Откровение миротворца (СИ)

Глаза Никты, необычайно взволнованные, блестели. Марку сложно было представить, чего она может бояться после перерождения в Фаране.

– Да, Никтилена, – сказал Калиган, закрывая глаза и будто засыпая. – Я не возвеличиваю тебя, ты же знаешь, как я всегда к тебе относился. Выскочка, обиженная судьбой девчонка, возомнившая себя спасительницей народов. Но сейчас я не в том состоянии, чтобы острить. Асамар дал о тебе знать Хадамарту. Может, не самому Хадамарту, но кому-то из его самых приближённых архидаймонов – это точно. А уж они сделают всё, чтобы ученица Фосфероса не добралась до южных берегов.

Глава четвёртая Кровь на волнах и утраченный символ

(Южное море)

Ночь наступила неожиданно быстро: вспыхнули как по волшебству звёзды, озаряя морскую зыбь. Раздувая под дуновением попутного ветра паруса, «Вольный» бежал по волнам, держа курс к родным берегам. Матросы подрёмывали: иные в трюме, среди мешков с пряностями, иные прямо на палубе под лавками для гребцов, прикрываясь кто старым пледом, кто тряпками.

Марк одиноко стоял на мостике, глядя во мрак морской ночи. «Вольный» вздымало на волнах, и душа неслась, устремляясь к мрачному городу, с которым Марка связывала судьба. Хотелось думать о возвращении, о скромной уютной комнате в форте Первой когорты, о Лейне, с которой так и не удалось увидеться после двухмесячной разлуки. Но перед глазами упорно всплывала одна и та же картина – тонкое лезвие, пронзающего Калигана насквозь…

Почему Асамар сделал это? Почему решил убить столь важного пленника?

Ответ был очевиден. Но Марк старался найти другое объяснение, другой мотив, объясняющий логику мечника-некроманта.

Никта бесшумной тенью поднялась к нему на мостик.

– Как он? – обернулся Марк.

– Спит. У него сильный жар. Я сделала, что могла. Теперь всё в руках Всевышнего.

Марк с силой упёрся руками в деревянный поручень.

– Почему? Зачем я им нужен? Зачем они делают всё так, чтобы я их ненавидел? В этом нет смысла. Если Акафарта хочет, чтобы я ей служил – пусть предложит что-то такое, от чего мне трудно будет отказаться. Но убивать моих друзей… и оберегать при этом меня… здесь нет никакой логики!

– Почему ты говоришь об Акафарте? Свою силу в тебя хочет влить Саркс, а Калигана ударил Асамар.

– А разве они не её инструменты? Не её слуги, как бы не заявляли о своей независимости?

– Не всё так просто, Маркос. Асамар без сомнения связан с Акафартой, но не как её слуга. Здесь нечто иное. Сила Акафарты – в Зеркале Мглы. Зеркале, которое, если верить легенде, было сотворено Спасителем и впоследствии исказилось из-за злой воли людей. И теперь оно отражает внутреннее зло человека и наделяет это отражение силой…

– То же самое делало Проклятие миротворцев. Выходит, оно по-прежнему действует?

– Нет, оно разрушено навсегда. Это совершенно точно.

– Разрушено? Тогда почему Мелфай с каждой нашей встречей становится всё больше похожим на Саркса? – выпалил Марк. – Почему Саркс сейчас ещё более могущественный, чем когда имел собственное тело? Почему Акафарта так настойчиво стремится перетащить меня на свою сторону, да ещё и защищает от собственных слуг?

– Не знаю. Но знаю точно: не пытайся перехитрить Акафарту. И не полагайся на её защиту. Полагайся на свою верность Спасителю, свою совесть и свой Путь. Мы все сейчас перед тяжёлым выбором.

Глаза хранительницы смотрели из-под влажных ресниц на зыбкую гладь Эола.

«Святые силы, её же тоже раздирают тревоги! Ученица Фосфероса. Посвящённая. Столько всего обрушилось на неё в один миг».

– Миротворец и избранная, – произнёс Марк с улыбкой. – Теперь ещё и Посвящённая. Представляю, каково это: чувствовать, что сам Хадамарт обратил на тебя внимание.

– Какая из меня Посвящённая, – бросила Никта чуть слышно. – Я и трёх месяцев в Фаране не провела.

– Ты ученица Фосфероса. И Хадамарт знает об этом.

