Когда трепещут галки. Рассказ 1. Проводник (СИ)

— Потому и загадываю, что ты не ответишь, — я ухмыльнулся. — Нравится смотреть в такие моменты на твою смешную рожу.

— Идиот.

— Дура. Теперь это и твой мир, так что запоминай и учись. Сегодня ты у нас будешь в роли эдакой глупенькой болванки, с которой эта мразь уж точно захочет поразвлечься. Я в лучшем смысле этого слова, конечно.

— Издеваешься? Снова я приманка?

— Естественно. Моя репутация просто не позволяет мне скакать по крышам, так что этим займешься ты. Выше нос, девчонка, это всего лишь какой-то проказник! Вот если бы я натравил на тебя вурдалака, это уже другое дело.

— Она тебя хотя бы не сдаст? Между прочим, проводники теперь вне закона, и вас вешают чуть ли не на каждом углу.

— Бред. Из десяти повешенных проводников там только ноль-два процента! Приказ приказом, а от всяких тварей избавляться все равно надо, и мы с народом находимся в некой солидарности. Не бойся, в крайнем случае сдам тебя и скажу, что я твой раб, и ты держишь меня против моей воли.

Она, фыркнув, поднялась с табуретки и побрела в сторону тюков с сеном, а затем просто плюхнулась на них сверху и, судя по характерному храпу, доносящемуся с той стороны, сразу же отрубилась.

Я медленно выдохнул сквозь зубы. Сжал пальцами маленький обсидиановый кинжал, висящий на шее, и воткнул в землю копье острым концом вниз.

— Ведьма, не ведьма, а тебя, бабка, я убью, — пробормотал я.

Крепко затворив за собой вход в амбар, я потянулся правой рукой к серпу, но тут же остановился. Нет, сейчас он не поможет, да и зачем мне лишние проблемы на задницу? Хороший нож — вот что сейчас пригодится, особенно если он сделан из человеческой кости.

Я обратным хватом перехватил потертую кожаную рукоять и медленно двинулся в сторону дома. Бабка уже ждала меня на пороге. Ее полуслепые серые глаза смотрели прямо на изогнутый заточенный клинок, но в них не было страха. Наоборот, даже какое-то смирение, что ли. Такое я встречал впервые, но останавливаться не собирался.

Все они сначала не боятся, а когда припрет, орут за милую душу.

— Что, проводник, благотворительствуем? — прошамкала она, когда я почти подошел к ней вплотную. — Не боисся, что я тебя прямо на месте-то и прихлопну?

Я оскалился.

— Полнолуние еще не скоро, бабушка, — спокойно ответил я. — Силенок не хватит.

— Твоя правда, — кивнула она. — Но лучше давай-ка я тебе сначала погадаю, а потом уж сам решать будешь, что со мной делать.

Я прищурился, внимательно оглядывая ее лицо.

Конечно, она могла заманить меня в дом и убить. Даже сковородки по затылку будет достаточно, чтобы я благополучно отправился куда повыше, и девчонка останется одна наедине с этой… мерзостью. Я не мог этого допустить. Но ее предложение меня заинтересовало.

Я кивнул. Старушенция развернулась и медленно поковыляла в сторону небольшой темной гостиной, заставленной всякой пыльной мебелью.

Убрав костяной нож в ножны, я коснулся пальцами рукояти пистолета и последовал за ней, мягко ступая по скрипучим темным половицам.

Я чихнул. Пыли тут было столько, что зудели глаза, и я едва ли что-то видел по бокам и даже пару раз хлопнулся лбом в свисающую с потолка люстру. В воздухе пахло стариной и плесенью.

Бабка села за низенький круглый столик и жестом приказала мне сделать то же самое.

Одернув полы своей куртки, я приземлился на табуретку и стянул с головы капюшон. Я пробежался взглядом по комнате. Хмыкнул. Все зеркала были завешаны полупрозрачной черной тканью. На тумбочках, ютившихся в дальнем правом углу, ворохом лежали покрытые гарью стеклянные склянки, а над ними на бельевой веревке висели высушенные травы.

— Все равно ведь не получится, — я кивнул на мертвые растения.

— Попытаться стоит, — ответила старушка. — Итак, проводник, что ты хочешь знать?

Я усмехнулся.

— А чего хотят все знать? Конечно, свое будущее, и все в мельчайших подробностях, бабка. Знаю я вас, плату возьмете, а потом скажете, мол, не идет, и заднюю!

Она прищурилась, всматриваясь в мои глаза, и я ощутил, как шерсть на загривке встает дыбом.

