Восходящая тень (др. изд.)

— Лорд Перрин! Послушайте меня, лорд Перрин! — верещал паренек. — Мастер ал'Тор велел передать, что кто-то напал на троллоков с тыла. Лорд Перрин, вы меня слышите?

Перрин, припадая на больную — не иначе как все-таки сломанную — ногу, торопливо ковылял к Теллу и не сразу сообразил, что ему говорят, но когда понял, тут же остановился, сунул топор в петлю на поясе и, подняв паренька обеими руками перед собой, переспросил:

— Напал? Кто?

— Я не знаю, лорд Перрин. Мастер ал'Тор велел сказать, что они вроде бы кричат «Дивен Райд».

Неожиданно Айрам ухватил Перрина за рукав и молча указал вперед окровавленным мечом. Перрин проследил за его движением и увидел, что на троллоков сыплется град стрел. Сзади. С севера.

— Возвращайся к ребятишкам, — сказал он, поставив мальца на землю. — Ты — молодчина, сделал все как надо.

Мальчуган расплылся в улыбке и припустил в деревню, а Перрин, кривясь от боли, заковылял к Ходоку. Схватив брошенные Теллом поводья, он вскочил в седло — оттуда обзор был лучше — и ошарашенно заморгал, не в силах поверить, что увиденное ему не мерещится, что он не принимает желаемое за действительное.

На опушке леса, у вытоптанных троллоками полей, появились длинные ряды лучников в двуреченских фермерских куртках, осыпавших троллоков смертоносным дождем стрел. Над их головами реяло знамя с изображением красного орла, а под знаменем, в центре строя, сидела верхом на Ласточке Фэйли. У ее стремени стояла Байн. Деву Перрин признал по черной вуали, но лицо Фэйли он видел отчетливо. Вид у нее был до крайности возбужденный, чуть-чуть испуганный и торжествующий. Она была прекрасна.

Мурддраалы попытались развернуть троллоков и бросить их на ополченцев из Сторожевого Холма, но тщетно. Повернувшие падали, сраженные стрелами, не успев пробежать и пятидесяти шагов. Исчезающий упал вместе с конем — его не двуреченцы подстрелили, а сбили с ног и затоптали впавшие в панику троллоки. Попытка троллоков отбить атаку с тыла заставила их отхлынуть от строя защитников Эмондова Луга, и у тех появилась возможность поднять луки. Теперь стрелы посыпались на троллоков с обеих сторон. Троллоки падали. В их черных суматошных водоворотах исчезали рухнувшие Мурддраалы. Битва превратилась в избиение, но Перрин почти не замечал этого. Он видел только Фэйли.

Возле его стремени вновь появился давешний парнишка.

— Лорд Перрин! — изо всех сил пытался он перекричать ликующих земляков. Все троллоки, не успевшие вырваться за пределы досягаемости стрел, полегли на месте. У Перрина промелькнула мысль, что мало кому из них удалось спастись, но она так и осталась на задворках сознания. Он не мог думать ни о чем, кроме Фэйли.

Мальчишка настойчиво дергал его за ногу:

— Лорд Перрин! Мастер ал'Вир велел передать, что троллоки сломлены. И там вправду кричат «Дивен Райд», люди, я имею в виду. Я сам слышал!

Перрин свесился с седла и взъерошил гонцу курчавые волосы:

— Тебя как зовут, паренек?

— Джайм Айбара, лорд Перрин. Я ваш кузен… ну, может, не совсем кузен, но что-то в этом роде. Мы родня.

Перрин закрыл глаза, чтобы сдержать подступившие слезы, и даже когда открыл их снова, его рука на голове парнишки дрожала.

— Ну что ж, кузен Джайм. Запомни этот день — ты сможешь рассказывать о нем своим детям. Своим внукам и правнукам.

— А я не собираюсь заводить никаких детей, — твердо заявил Джайм. — Девчонки противные, только и знают, что насмешничать да дразниться. От них одна морока.

— Думаю, когда-нибудь ты перестанешь считать их такими уж противными, хотя, по правде сказать, мороки от них меньше не станет.

Фэйли.

Джайм, похоже, не слишком поверил сказанному. Он задумчиво сдвинул брови, но вскоре широко улыбнулся:

— Побегу-ка к Хэду да расскажу ему, что сам лорд Перрин назвал меня кузеном.

