Священная охота

е призраков, и Ингри всей душой ощутил, какое это множество – четыре тысячи погибших. Он попытался сосчитать их, потом начал пересчитывать отряды, но сбился со счета и отказался от этого занятия. К тому же ему и так трудно было сохранить здравый рассудок…

Хорсривер опустился на колени на насыпи, разгреб редкую траву, которой она поросла, и запустил пальцы в темную землю.

– Это и есть тот ров, в котором я был зарыт, – светским тоном сообщил он Ингри. – И я, и многие другие. Впрочем, моя кровь не пролилась у Священного древа – Аудар был слишком предусмотрителен. Это упущение следует исправить. – Хорсривер устало поднялся на ноги. – Все будет исправлено, – кивнул он призракам, которые смущенно переминались вокруг.

По краям толпы те, кто явился последним, пытались протолкаться вперед; те немногие, кто мог, вытягивали шеи, чтобы увидеть происходящее в центре. Призраки переговаривались друг с другом, но для Ингри их голоса звучали глухо: так человек, находящийся под водой, слышит разговор тех, кто стоит на берегу. Ингри коснулся грязной повязки на правой руке; она защищала от повреждения заживающую рану. Рука по крайней мере не кровоточила. «Пока».

Ингри с усилием прочистил горло.

– Что мы здесь делаем, сир?

На лице Хорсривера промелькнула слабая улыбка.

– Завершаем, Ингри. Если ты сделаешь свое дело, а моя знаменосица – свое, то мы завершим начатое у Священного древа.

– Тогда не скажешь ли ты нам, как это сделать?

– Да, – вздохнул Хорсривер, – пора. – Он взглянул на небо. – Ни солнце, ни луна, ни звезды не станут свидетелями в час, когда день ушел, а ночь не наступила. Какой момент был бы более подходящим? Долгим было приготовление, долгим и трудным, но само свершение… Ах, свершение произойдет просто и быстро. – Он вытащил кинжал из-за пояса – тот самый, которым воспользовался, чтобы перерезать горло кобыле Йяды, – и Ингри напрягся. Как бы ни действовала на него королевская харизма, если Хорсривер повернется к Фаре, он должен будет… Ингри попытался положить руку на рукоять меча, но обнаружил, что рука ему не повинуется; сердце его заколотилось в панике из-за этого неожиданного препятствия.

Однако Хорсривер вложил рукоять кинжала в вялую руку Фары, потом взялся за древко знамени и воткнул его глубже в землю, чтобы знамя стояло прямо без посторонней помощи.

– Лучше, пожалуй, сделать это, стоя на коленях, – задумчиво пробормотал он. – Женщина слаба.

Хорсривер снова повернулся к Ингри.

– Фара, – кивнул он в сторону своей жены, – сейчас перережет мне горло. Как моя знаменосица, она короткое время будет удерживать мою королевскую ауру и мою душу. Ты должен, пока силы не оставили ее, очистить мою душу от духа коня. Если тебе это не удастся, ты в полной мере станешь моим наследником. Что случится в таком случае, даже я не могу предсказать, хоть и уверен, что ничего хорошего не произойдет… и это сохранится навеки. Так что не подведи, мой королевский шаман.

Ингри почувствовал, как кровь шумит у него в ушах, а в животе свернулся