Золотой Разброс 2. Путь к себе (СИ)

— Сто раз всем говорила, я — талантливая. Посмотрела на твою работу: всё яснее ясного.

«Так круто завернул, и полностью облажался. Надо же было проследить ещё встречу Фируза с Писателем и его доченькой. Увлёкся! Всё-таки я тоже творческая натура. Теперь, наверное, аванс потребуют вернуть». Охрана под руки вела хулигана вон из зала.

— Уважаемая охрана! Если при выходе из здания этот господин нечаянно споткнётся на ступенях и ему придётся поплавать в Ушкуйке — с меня пиво и угощение в любом заведении, которое вы мне любезно укажете. О безопасности пловца не волнуйтесь. Я знаю, что Ушкуйка в этом месте очень мелкая…и очень грязная. Зад при падении он тоже не повредит: в черте города от грязи и канализационных стоков речка давно перестала замерзать.

— Хоть ногу бы попросил сломать, добрая ты душа! Он твоей Розке желал травмы на сцене, надо было ему копыта повывернуть! Я бы сама охране приплатила.

— Угомонись ты наконец, Любезная Сука. Ноги ломать никому не будем: это уже какая-то уголовщина начнётся. Мы приличные люди!

— Что ты сказал, сопляк, мальчишка бестолковый? Это я — люди? Сейчас я тебе…

— Стоп! Не повторяться! Ты только что этому парню обещала такую операцию произвести. Забыла, кто тебе хозяин, пока столько лет сама по себе шлялась! К ноге!

Сука опрометью бросилась, сметая провода и микрофонные стойки, к Фирузу и как благовоспитанная охотничья собака приняла соответствующую стойку возле хозяина. Не выполнить команду было выше её собачьих сил и понятий о хороших манерах.

— Оборзел совсем, пацан! Чего при людях меня дрессировать взялся?

— Не сердись, старушка! Тебя не окороти — до сих пор бы лаялась, не заткнулась, пока б я на собачий язык не перешёл. Помню твоё упрямство. А что бы о нас подумали? Правильно. Плохо бы о нас подумали. — Фируз присел и погладил подругу по спине.

Та, чтобы «не терять лица», шерсть слегка вздыбила и попыталась рыкнуть, но получив дружескую затрещину, смирилась и даже попыталась изобразить помахивание хвостиком: всё, дескать, в порядке, шеф.

— Давай с детишками знакомиться!

— Хорошие щенки, породистые. И почти взрослые. Думаю, скоро на охоту можно будет брать. — Сука потёрлась уже заметно округлившимися боками о колени Розы и Гильфана.

Те в ответ ласково погладили тётушку-Собаку (не величать же молодым людям четвероногую подругу отца Сукой).

 — Надо тебе, тётушка, имя придумать!

— Не до того сейчас. А охота и вправду большая намечается. Эй! Госпожа директор, проводи-ка меня в свой кабинет да пригласи туда свою сотрудницу Аиду Невскую с папашей. И, будь любезна, распорядись, чтобы мне миску мороженого с клубникой подали.

У моих гостей заказ отдельно примешь, чего пожелают. Давай быстро и потом на глазах не мельтеши. У нас разговор серьёзный будет. Как этот певец, который принародно мне в нюх тыкал, что он мой хозяин, глотку драть закончит — проводишь к нам. Проследишь, как публика разойдётся — свободна. На глаза казаться не смей: надоела. Здание не забудь на сигнализацию сдать. Вахтёра внизу предупреди, что гости у тебя в кабинете, чтобы не мешал. Аренду колымаги под названием «лимузин» продли ещё на сутки. Исполняй, и с глаз долой. Поди дома дел невпроворот. Завтра у тебя выходной. Щенки-то есть?

— Мальчик и девочка. В школу ходят…

‑—Ну, видишь как хорошо, а ты дурью тут маешься. Я вот, тоже скоро ощениться должна, да всякие обормоты в декретный отпуск уйти не дают!

— А разве у собак декрет бывает? — предохранители в голове дамы-директора после необыкновенного шоу выгорели полностью.

— Бывает, бывает. И материнский капитал мне ещё вот этот артист задолжал. Много, между прочим, по количеству щенков. А у меня помёт в этот раз богатый будет.

— До свиданья, уважаемая публика! Ты, артист, отыграешь, что положено, да смотри — без халтуры. И ко мне в кабинет! Ты, директорша, кресло, будь добра, распорядись обратно в кабинет доставить. Не на полу ведь лёжа мне с людьми совещание проводить и мороженое есть!

