Единство (СИ)

Слушая о любовной канители, которую умышленно или же не нарочно поднял вокруг себя Кристар, Оника не могла сдержать улыбки.

— Прости.

— Нет, нет, лучше продолжай улыбаться. Надеюсь, в нашу следующую встречу на твоем лице уже не будет этой маски из траура и смирения, — Зоревар поднялся со скамьи, и, посмотрев по сторонам, улыбнулся на прощание и поспешил уйти подальше от пробирающего до костей взгляда разноцветных глаз.

Дни превратились для Оники в череду ранних подъемов и книжных корок, жмущихся друг к другу на полках в комнате господина Шарафа. Старик лишь изредка говорил горничной, к какому времени он ждет обед, и продолжал возвращаться в покои ближе к полуночи, даже за ужином не отрываясь от чтения прихваченной с собой книги. Каждый раз Онику не оставляла надежда, что когда-нибудь старик заинтересуется редкими видами растений и животных, но господина Щарафа интересовали только скучные биографии не менее скучных людей. Раз в несколько дней ее вызывали в кабинет Первого советника, сверлившего девушку на протяжении десятка минут суровым взглядом, подобным тем, что у благородных господ на иллюстрациях в книгах господина Шарафа. Каждый раз убеждаясь в лояльности и безвредности новой горничной, Первый советник выставлял ее за дверь, недовольный, что во дворце продолжает находиться маг.

Однажды вечером, когда не просмотренными оставались всего два шкафа, и Оника уже отчаялась найти искомое, господин Шараф вернулся несколькими часами раньше обычного и застал пустующий стол без намека на горячий ужин. Обдав девушку злым взглядом, без единого слова старик засел в кресле с книгой, в тихом негодовании ожидая, пока нерасторопная горничная не выполнит свои обязанности.

Вернувшись в покои с заставленным тарелками подносом, Оника нашла старика все так же сидящим в кресле, в окружении тройки канделябров, высвечивающих каждый седой волос на его голове, не оставляя теням ни одного укромного местечка.

Когда блюда были расставлены, господин Шараф вместе с книгой и скверным настроением перебрался за стол.

— Зажги больше свечей, — приказал старик, сжимая в свободной руке круглое увеличительно стекло.

Покосившись на десяток горящих огоньков, Оника извлекла из буфета подсвечники и, расставив на столе, зажгла еще шесть свечей. Изредка подрагивающее пламя придавало лицу старика истинно страдальческое выражение. Он совершенно забыл о еде, часто моргая и щурясь, минутами не переводя взгляд с одной страницы на другую.

Хоть у Оники не было ни единой причины для теплого отношения к господину Шарафу, картина перед ее глазами вызывала сочувствие, и, когда старик в сердцах смахнул книгу на пол, Оника болезненно свела брови.

— Бесполезная дрянь! — за книгой последовала и линза, рассыпавшись на каменном полу грудой осколков.

Собирая разбившееся приспособление, Оника подняла взгляд и заметила увлажнившиеся глаза господина Шарафа, бессмысленно ковыряющегося в тарелке. Убрав стекло, девушка подняла упавшую разворотом вниз книгу, расправляя смятые страницы.

— «Повести о Наборате Опрометчивом и двадцати трех перекрестках», — после недолгих размышлений, Оника прочитала вслух буквы, выведенные золотом на первой странице.

Бледное лицо старика взглянуло на горничную, но вместо брани прозвучал короткий вопрос:

— Ты умеешь читать?

— Немного. Меня учила швея из…

— Меня не интересует твоя биография. Верни книгу.

Склонив голову, Оника положила сборник с повестями на стол перед стариком. Смачивая пальцы в кубке с водой, господин Шараф листал страницы, пока не остановился на трети книги.

— Читай отсюда, — сухо произнес он, пододвигая книгу к Онике.

Сдержанно улыбнувшись и поправив ленту на лбу, девушка заскользила пальцем по ровным срокам, сложенным из мелких буков, рассказывая историю о малоизвестном, но определенно великом, герое:

— И тогда Наборат Опрометчивый выменял своего гнедого скакуна на четырех поисковых свиней и отправился по следам Грома Грозного, подло укравшего драгоценную реликвию полевых бегунков, серебряную тыкву…

Дэрк, как и всегда, был откровенен с собой: он допускал мысль, что когда-нибудь снова окажется под сводами дворца Берилона. Только в воображении бывшего церковника не было конвоируемой его стражи и старика Ульена, служившего еще предыдущей Матери. Первый советник встретил Крайснера и сопровождавших его бойцов Церкви на ступенях перед дворцом. Дэрк презирал Ульена за слабость и закостенелость взглядов, Ульен же видел в нем исключительно предателя и надменного выскочку. Взаимная неприязнь ментальных магов была для них так же очевидна, как и всем, кто оказывался в их обществе.

