Ищейки Смерти

— Да, Спайкниф всех изрежь, я сам не свой! — вспылил Моррот, вскочив на ноги.

— Морри, ты чего? — в оранжевых зрачках кротихи блеснула растерянность. — Его ведь проткнуло копьё врага, — она поднялась и положила руку на плечо собеседника. — Великая героическая смерть: Могучий Моол доволен Фирротом. Мне непонятна твоя печаль…

— Мне самому непонятна, — окрысонился Моррот и стряхнул руку Тиры, — ясно тебе, самка? Чего ты ходишь за мной попятам?

— Я… — слёзы заблестели в красивых выпуклых глазах Тиры.

— Всё ты и можешь, что морочить мне голову! — продолжал Моррот. — Куда ни пойду, вечно ты тут как тут. Сколько раз ты подставляла меня в бою? Сколько раз ты бы уже кормила червей своим телом, не поспей я вовремя? Это, — крот выпятил грудь с едва зарубцевавшимся шрамом, отвратительной багровой змеёй выевший густые короткие волосы, — помнишь? Лучше бы тогда не закрывал твою ветреную голову. Может тогда в ней хоть что-то зашевелилось бы!

Тира стояла молча, опустив голову, хлюпая носом, изредка вытирая слёзы тыльной стороной когтистой ладони.

— Да, в следующий раз я хорошенько подумаю, прежде чем идти тебе на помощь, — уже спокойно сказал Моррот. — И вообще, может, ты хоть сейчас расскажешь, зачем меня преследуешь? Поначалу это всё было забавно, но сейчас… Очень утомляет, поверь мне.

Тира подняла заплаканные глаза на Моррота.

— Ну, почему? — прищурился тот.

— Почему? — спросила она и, казалось остановившиеся, слёзы вновь брызнули из глаз. — Да… потому… я… люблю тебя, бессердечный ты сын змеи! — еле выдавила сквозь нарастающие потоки слёз кротиха и побежала прочь из палатки.

Моррот хотел побежать следом, но что-то внутри остановило его. Тира… Не сказать, что непревзойдённая красавица. Средние и не отталкивающие, и, в то же время, не манящие черты лица. Простая, округлая фигура. Ничего особенного. Ну, разве что приятные, можно даже сказать, красивые глаза цвета предзакатного солнца. И, чего уж не замечать, широкие мускулистые руки: такие бугристые и жилистые. Прямо как нравится Морроту. Ну и что? Таких «красавиц» у него полон Новый Бур остался. И каждая признавалась в любви. Каждая, затаив дыхание, дожидается его возвращения. И, разумеется, каждая просто мечтает завести от него детей. У некоторых это уже, кстати, получилось… А о том, чтобы создать семью — ночами и днями грезят.

Странно. Моррот всегда удивлялся несправедливости и нерациональности женщин. На некоторых самцов, таких как он, к примеру, они буквально охотятся. Бегают стаями, выцарапывают друг дружке глаза… Но почему-то неоправданно холодны к остальным, которые, по большому счёту, ничем не отличаются от тех «избранных»: две руки, две ноги, одна голова, один обрубок хвоста… Так ведь нет! Вместо того, чтобы осчастливить других, а главное — самим быть счастливицами, женщины буквально отравляют жизнь соперничеством, склоками, завистью и изменами!

Но в Тире что-то есть. Непременно что-то есть! Она не похожа на остальных самок. Вернее, не так сильно похожа… И дело тут не в том, что она служит в регулярной армии. С этим предрассудков как, к примеру, у примов или драгов, нет. Если на то уж пошло, армия на четверть состоит из самок. Да, их практически никогда не назначают на высокие должности, требующие стальных нервов и молниеносных решений. Ну и что? Самка-пехотинец в бою ни доблестью, ни силой, ни духом не отличается от самца!

Марш-бросок, как и всегда, продлился до полнейшего истощения бойцов. За это время двое солдат погибли в металлических челюстях противопехотных капканов. Магические хвори и заразы успешно удавалось отбивать силами собственных волшебников.

Глухой ночью Моррот проснулся от громких возгласов. Выбежал из палатки.

Поймали вражеского убийцу-смертника. Стрек лежал у костра, залитый собственной белой кровью. Его крылья, ноги и руки были переломлены, панцирь весь в трещинах. Он хрипло глотал воздух. Так тяжело ему это давалось, что каждый вздох казался последним. Но нет: жажда жизни присуща каждому. Даже смертнику…

Кроты толпились возле него кругом. Никто больше не избивал: ещё один удар, и стрек точно подохнет. Все ждали Главу.

