Корона на троих

- Теперь я понял, ты - брат Вулфи. Вас ведь двое. И кто бы подумал, что вы будете так похожи. - Он задумчиво посмотрел на юношу. - Ты знаешь, это действительно изумительное сходство.

- Она никогда раньше не летала. Как вы думаете, она не поранится?

- Думаю, нет, - сказал Клути небрежно. - Ты в последнее время не встречал где-нибудь своего брата?

- У меня нет брата.

- Есть. Папа Одо продал мне его, когда вы были еще младенцами. Его зовут Вулфрит, и он пропал.

- Это меня не волнует. Бернис пропала! Я должен идти за ней.

- Доброго пути, - сказал Клути. - А мне еще надо отыскать Вулфрита. - Он дружелюбно помахал Данвину рукой, повернулся и начал обратный спуск.

А Данвин поплелся в гору, придерживаясь восточного направления: туда, где исчезла Бернис.

Глава 15

- Вот, - сказал Фрэнк Вулфриту, - надень это и не задавай вопросов.

Вулфрит осторожно взял загадочный предмет из рук Фрэнка и внимательно изучил его. Во время долгого пути от селения Вонючие Ягоды вниз, в богатые долины, юноше казалось, что его компаньоны совершенно нормальны. Они давали ему еду, останавливались, когда он уставал или хотел удовлетворить разные естественные нужды. Мангли не участвовала в разговорах, но было что-то совершенно особенное в том, как она двигалась и как временами на него смотрела. Иногда Вулфриту казалось, что у него скопилась целая куча вопросов, на которые сможет ответить только она одна и при этом обойтись без слов.

Но неугомонный человек по имени Фрэнк смущал его гораздо больше: он настойчиво продолжал называть Вулфрита Данвином. По несколько раз на дню интересовался, не помнит ли юноша папу Одо, маму овечку и другую подобную ерунду. Вулфрит каждый раз отрицательно тряс головой, и Фрэнк отходил, что-то недовольно бормоча.

До следующего раза.

Однажды Вулфрита охватило страстное желание плюнуть на загадочное предприятие и отправиться домой в пещеру. Но соблазн побывать во дворце был слишком велик. Юноша никогда не видел подобных диковин. Точнее, он только читал о них в изъеденных червями книгах Клути. Из книг следовало, что дворцы, как правило, заселены барышнями исключительной красоты.

О барышнях Вулфрит имел весьма смутное представление. Когда он спрашивал о них у Клути, учитель обычно надувал щеки, невнятно хихикал - на лице у него появлялось выражение "сейчас-я-тебя-надую" - и отвечал:

- Барышни - это редкий сорт вишенок.

Но Вулфрит не верил, что гидрангианская армия стала бы сражаться с горгорианцами из-за каких-то ягод. Да и как может вишня-черешня испытывать страдания? Испугавшись, что ее пустят на варенье?

Нет, он обязательно должен посетить дворец, хотя бы чтобы разобраться с барышнями. А это означало, что придется терпеть мелкие причуды Фрэнка.

Однако последнее предложение вывело Вулфрита из себя.

- Что это? - спросил он, держа предмет кончиками пальцев и отстранив от себя на длину руки.

- Не важно. Надень!

- Если я не знаю, что это такое, как же я буду его надевать? - удивился юноша и подкрепился очередным бутербродом из корзиночки Мангли.

Фрэнк вздохнул и прислонился к дереву. Случайному прохожему должно казаться, что они - трое гуляк, веселящихся на пикнике. Эту хитрость королевский курьер использовал уже много раз после того, как движение на дорогах стало гуще, а необходимость прятать лицо Данвина - более внезапной. Но сейчас Фрэнку было не до веселья. Два дня в обществе придурка выбили из него половину прежней жизнерадостности и начисто лишили терпения. Интересно, есть ли еще на свете тупицы, подобные Данвину? Если да, то Фрэнк отдал бы годовое жалованье, лишь бы никогда их не встречать.

- Это маска. Она скрывает характерные черты человека. Ну и куда, по-твоему, ее надо надеть?

- О! - Вулфрит кивнул, отложил в сторону недоеденный бутерброд, встал и попытался продеть ногу в одно из небольших отверстий.

- Что ты делаешь!!! - завопил Фрэнк. К счастью, несколько путников, проходящих мимо, приняли его отчаянные вопли за крик беспомощной жертвы в руках кровожадного грабителя и заторопились по своим делам.

Фрэнк выхватил маску, испугавшись, что юноша разорвет дорогую ткань.

- Это должно закрывать лицо, идиот! - выпалил он в ярости и нахлобучил капюшон на голову Вулфрита прежде, чем тот успел запротестовать.