— Вы, что ли, занавески постирали? — насмешливо произнес Дэрк, разглядывая дворец. Едва заметные перепады оттенков выдавали места повреждений, нанесенных постройкам во время мятежа.

Ульен был бы рад лишний раз не мараться о присутствие Крайснера, но о его сопровождении лично попросила Всевидящая Мать. Что крылось за этой просьбой? Первый советник искоса смотрел на церковников, окруживших Дэрка, но не смеющих и пальцем тронуть мужчину. Все дело в страхе и уважении за былые заслуги, или ментальный маг уже успел порыться в их головах? Ульен прекрасно знал о самоуверенном мальчишке, с самых первых дней служения Церкви заимевшем славу того, кто игнорирует неписанный кодекс ментальных магов. Неудивительно, что в итоге он предал возложенные на него ожидания и ушел в отставку.

— Помнится, в прежние времена народцу тут было побольше. Неужто хворь какая заела половину слуг?

Дэрк знал, что его ведут в Зал Собраний, что на первом этаже, а значит, погулять по дворцу не выпадет возможности. Он все размышлял, как можно больше узнать о том, что же происходило во дворце в день мятежа, что с Кристаром, и где может быть его изворотливая сестра.

Перемешивая колкости с тихим смехом, Дэрк и сам не представлял, что подготовил благодатную почву для партии, которую ему предстояло разыграть. Мужчина не собирался лезть в голову Ульена раньше времени — это было бы проявлением крайне дурных манер — но когда из-за угла появилась горничная со стопкой полотенец, Крайснер изменил свое решение.

Если бы Дэрк не видел так хорошо знакомого лица и разноцветных глаз, он бы никогда не сказал, что перед ним дочь Сапфира. Ранее сопровождавшая ее аура стихийного мага была сведена на нет, оставив едва ощутимый дух укротителя водной стихии, а мысли были открыты, словно книга, но мужчина мог поспорить на что угодно — эти мысли могли принадлежать кому-либо, но только не известной ему Онике.

«И когда ты, плутовка, только успела научиться так хорошо скрывать свою суть?»

Незаметно коснувшись сознания Ульена, Дэрк убедился, что тому прекрасно известно о том, что во дворце находится стихийный маг. Об этом знала и Всевидящая Мать, которая и позволила девушке остаться, и стража, и почти вся прислуга. Удостоверившись, что он не раскроет об Онике ничего, что она сама не позволила узнать, Дэрк приступил к активным действиям. Церковник не знал, выпадет ли ему еще один шанс увидеться с дочерью Сапфира во время его присутствия во дворце, так что этот было глупо упускать. Главное, чтобы она доверилась ему, догадавшись, что он не подведет ее.

Крайснер зашелся безудержным смехом, чем вызвал непонимание своих конвоиров и негодование Ульена, отвлекая того от распускаемого ним ментального тумана, скрывающего чужие мысли и окутывающего пеленой всякое применение магической силы.

— Вы издеваетесь! Нет, серьезно, вы уверены, что вам в чай не подмешивают дурман-корень?

Церковники не остановили вырвавшегося из их кольца ментального мага, решив бездействовать, пока Первый советник не отдаст другого приказа. Но Ульен, посерев от злости, молча наблюдал за вжавшейся в стену горничной, пропускающей конвой, и направляющимся к ней Крайснером.

— Да ладно, правда что ли? Мои глаза меня не обманывают? Нет, нет, это и правда укротитель стихий! Здесь, во дворце самой Всевидящей Матери! — Дэрк бесцеремонно схватил горничную за руку, так что та выронила полотенца, и, глядя в полные страха глаза, усмехнулся, пальцем сдвигая ленту на лбу. — Совсем свеженькая! А, я понял, это новое веянье моды — держать при себе крошку укротителя стихий. Или все дело в очаровательной мордашке?