Хранители времени

— Э нет, ты плохо знаешь людей! — Саня наставительно поднял палец вверх. Неужели догадался? Непохоже. — Мы живём и выживаем даже там, где тараканы дохнут! Эй, Идио, а кто умер?

— Никто, — мрачно отвернулся тот. — Пока.

— Вот когда умрёт, тогда и будешь кукситься. Ну что, товарищи, кто-нибудь видит что-нибудь похожее на деревню? Я наблюдаю только знакомый пейзаж средней полосы России без малейших признаков народонаселения.

— А ты принюхайся, — посоветовала я. Брат послушно посопел. — Ну, чуешь?

— Да. Болото, — хмуро изрёк он.

— Дымом пахнет! А вон, видишь, у озера?.. Да нет, вряд ли. В общем, деревня там, поверь ведьмачьему глазу.

— Поверил один такой, — Саня отвернулся и заворчал себе под нос: — Где справедливость? Ей всё и сразу, а бедный чародей крутись без всякого апгрейда…

— Вам кажется. Это просто холмики, — в сторону заметил Идио.

— Как холмики, когда деревня?! — возмутилась я. — А ну за мной!

2. Марш-бросок.

Саня вылил воду из кроссовки и шлёпнул себя по шее, кровожадно расправляясь с комаром.

— И?

Русский язык богат, велик и могуч. Настолько богат, что практически к любому слову в нём можно с ходу подобрать десяток синонимов. Настолько велик, что лингвисты до сих пор не могут разобраться, какой вариант считать правильным, «творог» или «творог». Настолько могуч, что любую длинную фразу в нём можно запросто заменить одним словом.

"Как это?" — удивится наивный европеец. "Запросто", — ухмыльнётся представитель любого славянского народа и не замедлит с примерами. С какими — пусть каждый решает в меру своей испорченности. А моим любимым словом навсегда останется "и?", которым можно без потери смысла заменить не только "Что вы думаете, многоуважаемый коллега, по поводу этого редкого образца итальянской живописи эпохи раннего Возрождения?" и "Гдетышлялсявсюночьгадподонокмерзавецмамабылаправа!", но и всё то, что находится в диапазоне между ними.

В данном случае это означало "Куда ж ты, тропинка, меня завела?"

Тропинке ответить было нечего. Она уныло ковыряла землю ботинком.

— Ну-ну… — "А я отвечу — в болото! Где мокро, сыро и нету деревьев! Кое-кто поперся напрямик! Кой-кому выпендриться хотелось! Вот пусть теперь этот «кое-кто» и прыгает по кочкам!"

Я полюбовалась на ямку и принялась ковырять вторую.

— Молчишь? Вот и молчи! — многозначные слова кончились, осталось только возмущение. — Потому сейчас я прав! А раз я прав, все за мно-о-ой!.. — Я не успела его остановить. Кочка утонула, и брат по пояс провалился в болото. Выразительно помолчал, обдумывая, каким идиоматическим выражением можно выразить свои чувства, но так и не нашёл его. Полоснул меня бритвенно-острым взглядом. — Яна. Ни слова. Ни слова! Идио — веди.

Тот покорно кивнул, по-прежнему являя собой картину маслом "Вселенская скорбь" и шагнул вперед, палкой ("Заметь, палкой, а не ногой, как некоторые… герои", — тут же заметил внутренний голос) прощупывая перед собой дорогу. Через каких-то десять минут мы уже стояли на краю болота. Великая вещь — чутьё…

"И здравый смысл, детка, и здравый смысл. Спросила бы Идио, зачем ему палка, и не пришлось бы изображать кролика, прыгая по кочкам. Или нашей Jae'naine обязательно нужно набить свои шишки? О командной игре мы не знаем? Ничего, я поясню, и фиг ты меня заткнёшь… Так вот, ты — ведьмачка. Учись быть ведьмачкой… как? А мне почём знать? А Идио пусть будет проводником, у него это гораздо лучше получается, парень-то ближе к дикой природе, чем вы, городские цветы. Так что прими ad notam, к сведению… Слушай, ты хоть латынь-то вообще учила? Два года в меде, год на юрфаке и по-прежнему не в зуб ногой?"

— Куда теперь? — страдальческим голосом спросил Идио, прерывая занудные нравоучения моего alter ego (утрись, я помню латынь!).