Вулфрит тут же стащил с себя странный головной убор. Это был один из тех капюшонов, которые предпочитали девять из десяти разбирающихся в модах палачей и сборщиков налогов. Но ученик чародея понятия не имел о моде. Все, что он знал, так это что маска жаркая и щекотная и что Фрэнк - окончательный псих.

- Надень обратно, - сказал Фрэнк, скрипя зубами.

- И не подумаю, - спокойно ответил Вулфрит. Про себя он решил наложить на Фрэнка заклятие - прямо здесь и сейчас, в открытую. Придется подобрать не слишком зрелищное заклинание: по дороге он заметил парочку горгорианских патрулей и не хотел, чтобы они его застали в самый неподходящий момент. Так, какое-нибудь домашнее и непритязательное волшебство, которое заставит Фрэнка погрузиться в непреодолимый сон, а Мангли...

Странно, каждый раз, когда Вулфрит смотрел на Мангли, он начинал думать о других совершенно непонятных вещах. К сожалению, юноша не знал, как они называются и как с ними обращаться. Это раздражало гораздо сильнее, чем маска.

Которую он не собирался надевать, и все тут!

Наверное, Фрэнк о чем-то догадался, потому что он неожиданно отбросил свое ослиное упрямство и решил пойти на компромисс.

- Послушай, Данвин, - сказал он, небрежно отбрасывая капюшон в сторону. - Тебе не нужно надевать маску, если ты этого не хочешь. Мы прекрасно проведем время во дворце, даже если ты вообще откажешься ее носить. - Он вздохнул. - Хотя для Мангли это будет большим ударом.

Мангли уставилась на него оторопелым взглядом, как бы спрашивая: "Неужели?" А Фрэнк осторожно вытянул ноги и исподтишка с удовольствием пнул ее в лодыжку, возвращая пинок, полученный под столом в деревенской гостинице. Уловив намек, девушка сделала большие влажные глаза, а ее взгляд преисполнился горьким разочарованием.

Этот взгляд пронзил Вулфриту сердце.

- Ударом? - переспросил он растерянно. - Но почему?

- Ох уж эти невинные молодые горские парни! - Фрэнк похлопал Вулфрита по плечу. - Приятно встретить юношу, который совершенно незнаком с аристократическими манерами. Понимаешь, мой мальчик, дворец - это совсем не то, что ваша закопченная, вонючая сельская таверна с собачьим дерьмом на полу. (Тут он прикрыл глаза и безмолвно обратился к Белчопсу, Богу Рыбаков, прося прощения за то, что произнес такую наглую ложь без удочки и снасти в руках. А правда состояла в том, что после свержения короля Фумитория для большинства общественных церемониальных залов в королевском гидрангианском дворце были введены предельно допустимые количества собачьего дерьма.) - Нет, нет, - продолжал королевский курьер, - во дворце существуют определенные обычаи, законы и правила поведения. Вы можете уважать их и наслаждаться многими придворными удовольствиями, а можете пылать свободным духом и делать все, что заблагорассудится. Но только вне стен дворца.

- Но при чем же здесь Мангли?

- Мангли в тебя сильно.., нравишься ты ей, парень, - сказал Фрэнк, предоставляя юноше самому разбираться, что это значит.

- Правда? - спросил Вулфрит у Мангли. Горгорианка закивала так энергично, что ученик чародея испугался за ее голову.

- Мангли - леди, которая не позволяет себе показывать свою.., симпатию мужчине, - объяснил Фрэнк, сопроводив свои слова странными звуками, в которых достаточно опытное ухо наверняка распознало бы истерический презрительный хохот, замаскированный под кашель. Мангли холодно посмотрела на своего приятеля.

- Правда? - Вулфрит вопросительно взглянул на девушку, чувствуя, как у него внутри поднимается теплая волна. - Я польщен.

- И правильно делаешь, мой мальчик, - заверил его Фрэнк. - Однако, как бы сильно она тебя.., ни испытывала к тебе привязанности, правила поведения запрещают ей проявлять свои чувства, пока она не представит тебя своей госпоже. Видишь ли, парень, Мангли - первая фрейлина Ее Ясного и Цветущего Славой Величества, Королевы Артемизии. - Произнося эти слова, Фрэнк автоматически выполнил положенные поклоны и жесты, означающие: Мелочно-Белая Хризантема, Цветущая на Заре Морозного Утра, и Вполовину Не Стоит Поэтического Обожания по Сравнению с Благородной Персоной, чье Августейшее Имя Эти Никчемные Губы Только Что Упомянули.