— Ты ведь не первый раз пытаешься это сделать, да?

— Что? — я сделал вид, что не понял, о чем она говорит.

— Я хоть и стара, проводник, но ищщо не глупа. Ты пытаешься изменить свое будущее, вот что ты пытаешься сделать. Но мы с тобой понимаем, что это бесполезно.

Сглотнув, я сжал пальцы в кулак.

— Но мне плевать, — после паузы сказала она.

Бабка поставила на стул кружку, сделанную из старой почерневшей кости, и протянула мне кривой острый нож, и я сразу же принял его, чувствуя, как по всему телу пробегает неприятная дрожь.

Надрезав запястье, я дал своей крови стечь в кружку и наполнить ее до краев (к счастью, размером она была с небольшой стакан, иначе бы я уже валялся там на полу), а затем отложил нож в сторону и крепко стиснул пальцами рану, давая ей время срастись, но так, чтобы «ведунья» этого не заметила.

Бабка облизнулась.

Протянув дрожащие от нетерпения руки к посуде, она приложилась к ней губами и стала жадно пить кровь большими глотками, чавкая так, что во мне проснулось дремавшее долго омерзение. Проклятые ведьмы…

Наконец, закончив обряд, она положила руки на стол ладонями вниз и уставилась на меня.

Я видел, как прямо на глазах она преображается. Морщин становится меньше, кожа приобретает ровный бледноватый оттенок, а в уголках глаз зажигаются красные искры, тлеющие во тьме подобно уголькам. Я думал, что сейчас она вновь станет молодой и будет выглядеть лет эдак на тридцать-сорок, но женщина, на секунду появившаяся передо мной, снова сгорбилась и вернулась обратно в тело знакомой мне бабки.

— Не вышло? — нетерпеливо спросил я.

— Отчего же, — она показала кривые зубы, красные от моей крови. — Вышло.

— Так говори!

Ее улыбка стала еще шире. Она походила на мерзкий оскал умирающего, который знает, что его враг все равно погибнет, и мне это совсем не нравилось. Ни капли…

— Вижу, — зловеще начала она, — что в тьме ты родился. Туда тебе и дорога.

— Чего? Выражайся яснее, мразь!

— Скоро умрешь. Страшной смертью погибнешь, в одиночестве. Вижу, друзья от тебя отвернутся. Те, на кого ты мог положиться, предадут и столкнут тебя в пропасть, и никто тебя не спасет. Все равно сдохнешь. Сдохнешь!..

Прежде чем она успела договорить, я схватил ее за затылок и со всего размаху саданул лбом об стол. Старуха завизжала как свинья, да так что резало уши, но я не останавливался. Я приложил ее еще пару раз, пока та не перестала извиваться и пытаться вырваться, а затем схватил с зеркала на шкафу длинный кусок черной ткани, намотал его на кулак и ударил ее в глаз.

Стол опрокинулся. Раздался грохот.

Правой рукой я вытащил свой костяной нож, подошел к валяющейся на полу старухе и легко засадил его в правую почку, но ведунья наотрез отказывалась сдаваться.

Тогда я вышел в прихожую, сорвал с крюка примеченный моток веревки и вернулся обратно.

— Молись своим богам, — с улыбкой сказал я ей. — А я помолюсь своему…

Закончив вязать узел, я накинул его ей на шею и крепко затянул.

Бабка схватилась за веревку пальцами, но сил скинуть с себя удавку ей не хватило.

Я взялся за другой конец «ошейника» и потащил ее по лестнице наверх, пока не дошел до ступенек, ведущей на чердак. Кулаком выбив дверцу, я затащил ее наверх и еще раз воткнул в ее брыкающееся тело нож, только на этот раз в плечо, чтобы она перестала хвататься за косяк.

Я прошел к дальнему небольшому оконцу, выходящему прямо на приток Джезеро. Выглянул наружу. В лицо подул мягкий соленый воздух, отгоняющий запах падали и гнили.

— Хоть в последний путь отправься с миром! — каблук тяжелого ботинка угодил ей в челюсть, и та с тошнотворным хрустом сместилась влево, а из носа хлынула кровь.

Намотав веревку на локоть, я подтянул ее чуть ближе и заглянул в глаза, полные ненависти и гнева.

— Проказник, как же, — прошипел я. — Если ты думаешь, что если одного проводника получилось погубить таким дурацким способом, то все остальные полягут рядом, то ты глубоко заблуждаешься. Глупо было мотать мне лапшу на уши про проказника, когда твой амбар чист и нетронут, а еще глупее пить кровь в моем присутствии. Теперь отправишься на корм птицам!