчивая бездна человеческой души.