— Держи курс на холмики, — напомнила я, пытаясь очистить ботинки от болотной грязи и с сожалением убеждаясь, что она по всем свойствам идентична клею "Жидкие гвозди". — Думаю, через полчаса… — Справа что-то зашуршало. — Что такое?

— Змеи, наверное, — равнодушно обронил проводник, раздвигая палкой траву. — Не бойтесь, они вас не тронут, если их не задевать…

— Ты что несёшь, идиот? — сдавленным шепотом спросил Саня. — Прошлого раза мало?!

Я удивлённо обернулся. Отважная дри… ведьмачка стояла очень прямо, опустив руки и совершенно безумным взглядом обводя заросли высокой травы, и я с некоторым опозданием сообразил, что в тот раз, похоже, дело было вовсе не в количестве, а в самих мерзких извивающихся гадах…

Но слово не горобец, порхнёт — не словишь.

— Ну что же ты? — стараясь говорить спокойно и уверенно, позвал я. — Идём! А то до вечера никуда не доберёмся.

— Я никуда не пойду.

— Да что тут бояться-то? — удивился я. — Ты же ведьмачка, змеиные яды на тебя не действуют! Куснут разок, подумаешь…

Тирон застонал.

— Я сказала. Я. Никуда. Не пойду, — раздельно произнесла я. — Я просто не могу. Спасибо, но нет. Может, в другой раз и в другой жизни… но не сегодня.

— Хорошо, как хочешь, — поразительно легко согласился Саша. — Идио, дай мне, пожалуйста, свою палочку.

— Зачем тебе па… — Мне показалось, что в голове взорвалось солнце. Земля с небом попытались поменяться местами, и я потеряла своё бесценное, замутненное сознание.

— Вот так. И можешь не благодарить, сестрёнка, — заключил Тирон, опуская палку.

— Вы, правда, думаете, что она будет вам благодарна? — с сомнением произнес я.

— Нет. Скорее попытается прекратить мои жизненные функции путем сжатия шеи*.

*Малоизвестная человеческая пытка "Обними меня покрепче" (комм. автора — но при чём тогда шея?)

Сознание возвращалось медленно, рваными лоскутьями, и первое, что я ощутила, вынырнув из беспамятства, это мягкое покачивание, какое бывает, когда кто-то несет тебя на руках. Потом к покачиванию прибавилось ощущение жесткой подушки под левым ухом, и я поняла, что меня действительно кто-то несёт на руках, и что этот «кто-то» — Идио. У Сани для такого подвига силёнок бы не хватило.

Зато бить сестру по голове у него получалось замечательно.

"Ох, что я с тобой сделаю, брат! — мстительно подумала я. — Точнее сказать, что я с тобой не сделаю! Да чтоб тебя мантикора сожрала! Чтоб тебя дракон спалил, потоптав для начала! Чтоб тебя… Но удар был хороший. Сильный".

Голова гудела так, словно в ней с топотом носилось стадо бешеных носорогов, а на веках, кажется, лежали килограммовые гири. Я ещё раз помянула братика недобрым словом и, решив временно побыть самой тяжелобольной в мире, стала прислушиваться к своим ощущениям.

Ощущений было много. Солнечные лучи, скользящие по лицу. Шелест травы под чьими-то ногами. Жужжанье пчёл. Стрекот кузнечиков. Отдалённый плеск воды. И голоса.

— Ещё не пришла в себя? — это Саша. Голос звучит виновато. Так тебе.

Вздох.

— Нет, — это Идио. Милый мальчик. И несет меня бережно, как хрустальную вазу. — Вы слишком сильно ударили её по голове.

— Да… Ну ничего, у неё котелок крепкий, и не такое выдерживал. Тебе не тяжело?

Сань, с какой, интересно, стати ему должно быть тяжело? Он же сильный, как твой тёзка Карелин, троих таких как я поднимет и на край света отнесёт! Ты все-таки удручающе ненаблюдателен, братик.

Тяжелый вздох.

— Что вы, она легкая, как перышко. Одно слово, — очень тяжелый вздох, — дриада.

— Мой Гамлет, прочь отбрось ночную тьму и посмотри на Данию с любовью.

— Вы это о чём?

— О том же, о чём и ты.

— А я о чём?

— Вот и я об этом. Что случилось-то, а? Мы тебя обидели? Ты будто на эшафот топаешь.

— Вам кажется. Я в полном… — пауза, — порядке.

— Ну-ну… Ой. — Удивлённо. — Эй, смотри! — Восторженно. — Нет, ты смотри!

— Я и смотрю. — Уныло.