Честь чародея

— Это Кэл, — сказала Ферн. Она не вспоминала о нем давным–давно. _-*-_ Что он там делает, если Моргас уже ушла оттуда?

— Он крадет плод с Дерева.

— Какой?

— Он еще не дозрел; нам не видно. Отпусти нас: мы сказали все, что могли.

— Еще нет. — Ферн взмахом руки покрепче сжала круг. — Я полагаю, я почти уверена, что Моргас сейчас живет в месте, называемом Рокби, в сельском поместье. Вы ее _видите?_

— Мы не будем даже пытаться, — ответили провидицы. — Она всегда пряталась за черными чарами, которые могут повредить нашему зрению. У нас всего один Глаз на всех, и мы не хотим, чтобы он ослеп.

Ферн взглянула на Рэггинбоуна, и тот чуть заметно кивнул.

— У тебя есть еще вопросы, — спросила женщина, — или нам можно уйти?

— Еще один, — сказала Ферн. — Река сделала Моргас неуязвимой?

— Ни один клинок не может поразить ее, ни один яд отравить. Но она все еще смертная, а все смертные так или иначе уязвимы. Вся живое должно рано или поздно умереть.

— Это не ответ, — сказала Ферн.

— Это все, что мы знаем.

— Спасибо, — вздохнула Ферн и ослабила магический захват.

Женщина исчезла.

— Никто никогда еще не благодарил нас. Мы запомним тебя… — откуда–то издалека донеслось до Ферн.

Гэйнор вцепилась в руку Уилла. Она слышала, как в темноте Муунспиттл ворчал:

— Владеющим Даром не нужна такая вежливость.

Кот свернулся у него на руках и щурился на огонь. Рэггинбоун остерег Ферн:

— Смотри не переутомись.

Но Ферн уже снова обходила круг, шепча заклинание призыва. На этот раз пар в центре круга сгустился быстро, превратившись в фигуру мужчины двухметрового роста, с оленьими рогами. Оленья шкура едва прикрывала его тело, его кожа была темной, но не как у азиата или негра, а как у темного духа: то был зеленоватый налет джунглей и лесов. Глаза были посажены косо под густыми, низко нависающими бровями. Его ноздри трепетали, впитывая неприятные запахи старого подвала и городского смога.

— Приветствую тебя, Церн, — сказала Ферн.

— Приветствую, ведьма. Зачем ты вызвала меня? Я не люблю вашу братию.

— Когда–то любил, — возразила Ферн. — Если любовь — это верное слово в данном случае. Поэтому я и призвала тебя.

— Любовь–это было не слово, — отозвался Церн. — Любовь была повестью. Она была голодна, и я накормил ее. Она была красивее, чем ты, выше, у нее были волосы чернее полуночи, а кожа — белее молока. Я купался в ее коже, спал в ее волосах. Я дал ей свое безжизненное семя, а она взяла его и сотворила из него нечто непотребное. Я больше не люблю ведьм.

— Она взяла твой дух, — сказала Ферн, — поместила в свое лоно и дала жизнь, хоть и без души, твоему сыну.

— Он не мой сын. Бессмертные не рождают детей: нам это без надобности. Мы растем, как горы, зреем веками и, как и они, со временем стираемся в пыль. Наши жизни — это жизнь мира. Мы можем заснуть, погрузиться в Лимбо, но мы не можем пройти во Врата. Мой сын — это богохульство, попрание Извечного Закона.

— Но это не его вина, — запротестовала Ферн, почувствовав прилив негодования. — Его никто не спрашивал. Его родили, и он страдает. Ты не должен оставаться равнодушным к его страданиям.

Возникла пауза, а потом Церн откинул голову и захохотал. Он смеялся и смеялся. Ферн видела засохшие пятна крови на его зубах и клокотавшее в ноздрях дыхание.

— Нет, вы только послушайте эту ведьму! Я — Властитель дикой природы, охотник в ночи, убивающий и слабых, и сильных. Люди почитали меня, оставляли самые лакомые куски добычи и приносили в жертву своих родичей на моем алтаре. И я не должен быть равнодушным?! Какая–то колдунья украла мое семя и магией возродила его к жизни — а я не должен быть равнодушным? Что за чушь! Ты призвала меня, чтобы просить за это животное, отродье Моргас? Ты бросаешь вызов Извечным Законам?

— Да, если они неправильные, — упрямо заявила Ферн. — Каждый имеет право на любовь или хотя бы на сострадание, независимо от того, как он был рожден. Но я призвала тебя не за этим. Мне нужна Моргас. Я думала, ты знаешь ее слабости.

— Что же, спроси у _нее._

— Мы извечные враги. Я сожгла ее огненными кристаллами на берегу Реки Смерти, но она заползла в воду и возродилась, и теперь никакое оружие не может поразить ее. Но я должна убить ее.

— _Тебе_ - убить ее? — Ферн почувствовала, как Церн ощупывает ее взглядом. — У тебя яркая аура магии, но все же ты слишком мала, стройна, как тростиночка. У тебя не хватит силы для такого противоборства.

— Во мне есть силы, которых ты не видишь, — сказала Ферн, надеясь, что это на самом деле так. — Я должна остановить ее. Никто другой не сможет этого сделать.

— В таком случае желаю тебе удачи, — сказал Церн, и в его словах слышалась то ли усмешка, то ли рык. — Когда я узнал, что она сотворила, я хотел пронзить ее рогами, но она ускользнула от меня и защитила себя чарами. А после того как ее лоно исторгло зверя, я понял, что другой мести мне и не надо. Однако пусть темные силы направят твою руку. Она слишком долго наслаждалась жизнью.

— Не думаю, что она ею особенно наслаждается, — сказала Ферн.

Больше он ничего не мог ей сказать. Ферн поблагодарила его и отпустила. Она почувствовала усталость, а ведь надо было еще призвать и других духов, задать другие вопросы. Пока все ответы лишь рождали новые вопросы. Рэггинбоун налил ей из старинного сосуда какой–то напиток с приятным вкусом, напоминавшим разогретый бренди.

Потом она снова прочитала заклинание.

Полная луна заглядывала прямо в мою комнату. Кажется, за последние века климат стал намного мягче. Я открыла окно, чтобы впустить в комнату лунный свет, и воздух, ворвавшийся в комнату, был теплым и пах лесом. Потом я задернула шторы и зажгла голубое пламя. Я хотела открыть круг так, чтобы проникнуть далеко и глубоко, а волшебный огонь придает мне силы для этого. Слабенькие примитивные духи стайками вились над крышей — их, словно магнитом, тянуло к дому, начисто лишенному своих привычных духов. Я видела, как некоторые из них тенью просачивались сквозь потолок. Они всего лишь простые духи стихий и сами по себе не опасны, но, если их соберется целый рой, это уже грозная сила. Моя темная магия привлекает и более сильных духов, которые питают гордыню и власть и сами питаются от них. Они тянулись к кругу, наполняя его своим дыханием. Негемет тоже почувствовала их; я заметила, как она смотрела вверх и в ее глазах вспыхнул охотничий огонек.

Я двигалась по периметру, напевая древнее заклинание. В центре крута лунный свет столкнулся с магическим, серебро смешалось с синевой. Появился туман, который постепенно сгущался. В нем метались смутные тени, но им не удавалось материализоваться. Я видела вуаль провидицы, видела, как призрачные пальцы сжимают Глаз, но фигур оказалось слишком много. Их голоса звучали как–то отдаленно, словно эхом доносясь из леса Роквуда.

— Мы устали. Не вызывай нас сейчас. Мы не станем говорить.

— Тогда ступайте, — сказала я. — Все, кроме одной. Я призываю Леопану Птайя. Пусть она предстанет передо мной!

Сонм духов исчез, оставив единственную фигуру. Она была приземистая и округлая, как идолы Единой Матери. На обнаженной груди у нее росли звериные когти, а черное траурное лицо было закрыто алой вуалью. Черная Провидица. Она сняла вуаль, открыв огромные ноздри на пол–лица и неулыбчивые пухлые губы. Черной ее называют не за цвет лица: она самая сильная из оставшихся провидиц и ближе всех к смертной плоти. Провидица вставила Глаз в левую глазницу, и зрачок внезапно потемнел и ожил.

— Я Птайя, — сказала она. — Что тебе нужно от меня?

— Я не звала вас всех. Почему ты не явилась одна?

— Мы были связаны вместе. Этой ночью творится слишком много колдовства. Спрашивай, и покончим с этим.

— Мне нужно найти кое–кого. Ее назвали Фернандой, но я перекрестила ее в Моркадис, в честь ее Дара. Я хотела сделать ее своей сестрой, смешать нашу кровь, но она предала меня и сбежала, желая моей смерти. Но я жива, и я вернулась в мир. Я верну себе свое Королевство! Однако сначала я должна поквитаться с ней. Где она?