Воссоединенный (ЛП)

— Времени нет. Это все, что у меня есть, Астен. Сейчас. Здесь.

Он взял меня за плечи и нежно отодвинул.

— Нет. Разве тебе не говорили, что у кошек девять жизней? — спросил он с хитрым блеском.

— Это миф.

— Разве? — он гладил мою голую руку. — Самые жизнерадостные души — те, что преодолевают больше всех трудностей. То, что ты пережила, сломило бы многих. Потому ты нужна Лили. Потому вы нужны друг другу. Когда все закончится, я бы хотел начать с тобой твою вторую жизнь. Хотя, наверное, третью, ведь жизнь в голове Лили тоже считается.

— Этого ты хочешь? Жить со мной, а не Лили?

Он улыбнулся.

— Это стоит борьбы.

— Ах, — я опустила ладонь на камень у его ноги и придвинулась ближе, толкнула его грудь, пока его спина не прижалась к камню за нами. Мои руки поймали его и не давали сбежать. Я склонила голову к его. — Но я охотница.

Астен поднял голову, приоткрыв шею, показывая подчинение. Я голодно смотрела на его бьющийся пульс, но голод не был связан с убийством. Это было что-то другое. Звезды отражались в его глазах, он обхватил ладонью мою шею и притянул меня ближе.

— В таком случае, — сказал он. — Я не против преследования.

Он притянул меня и поцеловал со страстью, которую я желала. Его руки нежно обвили меня, и я поняла, что он хотел меня так же, как я его. Мои тревоги, что он не будет испытывать ко мне тех чувств, что к Лили, уплыли, как плот по быстрой реке.

Я подняла голову, и он с любовью убрал волосы с моего лица.

— Мне нравится это тело, — сказал он. — Надеюсь, ты его сохранишь, — я вскинула бровь и отодвинулась от него.

— Ты дразнишь меня, Астен, говоря о том, что для нас невозможно. Почему ты тратишь короткое время нашего сна на такие мысли?

Он сел.

— Тиа, можно верить в то, что доказано, или в мечты. Один способ — ключ к силе. Так творят чудеса. Другой — легкий путь. Я не считаю тебя девушкой, выбирающей легкий путь.

— Ты… назвал меня девушкой.

— Ты такая и есть… леди-львица, — он провел большим пальцем по моей челюсти. — И самая красивая девушка, которую я целовал.

Слеза скользнула из моего глаза. Астен обвил меня руками и гладил спину, а через миг замер.

— Ахмос, — тихо сказал он.

Ахмос тихо стоял внизу и смотрел на нас. Трава шелестела у его ног. Я нахмурилась, ведь снова не уловила его. Насекомые, что знакомо пели в ночи, вдруг притихли. Я была так поглощена Астеном, что не заметила.

Руки Ахмоса были скрещены на груди, он смотрел на Астена взглядом, обещающим медленное убийство. Когда я выбралась из объятий Астена и спрыгнула с высокого камня, легко пролетела по воздуху и приземлилась ловко и тихо, как кошка, Ахмос перевел взгляд на меня. Моя внешность явно потрясла его.

— Тиа? — спросил он.

— Да. Ты готов, Ахмос? Эшли в порядке?

— Эшли в порядке.

Он взял меня за руку, казалось, с долей власти, я перевела взгляд с Ахмоса на Астена, стоявшего на камне. Звездный свет падал на его волосы, и он сиял, словно горел изнутри. Я никогда не видела ничего красивее. Я надеялась, что он прав. Что где-то среди звезд для нас есть место. Но если нет, у меня хотя бы было мгновение его нежности.

Я подняла ладонь на прощание, уловила его шепот среди ветра. Может, меня обманывало воображение, но я словно услышала: «Я люблю тебя». Я бы ответила, но меня уже закружил вихрь.

Я кружилась снова и снова, пока мои ноги не опустились на землю. Я сразу поняла, где оказалась. В Манхэттене.

10

Солнце взойдет

Улица, на которой я стояла, была мне знакомой, как моя спальня. Я знала каждое здание, даже имя каждой лошади, тянущей кареты по дороге в Центральном парке. Но яркий город, который я звала своим домом, был пустым. Высокие сооружения тянулись к небу, чуть покачивались и смотрели на меня темными глазами-окнами.

