Конан (сборник)

Префект поднял руку, в воздухе чувствовалось напряжение, как вдруг атмосфера разрядилась. Вошел охранник, таща за собой гибкого богато одетого юношу.

— Я увидел, как он крался с задней стороны Замка, отрапортовал охранник, ожидая похвалы. Вместо этого он услышал такие ругательства, что волосы у него поднялись дыбом.

— Отпусти дворянина, кретин! заорал префект. Разве ты не знаешь Азтриаса Петаниуса, племянника губернатора?

Смущенный охранник вышел, а щеголеватый молодой дворянин принялся чистить свой разукрашенный рукав.

— Оставьте свои извинения, добрый Дионус, прошепелявил он. Я понимаю, все на дежурстве. Я возвращался с поздней пирушки и решил пройтись, чтоб проветрить мозги от винных паров. А что у нас здесь? Клянусь Митрой, неужели это убийство?

— Убийство и есть, мой господин, ответил префект. Но у нас уже есть подозреваемый, и хотя, кажется, Деметрио имеет сомнения на этот счет, мы, несомненно, отправим его на кол.

— Порочная скотина, промямлил молодой аристократ. Какие могут быть сомнения в его вине? Никогда прежде я не видел такую злодейскую рожу.

— О нет, ты видел, собака, огрызнулся киммериец. Когда ты нанимал меня украсть для тебя заморийский браслет. Откроемся, а? Да ведь ты ждал меня в тени деревьев забрать свою добычу! Я бы не открыл твоего имени, если бы ты сказал мне хоть одно порядочное слово. Теперь расскажи этим псам, что ты видел, как я взбирался по стене после того, как сторож сделал свой последний круг, чтобы они знали, что у меня не было времени убивать эту жирную свинью до того, как вошел Арус и нашел тело.

Деметрио быстро глянул на Азтриаса, но тот не изменился в лице.

— Если то, что он сказал, правда, мой господин, сказал инквизитор, — это снимает с него подозрения в убийстве, и мы можем просто умолчать о попытке кражи. Киммериец заслужил десять лет тяжелых работ за попытку пробраться в дом, но если вы скажете слово, мы дадим ему уйти, и никто кроме нас не будет знать об этом. Я понимаю, не вы первый молодой дворянин, который прибегает к такому средству, чтоб оплатить долги в азартных играх, но вы можете проявить благоразумие.

Конан выжидающе смотрел на молодого дворянина, но Азтриас пожал своими худыми плечами и прикрыл зевок холеной белой рукой.

— Я совершенно не знаю его, ответил он. Он сошел с ума, утверждая, будто я нанял его. Отправьте его в пустыни. У него крепкая спина и тяжелая работа в копях будет как раз для него.

Глаза Конана вспыхнули и он дернулся как ужаленный. Охранники напряглись, сжимая свои алебарды, а затем расслабились, когда он угрюмо опустил голову. Арус не мог сказать, видит он всех остальных из-под своих тяжелых черных бровей.

Киммериец нанес удар без предупреждения, как бросившаяся кобра, его меч сверкнул в свете свечей. Азтриас пронзительно вскрикнул и вдруг смолк, — его голова слетела с плеч, ливнем полилась кровь, черты лица застыли в белой маске ужаса.

Деметрио выхватил кинжал и шагнул вперед. Мягко, как кошка Конан развернулся и направил убийственный удар в пах инквизитора. Деметрио инстинктивно отпрянул, едва отклонив клинок, который погрузился в его бедро, отскочил от кости и вышел с другой стороны ноги. Деметрио со стоном упал на колено.

Конан не останавливался. Алебарда, которую швырнул Дионус, спасла череп префекта от свистящего лезвия, которое легко повернулось, перерезав древко и, скользнув по его голове, снесло правое ухо. Ослепительная скорость варвара парализовала полицию. Половина из них пала еще до того, как смогла сразиться, за исключением дородного Постюмо, которому больше благодаря везению, чем мастерству, удалось обхватить руками киммерийца, лишив того возможности двигать рукой с мечом. Левая рука Конана взлетела к голове гвардейца, и Постюмо свалился с пронзительным криком, стискивая зияющую красным глазницу на том месте, где должен был быть глаз.

