Пиратское фэнтези

— Чем могу служить, Матушка? — спросил я, но она словно не услышала.

Веретенца ножек перенесли ее прямо к костру. Хогг, спиной почуяв ее присутствие, недовольно хмыкнул. Матушка Такк оглядела его с головы до ног, потом залезла в левый рукав своего балахона, пошарила там и вытащила раскрашенную коробочку, круглую, как дублон. Ловким движением большого пальца она откинула крышку и втянула по щепотке нюхательного табака в каждую ноздрю. Трижды чихнула и перебежала к разделочному столу, где ткнула пальцем — насколько я мог судить, тем же, который побывал у нее в носу, — в наш мясной соус. Поднесла жирный палец ко рту и лизнула. В жаре огня треснуло полено. Губы Матушки Такк скривились в совсем уж кислой ухмылке. Она поцокала языком и замотала головой.

— Это что за ведьма? — рявкнул Хогг. — Никому не позволю глумиться над моим матросским рагу! Макдэниэлс, убери эту каргу с глаз моих, пока масло не прокисло. — Обвислые щеки его тряслись, правая рука ухватила сковороду. — Нечего тут! Слышишь?

Матушка Такк только цокала и мотала головой.

Я поставил тарелку на стол и поспешно встал между ними: слева калека, справа старая карга. От жара костра на лбу у меня выступил пот. Хогг в ярости оттопырил нижнюю губу. Вокруг нас плясали искры. Матушка Такк тоненько заскулила. Если в ее поскуливании и были слова, то я разбирал их не больше чем птичий язык.

С берега донесся вопль капитана Килта:

— Где тебя черт носит, Макдэниэлс? Тащи жратву!

Выругавшись, я ухватил Хогга за висевший у него на шее кошель:

— Присмотри за барашком. Как бы не пригорел.

— Эта ведьма меня бесит, — отозвался Хогг, размахивая сковородкой. Жирная пленка, будто обильный пот, блестела в свете костра. — И не только меня. Роберт говорит, от нее добра не будет.

— Может, и так, — сказал я, покосившись на Матушку Такк.

Она моргнула в ответ, ухнула и разразилась новым потоком визгливой невнятицы.

— Макдэниэлс! — В новом вопле было побольше жару.

Я подхватил тарелку и поспешил на берег к капитану Килту и Головорезу Такку.

Обе команды к этому времени достигли первой стадии опьянения. Они хлестали ром из награбленных бокалов и кубков. Попыхивали пенковые трубки, из рук в руки переходили ароматные самокрутки, наполнявшие воздух сладким дымком. Негр из команды Такка играл на скрипке, а наш парень из Уэльса подыгрывал на флейте. Я поставил салмангунди на стол — длинный помост, добытый с таможни в Альмадоро, — и присел повыше, на склоне дюны между деревьями. Вместо стульев вокруг стола расставили молитвенные скамьи, а на столе горели церковные свечи. День быстро уступал место ночи, и над горизонтом показалась луна, белая, как череп.

Я сновал от костра к столу. И каждый раз заставал Хогга во все большем бешенстве. Матушка Такк устроилась на разделочном столе, подогнув ножки и обхватив коленями щеки: точь-в-точь недовольный стервятник. Стоило Хоггу взять в руки солонку, она разражалась негодующим визгом.

— Я не для того столько лет варил собственные сапоги на Трэдо, чтобы какая-то гарпия сидела у меня на плечах и визжала на меня.

Хогг развернулся, взметнув костылем песок. Зазвенел тарелками, с лязгом поднимал и опускал крышки горшков.

Я должен покаяться в грехе гордыни, которая разрасталась во мне с каждым походом к столу. Как я наслаждался, глядя на их лица, когда ставил перед ними супницы с тушеными моллюсками, кукурузную похлебку, сдобренную жгучим перцем, соусы и мясо морской черепахи. Слезы выступили на глазах у матросов, когда я подал барашка, купающегося в дивном благоухании мяты и розмарина. Я отрезал здоровенный кусок для Головореза Такка, когда тот со скрипом поднял руку.

— С меня хватит, — сказал он.

Я взглянул на груду тарелок, поставленных перед ним. Он едва коснулся изысканных кушаний.

— Да. Хватит. По-моему, достаточно.

Капитан Килт, который до того жадно набрасывался на каждое новое блюдо, взглянул на Такка со своего конца стола. На подбородке у него налипло волоконце крабового мяса.

— Тебе все по вкусу, Головорез?

— Это вряд ли, — возразил Головорез Такк. — Ты это называешь едой? — Такк рывками подтянул руку так, что она возмущенно указывала на барашка. — Я бы этим и собаку кормить не стал!