Впервые в этой новой жизни, которая началась с пробуждения на ферме бабушки, я ощутила себя одиноко. Эшли не было. Тии тоже. Я дрожала и терла ладони друг о друга, зимний ветер летал по мрачному городу. Я не понимала, почему мой сон такой жуткий, тусклый и безжизненный.

Сны Тии и Эшли имели смысл. Там тоже не было людей, но они были мирными. Этот пейзаж мирным не выглядел. Он был жутким, апокалипсическим. Я шла по кварталу и искала хоть кого-то, а видела серый снег, лежащий у зданий. Он цеплялся к теням, словно боялся, что свет солнца погубит его.

Я ожидала, что, раз лежит снег, город будет веселым, как перед Днем благодарения, Рождеством и Новым годом. Но, если Рождество и близилось, признаков этого не было. В окнах магазинов не было света. Не было витрин с подарками, мишуры или гирлянд. Товары за стеклом выглядели так, словно лежали там десять лет. Все покрывала пыль.

Я попыталась открыть дверь роскошного отеля, где жила, но она была заперта. Я много раз звонила в дверь, но никто не отвечал. Я выдохнула, окно запотело, и я увидела свое отражение на мутном стекле. Отражение девушки было знакомым. Эту девушку создала моя мать, идеальную и точную во всем. Мои длинные каштановые волосы ниспадали гладкой волной, которую едва тревожил ветер. Я стояла уверенно и прямо, почти как отец.

На мне была дизайнерская одежда — узкие брюки, тонкий кожаный ремень, шелковая блузка — и сандалии на каблуках, откуда выглядывали идеально накрашенные ногти на пальцах ног. Хотя я была одета в своем стиле, я была одета не по погоде. Бедные пальцы на ногах посинели от холода. Я дрожала и топала ногой отчасти от недовольства, отчасти чтобы согреть. Я выдохнула на свое отражение.

Уверенная жительница Нью-Йорка, непоколебимая, собирающаяся сделать себе имя, была в этом сне. Та, которой меня ожидали видеть. Девушка, принадлежащая этому городу. Привилегированная юная особа, готовая отправиться в колледж и начать жизнь.

Но я ощущала себя иначе. Тонкая оболочка скрывала другое внутри. Я хмуро посмотрела на девушку, глядящую на меня, и решила, что нужно идти и оставить ее позади.

Я решила проверить следующий квартал и с опаской шагала по пустой улице, наткнулась на брошенный стенд с газетами, стоявший неровно на краю тротуара. Он покачивался от ветра, как пьяница, рассыпая содержимое. Мусор усеивал улицу и дорогу.

Газеты и рваная бумага усеивали все, словно защищали от ущерба. Дорога трепетала, отчаянно пытаясь сбежать. Я подняла изорванную ветром газету и посмотрела на дату. Но там, где должна быть дата, что любопытно, было пусто. Слова в статьях были набором букв и символов без смысла.

Я сходила с ума? Я все сочинила? Египет? Мумий? Свои силы?

В голове возникла мысль, что я не во сне, а в психбольнице, но это не вязалось со мной. Я отбросила газету и пошла дальше мимо тележек с хот-догами, сосиски валялись на дороге, мясо было холодным и серым, прилавки были полны гнилых фруктов и овощей. Один пустой магазин за другим.

Каждый квартал выглядел зловеще схожим. Людей не было. Даже пустых машин. Большие здания без людей смотрелись жутко. Ветер свистел в них, и мне казалось, что за каждой трепещущей занавеской скрывается зло.

Мусор был свален кучами, пакеты порвались, содержимое разлетелось повсюду, словно их терзала стая диких собак. Еще неестественней было отсутствие звуков в Нью-Йорке. В кошмарном городе двигался только мусор. Он перемещался, словно искал путь к побегу.

Думая, что парк может стать убежищем или хотя бы переменой в окружении, я направилась по улице и добралась до деревьев. Сначала было спокойно. Парк казался чистым. Здесь должно быть мирно, но то, что вокруг никого не было, покалывало нервы не меньше, чем в городе.

Снег покрывал землю и растения, но дороги были пустыми. Я пошла глубже в парк, пока дорога не оборвалась. Огромная трещина пересекала ее, снег покрывал землю перед ней. Пар исходил из глубин трещины. Я за мгновение решила не идти дальше. Я заметила другую тропу и пошла по снегу, холод жалил пальцы, пока я не попала на дорогу и не почувствовала себя лучше.