Конан отскочил от летящих в него алебард. Его прыжок вынес его из кольца его врагов туда, где Арус перезаряжал свой арбалет. Удар ногой в живот опрокинул позеленевшего сторожа, и нога Конана сокрушила челюсть сторожа. Несчастный сторож завопил сквозь осколки зубов и кровавую пену, текущую из его разбитых губ.

Вдруг все застыли от душераздирающего ужасного крика, который раздался из комнаты, в которую Постюмо зашвырнул Промеро. Из двери, завешенной бархатом, появился, пошатываясь, управляющий и остановился, сотрясаемый беззвучными рыданиями. Слезы лились по его рыхлому лицу и капали с широких отвисших губ. Он был похож на плачущего младенца-идиота.

Все остановились, глядя на него: Конан со своим мечом, с которого капала кровь, полиция со своими поднятыми алебардами, Деметрио, согнувшийся на полу и пытающийся остановить кровь, струящуюся из глубокой раны на бедре, Дионус, схватившийся за кровоточащее место, где было ухо, скулящий Арус, выплевывающий остатки разбитых зубов, даже Постюмо, прекративший свои завывания и моргающий оставшимся глазом.

Промеро вывалился в коридор, стал неподвижно перед ними и разразился невыносимым безумным смехом:

— У бога длинная шея! Ха-ха-ха! О, эта проклятая длинная шея! и после страшных конвульсий оцепенел и упал с отсутствующей ухмылкой на пол.

— Он мертв! прошептал Дионус в страхе, забыв о собственной боли и о варваре, который стоял со своим мечом рядом с ним. Он наклонился над телом, затем выпрямился, его поросячьи глазки широко раскрылись.

— Он не ранен! Во имя Митры, что же в этой комнате?!

Над всеми повис ужас, все с криками побежали к выходной двери. Гвардейцы, побросав свои алебарды, смешались в царапающуюся и пронзительно кричащую толпу, выбежали как безумные. Арус бежал за ними, полуслепой Постюмо, спотыкаясь, плелся за своими друзьями, визжа, как раненая свинья, умоляя их не бросать его одного. Он был одним из самых последних, и те, кто бежал за ним, повалили и топтали его, крича в ужасе. Он полз позади всех, а за ним хромал Деметрио, сжимая свое кровоточащее бедро. Полиция, возница, сторож, раненые или целые, выбежали с воплями на улицу, где полицейские, охраняющие дом, тоже поддались панике и присоединились к бегству, даже не спрашивая, чем это вызвано.

Конан стоял в огромном коридоре один, за исключением трех трупов, лежащих на полу. Варвар перехватил свой меч и зашагал в комнату. Она была завешена богатыми шелковыми гобеленами. Шелковые диванные подушки были разбросаны по полу, а из-за тяжелого позолоченного экрана на киммерийца смотрело Лицо.

Конан с удивлением вглядывался в холодное лицо классической красоты. Ничего похожего он никогда не видел среди людей. Ни слабости, ни пощады, ни мучений, ни доброты, никакие другие человеческие эмоции не отражались в его чертах. Это могла быть мраморная маска бога, вырезанная рукой мастера, исключительно для безошибочной жизни, жизни холодной и странной, такой, которой киммериец никогда не знал и не понимал. Он мельком подумал о мраморном великолепии тела, скрываемого экраном, оно должно быть великолепно, думал он, если лицо было так нечеловечески красиво.

Но пока он мог видеть только голову, которая раскачивалась из стороны в сторону. Губы открылись и произнесли одно-единственное слово густым вибрирующим тоном как золотые колокола, которые звенят в храмах Кхитая, затерянных в джунглях. Это был неизвестный язык, забытый еще до того, как поднялись королевства людей, но Конан понял, что это значит: "Подойди!"

И киммериец приблизился, отчаянно прыгнув и со свистом разрубив воздух. Прекрасное лицо взлетело над телом, ударилось об пол с этой стороны экрана и еще немного прокатилось, прежде чем застыть.

У Конана по спине побежали мурашки, потому что экран затрясся от содроганий чего-то, что скрывалось за ним. Он видел и слышал множество умирающих людей, но он никогда не слышал, чтобы человеческое создание могло издавать такие звуки при своей кончине. Это был шум, как будто кто-то барахтался, стучал, молотил чем-то. Экран шатался, качался, наклонялся и наконец с металлическим звуком упал Конану под ноги. Он посмотрел за экран.