Суженый смерти (СИ)

   Ее выбору помог вчерашний вечер, по крайней мере, ускорил его. После СТО, где заверили, что машина находится в идеальном состоянии, Свечкин с Арсеном скрепили договор купли-продажи, и Александр уже в одиночестве оформил машину на свое имя, прошел ТО и оплатил страховку. Все эти вопросы заняли время до трех часов дня, а после восьми Свечкин в компании Лели отправился в ночной клуб, который выбрала ее подруга. Взаимное притяжение, в конце концов, во втором часу ночи притянуло их на улицу имени Братьев Игнатовых, где Леля снимала двухкомнатную квартиру. Свечкин не пил, а вот девушка отдала должное коктейлям... Конечно не они повлияли на ее окончательное решение, но тем не менее не мало поспособствовали ему... И в итоге часы показывали девять утра, Александр лежал на спине, разглядывая нежно-розовые солнечные блики на потолке, а Леля мирно спала на его плече. Идиллическая картина счастья, которого не было, но которое двое пытались создать, замучавшись одиночеством.

   Она проснулась, потянулась как кошка и что-то неразборчиво промурлыкала на ухо Александру. Он понял, что с ним поздоровались, улыбнулся и нежно поцеловал ее в лоб.

   - И тебе доброго утра. Кофе будешь?

   - Нет, я не откажусь от бокальчика холодного шампанского. Принесешь?

   - Пошли вместе. Никогда не поздно вернуться сюда вновь, - он взял ее на руки.

   - Ну, дай я хоть оденусь? - она сказала это как-то неуверенно.

   - У тебя идеальное тело, и такую красоту скрывать просто кощунство, - он понимал, что она все равно оденется, но не мог удержаться от комплимента, тем более что был прав.

   - Может, мне с таким телом и по улице голой ходить? - она улыбнулась. Глаза Свечкина дали на ее вопрос утвердительный ответ. Леля вздохнула. - Иногда жалею, что ты все-таки не художник. У меня нет ни одного моего портрета, - она улыбнулась комплименту, но все равно натянула тонкий пеньюар.

   - То есть позировать ню в течение нескольких часов ты согласна, а вот чтобы тобой просто любовались - нет! - наигранно обидевшись, Александр встал с кровати.

   - Так и есть. Ты же знаешь девушек.

   - И ты истинная дочь Евы, как сказал бы Дюма, - он потянул ее за руку. - Идем, я голоден.

   Небольшая, но уютная кухня, со следами недавнего ремонта, освещалась солнечными бликами, отчего казалась сказочно-светлой. На столе стояли свежие пирожные и кофе, магнитола работала на волне какого-то радио, где крутили зарубежные старенькие хиты. Перед Лелей шампанское, она опустила голову на руки, и внимательно слушала музыку. Никуда не нужно спешить, это почти что рай.

   - Не поверишь, такое спокойствие я уже и не помню когда испытывал. Чувство такое интересное... - Александр на мгновение задумался, стоит ли говорить, а потом отпустил эту мысль. Какая разница, что о нем подумают? Он такой, какой есть и пусть либо принимают таким, либо прогоняют. - Даже выразить сложно. Как будто в детстве, когда все сказочно и хорошо, когда весь мир - это счастье, как будто душа греется на солнце... Я любил вот так в выходной день сидеть на кухне и слушать отца...

   Она ничего не ответила, но пожала его руку так, как будто сама испытывала нечто подобное.

   - Защищенность. Я это так называю, - произнесла она через время.

   Свечкин фыркнул.

   - Я про себя. Я поняла, что ты о другом, - она не обиделась на его реакцию.

   - Мне хорошо с тобой. Давай никуда сегодня не выходить отсюда? - Александр подпер голову кулаками.

   - Я и не собиралась, - она улыбнулась. - Для меня это тоже что-то около детских воспоминаний. Не интерьер, конечно, не кухня, а сама погода, весна, душевное состояние.... Все вместе.

   - Кем были твои родители?

   Она моментально закрылась.

   - Не надо. Пусть это будет закрытая страница. Да и, по сути, какая разница, что было в прошлом? Сейчас настоящее. Я же не спрашиваю тебя ни о чем.

   - Я ценю это. Договорились, - Свечкин закурил. - Мне не хватает моих...

   - Мне тоже... - Леля произнесла фразу тем же тоном, что и он. Александр не спросил ни о чем. Он и так смог что-то понять.

   - Хорош грустить, - он улыбнулся. - Ровно неделю назад я не знал, куда я еду, а сейчас сижу с красивой девушкой у нее дома, вчера купил новое авто, а через пару недель возьму собственное жилье. И это разве не счастье? И есть еще интересное дело, так что от скуки точно не умру.

   - Ты о поисках той знакомой?

   - Ну да.

   Она откинулась и медленно выпила шампанское, прикрыв глаза.

   - В этот день родили меня на свет, в этот день с иголочки я одет, в этот день теплом вашим я согрет... Мне сегодня тридцать лет... - пропел он и замолчал. - Кстати, мне сегодня тридцать лет исполнилось, ровно десять минут назад.

