Вторжение

Каждый из них имел по четыре сравнительно небольших кинжала в ножнах на поясе и по дюжине в перевязях на груди. У одного на поясе висела праща, у второго — короткий матерчатый чехол размером в две ладони и толщиной в два пальца. Что это было, девочка не поняла.

Согласно словам Вайры, один из этих, как она сказала, полуросликов обладал волшебными мысленными способностями, то есть, говоря по-умному, был псиоником (Элейни, всегда внимательно и с восторгом слушавшая различные истории, легенды и сказки, с раннего детства знала, кто они такие. Равно как и все остальные дети сел и деревень юго-западной имперской окраины, точно так же, как и все дети мира, в котором рассказывают сказки про магов или жрецов, живущих с остальными людьми бок о бок.) Элейни решила, что псиоником является как раз тот, с непонятным чехлом.

Остальные из десяти казались нормальными, хотя никто из них не выглядел для Элейни обычно: она просто никогда не встречала в своей мирной деревне, равноудаленной и от центра Империи Хор, и от ее вечно меняющихся северных или напряженных восточных границ, настоящих воинов, кроме тех, кто отслужил свое и коротал век, занимаясь полученной за службу землей.

Эти все, как на подбор, были собраны, внимательны, в обмундировании одинаковы до мелочей — вплоть до набора коричневых полотняных поясных сумок или способа креплений ремней перевязи. У всех за спинами висели круглые щиты, а руки и ноги защищали наручи и поножи. Все были одинакового роста, почти все — светловолосы (как и следует происходящим с севера андарам, хотя девочке Элейни о происхождении воинов было ничего не известно) и, несмотря на разные возраст и лица, выглядели одинаково — из-за выражений.

Каждый смотрел настороженно, угрюмо, будто в любой момент ожидая хитрости или подвоха.

Может быть, это является вторым отличием настоящих солдат от сброда, мелькнуло у Элейни в голове, и она исподлобья продолжила свой быстрый осмотр.

У троих в руках были луки с наложенными на тетивы стрелами, остальные, подошедшие немного ближе, чем лучники, держали руки на рукоятях своих мечей; стоящий в самом центре был высок, весь покрыт оспинами, кожа у него бала красная, а глаза маленькие, черные, слегка навыкате [9]. Он был мускулистым, как Герт, и даже поболее, хотя явно уступал сложением великану Вельху. Его кольчуга спускалась почти до колен, меч был больше и наверняка тяжелее, чем у большинства остальных, а на плече красовалась небольшая нашивка в виде раскинувшего крылья орла с двумя звездочками под ней. К слову, у остальных на плечах можно было увидеть такие же, но уже с одной звездочкой.

«Почему же тогда Вайра сказала, что командует ими полурослик?» — подумала озадаченная Элейни. И в этот момент увидела их мага.

Тот, что имел множество сумочек и карманов и, по словам Вайры, являлся колдуном, действительно выделялся из толпы. Он стоял позади всех, на левой стороне держа руки на поясе и пристально глядя на Отверженную, — видно, признавая в ней возможного собрата по мастерству и замерев на всякий случай в готовности мгновенно отреагировать на любое кастование с ее стороны. В плаще поверх одежды, без наручей и поножей, с сумкой через плечо, он был соломенноволос, и никакого доспеха, кроме плотной кожанки, из-под его рубахи не казалось. Тонкие черты вытянутого, худого лица делали его некрасивым. Его подбородок, в отличие от всех остальных, был гладким и безволосым, губы — тонкими и очень светлыми, кожа бледной.

Почувствовав, что на него смотрят, он на мгновение оторвался от созерцания Вайры и мельком прошелся по лицам пришедших к холмам, остановившись на Элейни. Неясно, о чем он думал в этот момент. Но мысли его предопределили многое из того, что случилось потом.

Потому что девочка, встретив его глаза, дрогнула и пошатнулась.

