Зарницы грозы

– Вместо «мы», Волх, ты везде хочешь сказать «я», – усмехнулся Муруган. – Хоть перед собратьями бы не юлил! Но я понял твою мысль. Когда Заморье подползет, помогу его свалить. И от тебя того же жду, если окажусь первым на съедение.

– Я подумаю, – хмуро сказал ЧиЮ. Он был силен во многом потому, что дожидался, пока враги истощат друг друга, а потом наносил удар ослабевшему и отбирал плоды его победы. Но чтото говорило синскому демону: если Волх прав, в этот раз понаблюдать за чужой схваткой ему не дадут.

«Ах, подумаешь ты! А при старике бы не выделывался! Ну, посмотрим, сколько ты будешь думать, когда тебе лапы укоротят и зажмут тебя на твоем клочке земли!»

– Стало быть, решили? – сказал Волх вслух. – Советую вам обоим сейчас как следует отъедаться и копить силы. И не вздумайте у меня цистерны воровать! – Он метнул угрожающий взгляд на ЧиЮ.

За этой сценой наблюдали две фигуры, которых человеческий глаз увидел бы в образе белоликих, окутанных черными одеждами плакальщиц. То были Карна и Желя, богини скорби и слез. Те боги, что именуются пекельными, на самом деле живут не в пекельных царствах, а чуть ниже их, между подземным миром и адскою бездной. Но они способны проникать выше, восходить – или, для нав и демонов, нисходить – и общаться с другими жителями мрака. Когда Волх, вполне удовлетворенный исходом переговоров, стал отползать в свои владения, Карна и Желя подлетели к нему.

– Новый мучитель, – сказала Карна.

– Новый защитник, – сказала Желя.

– Жаждет крови и тирании, чтобы баловать утробу.

– Вернет русичам славу, а престолу – честь.

– Тщетно надеется обмануть и тьму, и свет.

– Не добр, но и не порабощен.

– Лелеет черные мечты своего предка.

– Верит, что грядущей битве его не сломить.

– Не удержится. Оступится. Падет.

– У него есть, кому поддержать.

– Хватит! – не выдержал Волх, который все это время переводил взгляд от Карны к Желе и обратно. – Голова уже кружится! Пошли вон, стервятницы!

– Посмотри внимательно, – сказала Желя. – В самых твоих землях куется меч, который тебе хотят вонзить в сердце.

– И вонзят, – сказала Карна, – горе последнему из Всеславичей!

– Горе Тридевятому!

– Вам чего надо? – окрысился Волх. – Вы злить меня явились?

– Не злить, – ответила Желя, – предупредить!

– Напомнить, что все вы заканчиваете свой путь гибельно!

Волх щелкнул на Карну зубами:

– Сама лучше поостерегись!

– Причинить нам вред ты не можешь, – сказала та, отлетая.

– Обеспокойся своей безопасностью, хранитель царства!

– И будь готов, что недолго тебе осталось!

Они подняли руки, соединяясь одеяниями, слились в один силуэт и пропали.

Глава пятая

Посоветовав новым союзникам набираться сил, сам Волх тоже не мешкал. Первым делом он потребовал от Финиста прилюдной казни всех разбойничьих воевод и их ближайших приспешников, как только русичи окончательно зачистили юг. Всякую мелочь демон повелел мучить в застенках. Чего от них допытываться – какая разница, хоть рецепт хвилософского камня, главное, чтобы умирали не сразу. В пекельном мире Волх прошелся кругом границ, повылавливал тварей, что лезли к Навьему царству, и всех их пожрал, высосав досуха. Обезопасив таким образом свои рубежи, он приказал навам с удвоенной скоростью отстраивать город, а самое главное – умножать поля для сбора корма. От такого количества пищи демон рос прямо на глазах. В капище он уже влазил с трудом. Броня его стала крепкой, как железо, и облекла все незащищенные до того части туловища. Свою боеготовность Волх проверял прямо на месте: в Навь стали осторожно проникать чужие щупальца, с которыми демон немедленно расправлялся.

В Лукоморье вернулась Ягжаль. Да не одна – с ней прискакал царевич Руслан, еще один из возможных наследников трона. Его предки правили Тридевятым задолго до Багровых Лет. Царевич никогда и не помышлял о том, чтобы претендовать на власть, но Ягжаль его уговорила. Были они старые друзья.

– Я его лично, помнится, с Черномором разнимала, – вспоминала она. – Девицу какуюто не поделили.