И он помчался поделиться этой новостью с Хэдом и другими мальчишками, у которых, благодаря сегодняшней победе, будут когда-нибудь и свои дети. Солнце стояло прямо над головой, а значит, все сражение продолжалось не больше часа, тогда как Перрину казалось, что на него ушла целая жизнь.

Ходок — не иначе как Перрин его пришпорил — двинулся вперед. Люди приветствовали Перрина восторженными криками и расступались, давая ему дорогу. Там, где троллоки проломили тяжестью своих тел частокол, образовались бреши, в одну из которых Перрин и направил коня. Он ехал по тушам мертвых троллоков, но даже не замечал этого. Исчезающие, утыканные стрелами, словно подушечки для булавок, бились в предсмертных конвульсиях — Перрин не видел ничего. Ничего и никого — кроме Фэйли.

Она выехала из строя ополченцев из Сторожевого Холма, чуть задержалась, чтобы попросить Байн не следовать за ней, и поскакала навстречу Перрину, держась в седле так легко и грациозно, будто составляла с Ласточкой единое целое. Фэйли почти не касалась узды и направляла лошадь коленями. Свадебная красная лента по-прежнему была вплетена в ее волосы, длинные концы свисали за спину.

Непременно надо раздобыть для нее цветов. Какое-то время Фэйли пристально присматривалась к Перрину, и ему даже показалось, что она… Но нет, Фэйли, конечно же, не могла испытывать неловкости, хотя от нее и исходил такой запах, словно она не была уверена в себе.

— Я сказала тебе, что поеду, — промолвила она наконец, вздернув подбородок. Ласточка, выгнув шею, принялась выплясывать, но Фэйли успокоила лошадь, кажется, даже не заметив этого. — …Что поеду, говорила, но ни словом не обмолвилась, как далеко. Попробуй, скажи, что это не так.

Перрин вообще ничего сказать не мог. Она была так красива, что у него дыхание перехватывало. Видеть ее, любоваться ею — это все, чего он хотел. Он чувствовал запах ее пота, смешанный со слабым ароматом травяного мыла, и не знал, смеяться или плакать. А может, смеяться и плакать одновременно? Он желал вобрать в себя весь ее запах.

Фэйли сдвинула брови и продолжила:

— Они уже были готовы выступить, Перрин. Честное слово, были готовы, мне даже никого уговаривать не пришлось. Их троллоки почти не трогали, но они видели дым и понимали, что к чему. А мы — Байн и я — торопились изо всех сил и добрались до Сторожевого Холма еще до рассвета, а как только солнце взошло, пустились в обратный путь. — Хмурое выражение на ее лице сменилось горделивой улыбкой. Удивительно красивой улыбкой. — Они последовали за мной, Перрин. Пошли за мной! Даже Тенобия никогда не водила мужчин на битву. Как-то раз — мне тогда исполнилось лет восемь — она было вознамерилась, но отец потолковал с ней один на один в ее покоях, и, когда он отправился в Запустение, она осталась дома. По-моему, — добавила Фэйли с грустной улыбкой, — вы с ним пользуетесь похожими методами. Тенобия даже спровадила его в ссылку, но ей было всего шестнадцать, и вскорости Совет Лордов убедил ее изменить это опрометчивое решение. Она позеленеет от зависти, когда я ей расскажу. — Фэйли снова умолкла, потом собралась с духом, подбоченилась и выпалила:

— Ну а ты что, язык проглотил? Собираешься что-нибудь сказать или так и будешь сидеть да таращиться, чурбан волосатый? Я ведь не обещала тебе уехать из Двуречья. Это ты говорил, а я ничего подобного не обещала, поэтому не за что на меня сердиться. Ты вздумал отослать меня, потому что решил, будто сложишь здесь голову. А я взяла и вернулась, чтобы…

— Я люблю тебя.

Это единственное, что он смог вымолвить, но, как оказалось, большего и не требовалось. Едва Перрин успел произнести эти слова, как Фэйли подъехала к нему вплотную, обняла и прижалась лицом к его груди — изо всех сил, словно хотела его раздавить. Он нежно гладил ее темные шелковистые волосы — просто ощущал их под рукой, и этого было достаточно.

— Я так боялась, что не успею, — промурлыкала она, уткнувшись в его кафтан. — Эти парни из Сторожевого Холма поспешали изо всех сил, но, когда мы добрались до Эмондова Луга, вы дрались уже у самых домов, да я еще и не сразу тебя увидела… — Она поежилась и умолкла, но, когда заговорила снова, голос ее звучал заметно спокойнее: