Опер-мечник

Спустя короткое время у ворот коттеджа остановились две потрепанные иномарки — прибыла местная гопота. В дом зашел только главарь Паленый — остальные топтались на крыльце. Здоровенный амбал с недельной щетиной и в черных очках почтительно поздоровался с хозяином. Пашка сходу взял инициативу в свои руки.

— Крикни своим пацанам, пусть зайдут!

Вскоре шестерка бандитов застыла у порога.

— Всем стоять, не двигаться, — ментальный приказ действует лучше всякой дубины по голове. — Тебя, Паленый, не касается. Нож есть?

— Не-а, у Тулы найдется, он без пера никуда не ходит!

— Возьми нож и убей эксплуататора, он вашу долю зажилил.

Паленый, достав у компаньона "холодняк" из внутреннего кармана куртки, хладнокровно засадил его в печень Акакию Ивановичу. Тут рухнул со стула на пол, пуская кровавые пузыри.

— Теперь кончай бывших корешей, сдали они тебя ментам.

Главарь резво расправился с шайкой и застыл в ожидании приказа.

— Ствол есть?

— Да.

— Бросай нож и приготовь пистолет.

Паленый с готовностью вытащил ствол, снял с предохранителя и передернул затвор.

Павел подошел к бандиту с правой стороны.

— Так, а теперь открой рот и дуло туда! Нажимай на курок, не бойся.

Чернов прекраснознал, что загипнотизированный человек вряд ли совершит суицид по приказу, но он не собирался оставлять дело на самотек. Потому взял кисть Паленого и надавил своим указательным пальцем на палец татя. Грохнул выстрел — труп с большой дырой в затылке повалился на ковер. Аккуратно вытерев предметы и вещи, за которые брался, бумажной салфеткой, опер пошел на выход, стараясь не вляпаться в лужи крови, впитываемые ковром. Порталом отправился к своей команде, которая заканчивала оборудование тайника. Отдав Жилину свои сто тысяч рублей, а также трофеи, взятые у Исмаила и Акакия Ивановича, стал прощаться.

— Отбываю на неделю, может, чуть больше. Твоя задача, Евгений Петрович, найти базу и вплотную заняться огневой подготовкой парней. После моего возвращения займемся освобождением невольников. Так что готовьтесь, — Чернов исчез в густом перелеске тихо и бесшумно, словно привидение. Жилин даже протер глаза.

— Был человек и нет его. Человек ли? Впрочем, неважно, главное — он наш и стоит на правой стороне.

Майор Снегирев, толстенький коротыш, в понедельник мучился с похмелья на конспиративной квартире. Отметившись с утра на службе, предупредил шефа о встрече с агентом и с легким сердцем и тяжелой головой приехал сюда — Тополиный проезд, дом тридцать четыре, квартира двадцать два. Выпив две банки пива из холодильника с таблеткой аспирина, завалился спать на тахту. Проснулся от яркого солнечного света — забыл задвинуть плотные шторы. Как был в трусах, поплелся на кухню ставить на газ чайник. Самочувствие заметно улучшилось, но до нормы не дотягивало. Черт понес его вчера в ресторан поужинать. Горяченького, видишь ли, захотелось. В "Ангаре" нос к носу столкнулся с давним дружком и коллегой по нечистому промыслу — подполковником Петиным, эдаким бегемотом в пиджаке.

— Федя, тыщу лет, тыщу зим не виделись.

— Ага, тыщу лет! Только третьего дня назюзюкались в хлам. Но поскольку подполковник Петин возглавлял транспортную полицию — являлся нужным человеком.

— А Геннадий, большой привет, — огорченно думая "накрылся ужин, опять пьянка".

Полицай Петин жрал водку в три горла, практически не пьянея. Во всяком случае Снегирев по пальцам мог посчитать те немногочисленные моменты, когда зеленому змию удавалось сокрушить доблестного подполковника.

— Давай, Федя, к нам за столик, я таких цыпочек снял.

Зал ресторана к восьми вечера оказался заполнен посетителями. Среди негромкой музыки раздавался гул массовки — некий щурум-бурум. Смазливые девицы встретили Снегирева поощрительными улыбками — дальнейшее Федор Ипатьевич помнил смутно и урывками.

— Не Петин, а сплошная головная боль, — думал угрюмо Снегирев. — Посажу печень, как пить дать, и не отвертишься ведь.

Пересекаться приходилось регулярно по работе, Снегирев лицемерно называл свою противоправную деятельность работой.