Я готов был наброситься на него с кулаками. Сдержался, конечно, не то мне не пришлось бы рассказывать эту историю.

— Собаку? — с недоверием переспросил капитан Килт. Он поднес кусочек барашка к носу, обнюхал и забросил в рот. Прожевал и проглотил. — По-твоему, твой кок сумеет приготовить лучше? — Килт напоказ всем обвел глазами присутствующих. — Так давай его сюда. Посмотрим!

Над столом нависла тишина. Две команды, сидевшие вперемешку, странно поглядывали друг на друга. Руки совсем по-другому ухватили ножи. Я на шаг отступил от стола.

Головорез Такк заскрипел:

— Ручаюсь, она весь вечер смотрела, как стряпают твои.

Я охнул, и все взгляды обратились на меня.

— Она — ваш кок? — Я ткнул пальцем себе за спину. — Это точно, подглядывала весь вечер и скрипела, как старый канюк.

Я был сыт по горло. Как он смеет хаять труд наших рук! Оскорбляете меня? Отлично! Грозите надругаться над моим телом? Пусть так! Но глумиться над искусством Хогга?! Этого я не потерплю.

Я снова засмеялся:

— Едва ли она сумеет научить Хогга, как держать половник.

Корсет Головореза Такка застонал, как старый дуб под напором урагана. Он отшвырнул салфетку и встал.

— Макдэниэлс, — пискнул Килт, — придержи язык, парень!

Наш капитан тоже вскочил на ноги, делая умиротворяющие жесты. Веки его покраснели, шелковые рукава усеивали жирные пятна.

— Я не допущу таких шуточек за дружеским столом. Дело решается просто. — Он ткнул пальцем в сторону Такка. — Бьемся об заклад — твой кок против моего. Хогг против Матушки Такк.

Такк дернул шеей, разворачиваясь лицом к Килту:

— Кто будет судьей?

— Ну конечно я. — Килт изысканно поклонился, обмакнув в ром перо со шляпы.

— Если я выиграю — спущу шкуру с твоего парня. — Такк кивнул на меня. — Обдеру, как козу.

Килт на мгновение опешил, глянул на меня и кивнул:

— Заметано. Все равно мне с него никакого проку, так почему бы нам не повеселиться?

У меня не было времени ответить: в этот самый миг в ночи прозвенел страшный вопль — низкий скорбный крик со стороны кухонного костра.

— Хогг! — вскрикнул я и бросился бежать.

Когда я подбежал, он лежал на песке и стонал. На губах выступила пена. Матушка Такк все сидела на своем насесте, только покачивалась взад и вперед, подвизгивая себе под нос.

— Что ты с ним сделала, чертова ведьма? — заорал я и бросился к ней, целя впиться в горло.

Меня тут же перехватили: капитан Килт и старший помощник последовали за мной к костру.

— Ну, Макдэниэлс, — сказал Килт, — похоже, теперь ты — наш кок. Начинай-ка, пока костер не прогорел.

Я слова не мог вымолвить. Во мне кипела ярость. Двое подняли Хогга и перенесли на лавку отлежаться. Роберт выпал из его руки, и я нагнулся поднять сковороду. Чугун, как и раньше, жег мне руку, но я стиснул зубы и не разжал пальцев. Матушка Такк с хрустом разогнула колени. Рядом заскрипел ее сын. Бледная дыня чуть развернулась к луне.

— Дадим им два часа, — сказал он и блеснул зубами над черным воротником.

Килт кивнул:

— Согласен.

Скоро в ночи взметнулся второй костер, а обе команды вернулись к столу продолжать пир. Я постоял над Хоггом в надежде прочесть хоть какой-то совет на его искаженном судорогой лице. Мясистая челюсть кока отвисла, а ручьи пота прилепили волосы ко лбу. Казалось, он за минуту постарел на много лет.

— Что она с ним сделала? — вопросил я, обращаясь к звездам, но они не отозвались, равнодушные к моему горю.

Я вернулся к костру и задумался над своей судьбой. С тех самых пор, как сбежал из дома, я стал игрушкой фортуны. По ее прихоти меня било и крутило, как яичницу-болтунью. Но я воодушевился, вспомнив, что судьба, хотя и играла грубо, никогда не оставляла меня. Я уверил себя, что она позаботится обо мне и теперь, и на этом прервал свои размышления. Я крутанул Роберта в воздухе и поймал за рукоять. Не подумайте, чугун по-прежнему жег руку, но теперь я только радовался его огненному прикосновению. Так радуется жару печи устричная запеканка.