...Взгляд у него был бесцветный, ощутимо липкий и неожиданно пугающий, мерзкий. Элейни, встретив его, внезапно застыла в мгновенном испуге, с ужасом взирая на то, что увидела: в глубине его зрачков колыхалась клейкая, отвратительно белесая жидкость, стекающая по лицу и рукам, глаза его лихорадочно блестели на бледном, почти белом овале искаженного ужасной болью, непереносимым страданием лица, склеившиеся, слипшиеся волосы торчали в разные стороны мокрыми темно-соломенными пучками, а длинные тонкие пальцы раскрытых ладоней были обращены к ней и судорожно подергивались...

Видение мгновенно пронзило девочку, отпечатавшись в ней пульсирующим, жгущим огнем, и тут же выветрилось, исчезло. Он просто стоял, смотрел, и ничего не текло у него по лицу, а волосы были совершенно нормальные, чуть встрепанные... Но в жестоких глазах его была темнота.

Почти позабытый, в последнее время ставший привычным и не столь режущим, на нее тут же навалился душащий, вяжущий, давящий Страх. Элейни поспешно опустила голову, она вся пылала и едва сдерживала дрожь.

Страх сделался подавляющим, стискивающим горло. Она увидела незнакомого человека изнутри, мгновение лицезрела его таким, каким он был в глубине души, — и человек этот был столь отвратителен, что ужас стальными клещами рвал ей грудь, душил ее, пригибал ее к полу, вселял в руки дрожь, а в ноги подгибающую слабость.

Девочке, задыхающейся от внезапного, краткого и судорожного ужаса, казалось: соломенноволосый маг, ясно увидевший, что она разглядела все, прячущееся, гнездящееся в нем, тотчас же попытается уничтожить ее, чтобы она никому не успела об этом сказать и никуда не успела сбежать отсюда.

Ей показалось, что он сейчас едва заметно двигает рукой и...

«Он плохой! Он ужасный! — тотчас воскликнула она, всеми силами стараясь взлететь и врезаться в спокойную фигуру неподвижной Вайры, проникнуть в ее разум и передать ей все это, чтобы она услышала, увидела и поняла. — Мамочка! Он убьет меня! Пожалуйста! Спаси... те!..»

Остальные тотчас узрели результат этого невидимого удара, хотя не могли узнать обо всех его последствиях; во-первых, Вайра на спине у Малыша резко вскинула голову, словно услышав что-то, неслышимое остальным, жеребец внезапно громко, испуганно заржал, боком, заплетающимися ногами рванувшись прочь, и только сухая, краткая команда Ллейна заставила его застыть на месте с широко распахнутыми глазами, крупно дрожа; во-вторых, сама женщина сильно дрогнула и выронила удерживаемый на плечах плащ.

Тут же отовсюду послышались краткие вдохи и выдохи несдержанного удивления: взглядам замерших открылись сверкающие на темно-синем атласе семь разной величины бриллиантов, вправленных в платиновое колье, отсветы от которых, преломлявших яркие солнечные лучи, раскрашивали даже траву под ногами у Малыша.

Солдаты ахнули. Может, кто и удержался, но лица у всех стали такие, что бродящему поблизости художнику можно было бы смело начать писать картину. С названием: «Мародеры, увидевшие Чудо».

Элейни почувствовала, как державшийся на ней несколько мгновений давящий, пульсирующий взгляд мага теперь исчез, переместившись, очевидно, на Вайру, и смогла впервые за прошедшие несколько долгих мгновений сильно, в полную грудь вздохнуть. Ее по-прежнему трясла неуправляемая дрожь, но девочка заставила себя посмотреть на реакцию солдат. У всех она была практически одинакова. От изумленной к недоверчивой, затем к испуганной и подавленной.

«Аристократка, магичка или эльфка! — было написано на их лицах. — Своенравная, гордая, властная. Чего с ней делать?!.» В глазах черноволосого рябого промелькнула нескрываемая досада. Остальные начали приходить в себя, кто потирая рукой лоб, кто меняя позу.

Только дварф не высказал, мимикой или вздохом, бормотанием или ругательством, ясности, присущей реакциям остальных, а точнее, не проявил вообще никаких чувств. Он по-прежнему стоял на своем месте, не шевелясь, не меняя положения руки с арбалетом, упертой локтем в живот, и в выпуклых глазах его лишь на мгновение шевельнулся интерес, тут же сменившийся безразличием. Он казался големом, оживленным по воле колдуна и лишенным всех чувств.