Финист принял Руслана с почти искренним благодушием. На юге царевича уважали, а вот в Лукоморье он мало кому был известен, поэтому наместник не боялся. Он на всякий случай мысленно испросил демона, но Волх молчал. Значит, ничего важного.

– А почему ты, Ягжаль, меня не спросишь, где Баюн? – поинтересовался Финист, пряча улыбку.

– А чего мне спрашивать? Вот он, подле трона сидит. – Ягжаль указала на рыся, который еле сдерживал себя от волнения.

– Как? – изумился наместник. Ягжаль рассмеялась:

– Милок, ну ты сказок не читал, что ли? Как царевну среди чернавок не прячь, а любящему сердце подскажет. Я своего котика по глазам вижу. Ого ты, Баюн, какой стал!

– Бабушка Яга! – Первый советник Финиста не выдержал и бросился к богатырке, чуть не сбив ее с ног. Ягжаль со смехом обняла его:

– Ишь, бегемот! И раньше не маленький был, а теперь задавить можешь! Рассказывай, что случилосьто?

– Ох, бабушка Яга, чего только не случилось! – Баюн, уже в который раз, поведал свою историю. Про великанское варево подробно не рассказывал, и все равно Ягжаль ахнула и схватилась за сердце. А когда дошел до демонов, нахмурилась:

– Знала я, что чемто похожим кончится... Была книжка у меня печатная. Автор – не помню кто, уж больно неблагозвучное имя. В той книжке говорилось, что есть такой зверь Левьяфан, который царствомгосударством заправляет, и у людей с ним якобы договор. По договору этому они Левьяфану служат, а он их защищает. Не врала книжка, видать...

– Баюн! – погрозил Финист пятнистому советнику. – Ты это, поменьше про Волха трепись. Люди у нас глупые, дурное от хорошего отличают по цвету шкуры. Владыке нашему сейчас дух перевести надо, мяса нарастить, чтобы с Заморьем на равных схватиться. Ему лишние волнения в Тридевятом ни к чему. А мне – уж тем более. Усек?

– Ты на русичей не наговаривай! – сказала Ягжаль. – Совсем у себя в королевствах обнаглел, как Кощей стал. Дураков много среди нас, это верно, да только дураку всегда и полцарства достается, и царевна впридачу. Дурак, может, в академиях и не учен, зато смекалка у него есть.

– Бабушка Яга! – вспомнил рысь. – Не слышала ты, как там ИванЦаревич? А то слухи ходят – один другого диковиннее.

Плечи Ягжаль опустились.

– Котик, ИванЦаревич умер. Уже несколько месяцев как. В лесах прятался, среди зверей. Как кощеевы подняли бунт, он повел на Лукоморье волков да медведей. Их всех стрелами и перебили. А самого Ивана не признали, тело псам бросили. Только чародейством я про него и дозналась.

– Не верю, – растерянно сказал Баюн. – Это... это неправильно. Твое чародейство чтото путает. Иван придумал бы чтонибудь получше. Он не мог так глупо умереть.

– Смерть, как и правда – они всегда простые и глупые. Извини, Баюн. Не хотела говорить, но это должны узнать. Сейчас, чтобы слишком много не возлагали надежд. Думаешь, позвала бы я Руслана, будь Иван жив?

Баюн поник. ИванЦаревич его выходил, а он даже проститься не успел как следует...

Финист же, напротив, оживился. Слухам он и раньше не оченьто верил, но со счетов их не списывал.

– Ягжаль, ну зачем о грустномто сразу? У многих из нас эта война когонибудь отняла. О живых нужно думать, а не о мертвых. Я тебе хотел предложить в столице поселиться. И Баюну тоже. Он же наш, лукоморич. Твои вольные девицы чины получат, на государеву службу поступят. Без награды никто не останется.

– Все бы тебе власть да награды, – с усмешкой покачала головой Ягжаль. – Волю я ценю, Финист, волю. Верный лук да добрый конь, вот и все богатство богатырки. Что такое чины и земли? Их в могилу все равно не унесешь. Чем хоромы отстраивать, стены от морозов утолщать, лучше идти посолонь, за теплом вослед. Так и мать моя жила, и бабка, и прабабка. Вам, горожанам, всегда есть что потерять и о чем жалеть. А мы – как ветер над полем. Я в Лукоморье жить не хочу, и девчонки мои не захотят. Прости уж. Что до Баюна, тут как он пожелает. Не могу ведь я его удерживать. Хоть и жалко мне было бы с ним расстаться...