Федор Ипатьевич, поддернув сатиновые трусы, с кружкой купецкого чая выкатился из кухни, гнусавя нечто бравурное:

— Тарам-там-там, тилим-бом-бом, — и замер на пороге зала.

В комнате, бесцеремонно сбросив его одежду со стула на пол, сидел некий молодой человек, закинувший ногу на ногу:

— Присаживайтесь, Снегирев, только наденьте штаны.

Почувствовав мягкий удар по мозгам, Федор Ипатьевич поставил кружку с горячим чаем на стол и, путаясь в штанинах, принялся облачаться. Присев на краешек стула, несмело глянул на незваного гостя, тот ответил ласковым и добрым взглядом анаконды. Внутри майора все заледенело.

— Федор Ипатьевич, вот вам блокнот и ручка, законспектируйте самые важные моменты своей нелегальной деятельности. Не забудьте упомянуть имя местного Хозяина.

На Снегирева вдруг нашло вдохновение. Ухватив ручку, писал и писал, изредка морща низкий лобик. В порыве откровенного творчества Федя от усердия высовывал язык, чиркая по нему ручкой. Через час непризнанный писатель Федя Снегирев закончил свое творение, в котором честно сдал своих подельников. Особо досталось Хозяину — заместителю начальника управления ФАБ — полковнику Менахему Абрамовичу Иванову. Его Федя смешал с грязью, обвиняя во всех существующих грехах, выложил на него собранный компромат и именно начальника ругал нехорошими словами за свое моральное падение. А сам он хороший, просто белый и пушистый зайка. Опер, прочитав исписанный блокнот, хмыкнул и вырвал последний чистый лист.

— Пиши записку "в моей смерти прошу никого не винить", дата и подпись.

Затем Пашка вскочил на стол и, вытащив из кармана куртки капроновый шнур, привязал его к крюку, который торчал из потолка. Сотворив петлю, приглашающе махнул рукой.

— Залазьте, Федор Ипатьевич, не стесняйтесь.

Снегирев заторможено встал рядом. Чернов одел петлю ему на шею, заботливо поправив воротничок рубашки, чтобы не помялся. Соскочив на пол, приказал:

— Стойте спокойно и прощайте.

Затем, словно пушинку, выдернул стол из-под Снегирева. Федя, дернувшись несколько раз в агонии, затих. Положив блокнот в карман, Павел недовольно глянул на откатившуюся кружку и лужицу разлитого чая.

— М-да, довольно неуклюже получилось.

Задержавшись на пять минут для уничтожения своих следов пребывания, опер с легким сердцем покинул конспиративную квартиру.

Нелегальных приисков оказалось не пять, а семь — новая информация только больше разозлила Чернова. "Столько народа в рабстве держат, уроды, они у меня сдохнут все без исключения", — думал опер, садясь в остановившееся такси. Доехав до улицы со странным названием Рабиновича, 43, наладился в транспортное управление полиции. Спустя пятнадцать минут начальник, подполковник Петин покончил жизнь самоубийством, выстрелив себе в висок из табельного оружия.

По пути в ФАБ Чернов заглянул в супермаркет, где приобрел качественную японскую видеокамеру. Помахав своим удостоверением на входе, беспрепятственно добрался до кабинета главного злодея. Полковник Менахем Абрамович Иванов, мужчина средних лет с благородной сединой на висках и толстыми губами стоял у широкого окна, брезгливо поглядывая на раскинувшийся внизу город. Менахем Абрамович, можно сказать, физически страдал в сибирской глуши. Он задыхался в провинции, душа рвалась в столицу, к большим деньгам. Полковник был прирожденным комбинатором, мастером аферы, а здесь его талант пропадал втуне. Изворотливый ум требовал выхода из застоявшегося болота, да жабры коротки. Приказ шефа из столицы — сиди в Иркутске двадцать лет безвылазно и не рыпайся. Менахем и сидел, осталось половина срока, усердно отрабатывая повинность. В свое время полковника посадили плотно на крючок — продемонстрировали факт педофилии. Кто знал, что этой деффке нет восемнадцати лет. Эх-ма, грехи наши тяжкие. Менахем Абрамович в сердцах плюнул на ненавистный пейзаж и, вернувшись к длинному столу, покрытому зеленым сукном, плюхнулся в кресло. Ощутив некий дискомфорт, с удивлением обнаружил за столом посетителя.