   - Неси бокал, - она открыла глаза.

   - Я не пью, - он покачал головой.

   - Пора бы начать. Жизнь не так уж длинна, чтобы пренебрегать некоторыми удовольствиями, - она сверкнула глазами. Александр на миг замер, потом снова ожил.

   - Ты говоришь почти как Мефистофель у Гете.

   - Зато правда. Пьянствовать глупо - жизнь стороной проходит, не замечаешь, как отживаешь свой век. Но разве не удовольствие выпить чего-нибудь легкого с приятной девушкой вдвоем или на хорошем застолье в кругу друзей? Пьяным не обязательно быть.

   - Прививаешь вкус к порокам? - он улыбнулся.

   - Вкус к порокам... - она его передразнила. - Яд в легких дозах лекарство.

   - Ладно. Налей бокальчик. Только я не знаю себя пьяного. Очень давно не пил.

   - Сколько? Пару месяцев? - Леля даже не пыталась скрыть сарказм.

   - Лет десять или около того.

   - Тогда да. И я тебя соблазнила? - она задумалась.

   - Я взрослый парень. И самоконтроль как у робота, - Александр потянулся за шампанским. - Не волнуйся.

   - За тебя, - она подняла бокал.

   - И за тебя. Тело не болит? - промурлыкал Свечкин.

   - Нет, - она поняла его с полуслова. - Бутылочку прихвати с собой. Простые радости самые сладкие...

   Он с ней согласился.

   Утро понедельника началось с дождя. Настолько мерзкой, слякотной, ветреной, холодной, унылой, отвратительной, пронизывающе-безнадежной и влажной погоды в апреле месяце не ожидал никто. Ядовитыми пятнами по улицам плясала свежая, намытая упругими каплями дождя зелень, выделяясь на фоне серо-безысходных панельных осколков Советского режима с грязными пятнами намокшего бетона и темно-графитового асфальта подворотен. Небо опустилось к земле, став свинцово-сизым, тяжелым и непроницаемым. Над городом царили самые настоящие сумерки, и казалось, что день и не собирается начинаться, перекочевав из предрассветных сразу в предзакатные часы. Столбик термометра, агонизируя, медленно опустился до семи градусов Цельсия. Синоптики, видимо, как обычно поработав с бубном и мухоморами, прогнозировали, что такая погода продержится еще десять дней. Страстная неделя была во всей своей красе, и хотя народ исстари знает, что она отличается ветром, холодом и дождями, настолько промозглой сырости все же никто не ожидал. Казалось, сама земля находится в трауре, и наполняет души мыслями о бренности существования, давая ясно прочувствовать торжественность смерти. И эта мысль пронизывала даже полных атеистов, которые и не слышали о страшном суде, муках преисподней, блаженном раскаянии и подвиге Спасителя, искупившего наши грехи и давшего миру прожить еще пару сотен веков. Скорбь земли пульсировала в стекла окон и витрин частыми каплями ливня, наполняя душу печальными воспоминаниями отжитого. Апрель рыдал как семиклассница, которой не подарил валентинку любимый мальчишка, рыдал то громко как стареющая вдова, то тихо как плачут старики над куском черствого одинокого хлеба, и эти слезы отмывали город от пыли подступающего лета, а души людей от пепла былых волнений и сгоревших переживаний. Все, что было видимо, потонуло в апрельском эгоизме...

   Прохожие на улицах воровато пригибали голову от носившейся с бешеной скоростью водяной пыли, щурили глаза с мокрыми ресницами от слепящего света фар проезжающих иномарок и одинаково думали о лете. В независимости от возраста, вероисповедания, социального положения и наличия денег в кармане все (исключая, конечно, влюбленных), проклинали необходимость выхода в такую погоду на улицу, свои каждодневные заботы, суету большого города и понедельник, как символ серости будней и бренности человеческого бытия. В головах людей витали мысли о согревающем тепле Индийского океана или же о заботе лечащего огня камина в доме мечты, которого у них никогда не будет; ну а кто попроще уплывал в мыслях на кухню родной квартирки к голубому пламени газовой конфорки и горячему чаю. Главным было то, что все старались как можно дальше уйти от настоящего, либо к теплым берегам прошлого, где было хорошо и беззаботно, либо же к горизонтам перспектив будущего, где не будет такого дождя и необходимости бежать на опостылевшую работу. Невыносимая внутренняя усталость грозным ярмом опустилась на людские шеи, пригибая души к земле и лишая желаний, стремлений, надежд и веры в добро. В такой дождь каждый человек по своим мироощущениям немного самоубийца, не желающий растягивать утлую бодягу жизни до того времени когда старость стукнет в окошко костяшками узловатых пальцев и назовет твое имя, со скрытой ухмылкой щерясь желтизной крепких кривых зубов. И ведь стукнет, и ведь позовет, как ни печально.... И зайдет без спроса, устроившись поудобней непрогоняемым оккупантом, о существовании которого знал каждый, но в приход которого в молодости не верил никто.