Толпа расступилась в благоговении: к стреку твёрдым шагом приближался неимоверно широкоплечий, высокий крот с гладковыбритым до розовой кожи лицом и головой. Кирфаор был одет в лёгкий доспех лучших мастеров Стальни, за его спиной бугрился на ветру чёрный плащ с гербом Нового Бура: воткнутыми в землю мечом и трикогтевиком. За ним следовала свита генералов и боевых магов.

— Скольких эта тварь успела? — голос Главы города был прост, спокоен, но ужасающая печать ненависти таилась в нём.

— Ваше могущество, четверых перерезал во сне, мерзота, — донеслось из толпы.

— Четверых наших доблестных бойцов за этого недоноска… — Кирфаор подошёл к истекающему кровью стреку. Дрожащее пламя костра десятками мелких огоньков отражалось в сетчатых глазах убийцы. Стрек лежал неподвижно, всё так же тяжёло дышал, воздух с булькающим свистом выдувался из пробитого лёгкого.

— Жаль, что эти безбожные твари не показывают свой страх, — горько вздохнул Глава и в ту же секунду его когти вонзились в шею недрогнувшего убийцы.

Кирфаор поднял за жвало отчленённую голову, умелыми движениями снял скальп. Остатки головы бросил в ещё извивающееся в конвульсиях безглавое тело.

— Во имя Моола! — прокричал Глава, подняв скальп над своей головой. И его голос был подобен зовущим в бой трубам.

— Во имя Моола! — вторили все оглушающим хором, сев на колени, в ожидании молитвы.

— О Великий Моол, царь подземных владений! Твоя сила безгранична! Твои деяния — неоспоримы!.. — молился Кирфаор. Толпа шёпотом повторяла за ним.

Странно, но уже в который раз во время молитвы Моррот ощутил невероятную лёгкость, беззаботность, свободу. Прямо как тогда, в палатке, с закрытыми глазами… До того, как Тира всё испортила.

— … Да встрепенутся все неверные от имени твоего! Да преклонится пред твоим величием верный! — закончил Кирафор, бросил тёплый скальп на ближайшую повозку с трофеями и отправился в покои. Свита генералов и магов последовала за ним.

Не было в армии Нового Бура ни одного солдата, который бы не знал этой молитвы наизусть!

Следующий марш-бросок был прерван внезапным нападением вражеских отрядов. Несколько десятков стреков и дюжина боевых бобросов. Они хотели застать последний эшелон кротов врасплох. Не получилось. Неприятель сражался отважно, до последней капли крови. Моррот не сумел сдержать обещание и поспешил на помощь окружённой бобросами Тире. Болты его арбалета безжалостно настигали двух чешуйчатых зверей, а, когда подбежал ближе, в ход пустил когти. Но благодарить девушке за спасение некогда: битва со стреками была в самом разгаре.

Нападение совершено от беспросветного отчаяния — каждый понимал это. Возможно, отряд неприятеля совершил его наперекор воле главного командования. Это не метод военных мужей Митары — так неорганизованно и такими мизерными силами нападать.

Кроты с минимальными потерями перебили всех нападающих.

Но если бы всё ограничивалось одним боем. Противопехотные капканы здорово помотали нервы сапёрам. Это задерживало продвижение. Но, слава Моолу, на этот раз обошлось без жертв. С участившимися заклинаниями магических болезней тоже удалось справиться.

Ночью, как и всегда, разбили лагерь.

После молчаливого ужина, уставшие солдаты разбрелись по палаткам.

Когтистая четверня нежно ухватила Моррота за руку. Он раздражённо обернулся:

— Что такое? Я хочу спать.

— Морри, я… — замялась Тира. — Я… просто хотела сказать…

— Ну, чего там ещё? — буркнул крот.

— Спасибо тебе… Сегодня в бою… Ты говорил, что не поможешь, а помог…

Моррот посмотрел ей в глаза, приоткрыл рот, но слова грудой камней застряли в горле. Выпуклые глаза Тиры отражали звёзды. Тепло её руки приятно грело. Даже не грело — обжигало.

«Да ну это всё!» — подумал Моррот и страстно поцеловал Тиру.

Этим поцелуем он поджог фитиль, который быстро догорев, взорвал бомбу страсти.