– Как будто у Фосфероса не было других учеников. Почему за ними Падший не устраивает охоту? Нет, Калиган ошибается. «Вольный» несёт важные вести королеве Сильвиры. От этих вестей зависит расстановка сил. Вот Хадамарт и начинает охоту. Не за мной – за всем кораблём.

Она говорила, скрывая чувства, не желая раскрывать Марку свою тревогу именно сейчас.

«Что, если она и впрямь Посвящённая? Никто ведь не может сказать этого точно, даже сам Эфай, будь он жив. Но поскольку враг считает её Посвящённой, значит, ей ничего не остаётся, кроме как сражаться так, как сражалась бы Посвящённая».

Родной дом. Спящая сельва. Как далеко теперь её мечта, связывающая её судьбу с красотами морфелонских лесов? А те чаяния и мечты, о которых она никому не рассказывает? Сколько их у неё? И всё это рушится, рушится, меняя её жизнь, а Марку и сказать ей нечего, нечем ободрить.

– Никта, – произнёс он.

Она обернула к нему благодарный взгляд. Какое всё-таки счастье, что она умеет всё чувствовать и понимать без слов!

– Когда-нибудь, когда твоё сердце научится интуитивно отзываться на чувства других и чувствовать радость и скорбь любого человека – тогда ты избавишься от мучительного поиска нужных слов, Маркос.

***

Марк так и уснул, скрючившись на поскрипывающем мостике, убаюканный качкой. Измученный событиями предыдущего дня, он погрузился в глубокий сон без сновидений.

Утром его разбудила возня и резкие голоса дозорных. Продрав глаза, Марк увидел над собой заволоченное тучами небо, подтянулся за шаткий поручень, разминая отёкшие конечности. Рядом стояли Автолик и капитан Борода, поглядывающий в свою трубу. Позади, на почтительном расстоянии от «Вольного» скользили по морской ряби два алабандских корабля – быстроходные боевые биремы, несущие три парусные мачты, два яруса вёсел и вооружённые катапультами и баллистами. Их острые носы с грациозным изгибом гордо вздымались на несколько локтей над палубой. Рассекаемая ими вода разбрасывала вокруг клочья белой пены.

– Красиво идут, островные крысы, – прошипел Борода с ненавистью.

– Это те, вчерашние? – спросил Марк.

– Угу, – буркнул Автолик. – Тот, что левее – «Коршун», правее – «Мститель». На одних парусах идут, а налегли б на вёсла – вмиг бы догнали.

– Эк ты загнул! На, погляди, гребут как проклятые, да только с «Вольным» им не тягаться! – возмутился бородатый капитан.

– Гребут еле-еле, силы берегут для рывка. Видал, уже трижды авларов посылали, подкрепление ждут.

Пока они спорили, Марк глянул в капитанскую трубу: на носовом мостике «Коршуна» заметно выделялся человек в волнистом плаще. Асамар!

– Они не отстанут, – произнёс Марк. – Далеко ещё до берега?

– К вечеру будем, если ветер не изменится, – пробурчал Борода.

К счастью, ветер пока что был попутным. Марк позавтракал с матросами одними фруктами с Алабанда. Капитан Борода запретил наедаться, поскольку в ближайшие часы мог начаться бой. Правда, алабандские корабли пока что только преследовали «Вольный», не пытаясь сблизиться для атаки.

В этом томительном напряжении прошло всё утро и часть дня, пока с наблюдательного гнезда на мачте «Вольного» не раздался тревожный крик:

– Три паруса справа!

Борода вырвал у Марка трубу и приник к ней глазом.

– Галеасы… под флагом Хадамарта… – вырвался из него гортанный хрип.

Марк без спроса схватил капитанскую трубу: три длинные галеры, в полтора раза больше «Вольного», шли с правого борта на перехват. Трёхмачтовые суда были оснащены широкими полотнищами прямоугольных парусов, выкрашенных в багровые цвета, и тремя ярусами вёсел.

– Они отрезают нас от наших берегов, – заметил Автолик.

– И гонят в самую пасть Форкимара! – ругнулся капитан. – А ну, хомяки, пол-оборота влево!

Дромон накренился, чуть изменив курс. Засуетились матросы, подправляя паруса так, чтобы выжать максимум из попутного ветра. В это время гребцы на алабандских биремах заработали в полную силу. Расстояние между ними и «Вольным» начало сокращаться, вопреки заверениям Бороды.