Военный совет и марш-бросок

— Добрый вечер, Аида, добрый вечер Писец. Здорово и тебе, Архипка.

— Добрый вечер, Уважаемая Сука! Кажется, совсем недавно мы расстались. — Ответил на приветствие за всех вновь прибывших Писатель.

— Конечно недавно. Когда ты с Архипкой дочурке своей бирюльку в подарок привозил.

— Да уж, учудили! Я, было, рассердиться собралась, да потом решила — ну не полный же идиот, мой папаша, хоть и книги одну за другой стряпает, — чтобы мне модель усовершенствованного комсомольского значка, да ещё с надписью, которую любая артистка за издевательство принять должна, через полстраны в презент доставлять. — Певица заняла своё место за столом заседаний.

— Спасибо и на том, доченька, что родного отца идиотом не определила.

— Ладно! Хватит вола тянуть! — Собаке явно нравилась роль председателя. — Заказы сделали? А то у них там буфетные скоро разбегутся. Звони в кафе, Аидка, про моё мороженое напомни, чтобы в миске. Ты, папаша, с Архипкой чешите в Аидкино-Невскую гримёрку и тащите сюда этот, как его твоя дочь называет, комсомольский значок. Нужен будет сегодня. Корнет прибыл?

— Прибыл, матушка, Давно уж поджидаю.

— Скорый какой! Неужто твоя Золотая Тропа быстрее нашей?

— А вот сегодня и проверим. Где артист?

— С публикой расстаться не может. Сейчас допоёт и прямо к нам.

— Да вот я уже! — в кабинет бодрой походкой вошел Счастливый Фируз с дочерью и сыном. Казалось, они и не расставались на века. Так велико было взаимное счастье встречи, что ни отец, ни дети не желали ничего расспрашивать. Счастье им приносил уже сам факт воссоединения. О прошлом, настоящем и будущем думать вовсе не хотелось. Важен был лишь каждый миг нахождения вместе.

Вернулись Писатель с дочерью и Архипкой. Расторопные официанты умело сервировали директорский стол, чем-то средним между ранним завтраком и поздним десертом. Когда обслуживающий персонал покинул помещение, слово взяла Сука-председатель:

— Для начала, Фируз Счастливый, расскажи нам, как прошла часть концерта, на которой мы не присутствовали. Вижу по глазёнкам, что не терпится похвастаться очередным успехом!

— Никогда хвастливостью не отличался. Хороший был концерт. Даже «кулайцы» оказались нормальными ребятами и неплохими музыкантами. Только инструменты у них не очень подходят для их музыки. Просили подсказать адресок мастера, который может хур приличный изготовить. Хотят его каким-то образом под народный «кулайский» инструмент приспособить. Да и ладно, пусть попробуют. Что-то они чувствуют про свои древние корни, а информации не хватает. Вот и фантазируют, ищут подход к своему древнему этносу: поют неплохо, но на тарабарском языке. Сами по ходу песни замысловатые слова придумывают. В целом, вместе с музыкой звучит сносно. Договорились, что если в ближайший год я не оставлю сцену, дадим совместное выступление в Улан-Удэ. Но давайте о деле.

— Да, просим начинать информативную часть совещания! — подал голос вернувшийся из похода за «сувениром» Писатель с дочерью и Архипкой.

— Сию секундочку. Смирно все! Главнокомандующий явился! Сядь в уголок и помалкивай! — Охладила пыл Писателя Сука. — Информация такова: Праздник Лесной Благодати продлится ровно столько, сколько потребуется, чтобы мы успели завершить все свои дела. А дел за прошедшие годы накопилось превеликое множество.

— Как это, сколько потребуется? — спросил Гильфан.

— Невидимые Родители всегда своё слово держат. Надо будет, хоть на целый год относительно общего времени наш день растянут, а потом к общему измерению вернут, — авторитетно заверила Сука. — Вам, Фируз и ребятишки, сюрприз: Лилия сейчас в Чумске. Совсем рядом: километра полтора от зала, где мы находимся, и лет на сто позади. Лимузин забронирован директором филармонии ещё на сутки. Посещаем Чумскую резиденцию Ложи, где находится не одна, а сразу три Лилии: наша дорогая и разлюбезная Лилия Эльрудовна, Мадемуазель Лилиан из Верхнеудинска, прибывшая по собственной инициативе вслед за Их Сиятельством графом Брюхановым-Забайкальским. Третья персона – Мадемуазель Лили из Парижа.