Сага о копье: Омнибус. Том II (ЛП)

Ты будешь вечно всматриваться в пустоту, в которой не будет ни тьмы, ни света, выкрикивать слова, которых никто не услышит и на которые никто не откликнется; ты будешь строить все новые и новые планы, но они никогда не воплотятся, ибо тебе придется снова и снова возвращаться лишь к самому себе. В конце концов, в отчаянии или безумии, ты ухватишься за свое собственное существование пословно изголодавшаяся змея, пожрешь себя самого в тщетной попытке отыскать пищу для своей души и ума. Но снова ты не найдешь ничего, кроме пустоты, и в ней ты будешь существовать целую вечность — крошечная точка, зернышко пустоты в пустоте, пытающееся утолить этим вакуумом свой бесконечный голод…

Врата замерцали, и Астинус поднял взгляд от своих записей. Ему показалось, что железная воля, светившаяся в золотых глазах, дрогнула. Пронзив взглядом их зеркальную поверхность, историк увидел в глубине глаз своего собеседника те самые муки и страдания, которые он только что описал. Он увидел испуганную, одинокую, израненную душу, запертую в плену своих собственных притязаний и отчаянно жаждущую спасения. Впервые за свою жизнь Астинус ощутил что-то похожее на сострадание. Заложив пальцем страницу, на которой он писал, старик хронист привстал и протянул руку по направлению к Вратам…

И вдруг из темноты раздался смех…язвительный, горький, — смех человека, хохочущего над самим собой.

Черная фигура в глубине Врат исчезла.

Астинус вздохнул и взялся за перо. В тот же миг с той стороны Врат сверкнула яркая молния. В ответ ей вспыхнул ослепительный белый свет — отблески последней битвы Паладайна и молодого мага, который сокрушил Владычицу Тьмы и занял ее место.

За окнами Башни тоже заплясали молнии. Гром грянул с такою силой, что волшебные черные камни Башни вздрогнули и даже самый фундамент ее заходил ходуном. Пронзительный вой ветра заглушил стоны Пар-Салиана.

Наконец старый маг поднял измученное худое лицо и с отчаянием посмотрел за окно.

— Это конец, — пробормотал он, слабо хватая воздух скрюченными, узловатыми пальцами. — Конец всего…

— Да, — согласился Астинус и нахмурился, так как из-за резкого толчка едва не сделал ошибку в своих записях. Поудобнее устроив книгу на коленях, он бросил взгляд на Врата, озаренные изнутри вспышками света, и принялся записывать подробности последней битвы.

Через несколько секунд все было кончено. Белый свет Паладайна в последний раз вспыхнул, засиял и погас. Врата вновь потемнели.

Пар-Салиан заплакал. Его слезы капали на каменный пол, и с падением каждой слезинки Башня Высшего Волшебства вздрагивала, словно она предвидела свой жребий и страшилась его. Не обращая внимания на сотрясения пола, Астинус твердой рукой заносил в книгу последние слова своей «Хроники»:

«Четвертого дня пятого месяца 358 года мир перестал существовать».

Затем он вздохнул и хотел уже закрыть толстый том, когда чья-то рука с силой опустилась на страницы, где еще не высохли чернила.

— Нет, — твердо сказал чей-то голос. — Это еще не конец.

Руки Астинуса задрожали. С пера его сорвалась крупная капля чернил и залила последние слова.

— Карамон! Карамон Маджере! — закричал Пар-Салиан, протягивая к гиганту свои слабые руки. — Так это твой голос я слышал в лесу?

— А ты сомневался? — проворчал Карамон, который, несмотря на плачевное положение мага и его ужасные муки, не мог найти в своем сердце ни капли сострадания. Глядя на мраморный столб, в который обратилась вся нижняя половина верховного мага, он вспомнил о пытках, которые довелось испытать в этой же самой Башне его брату-близнецу, о своих собственных мучениях, что выпали на его долю в Истаре.

— Нет, нет! — Маг в отчаянии заломил руки. — Я просто подумал, уж не мой ли измученный разум сыграл со мной злую шутку! Ты понимаешь? Но как ты здесь оказался? Как тебе удалось уцелеть в магических сражениях, которые уничтожили мир?

— Он и не уцелел, — строго перебил Астинус. Справившись с растерянностью, он опустил раскрытую книгу на пол у своих ног и поднялся. Мрачно поглядев на Карамона, он обвиняющим жестом вытянул в его сторону палец:

— Что это за трюк?

Ты же умер! Что означает твое появление?

Не говоря ни слова, Карамон вытащил из-за спины растерянного Тассельхофа.

Теперь, подавленный величием момента, кендер скромно встал рядом с гигантом, глядя умоляюще на Пар-Салиана.

— Хочешь, я все объясню, Карамон? — спросил кендер. Его голос был едва слышен за шумом бушевавшей снаружи грозы. — Мне кажется, я должен рассказать, какая причина заставила меня вмешаться и испортить магическое заклинание уважаемого магистра, а также поведать о том, как Рейстлин дал мне не правильные инструкции и заставил сломать магическое устройство, хотя в этом, наверное, я и сам был немного виноват, так как в результате я очутился в Бездне. Зато там я встретил беднягу Гнимша… — глаза кендера наполнились слезами, — которого потом Рейстлин же и погубил…

— Все это мне известно, — перебил его Астинус. — Значит, Карамон Маджере, ты сумел вернуться из прошлого благодаря своему маленькому другу. У нас почти не осталось времени. Что ты намерен предпринять?

Гигант повернулся к Пар-Салиану.

— Не могу сказать, чтобы я питал к тебе любовь и уважение, маг, — сказал он. — В этом мы с братом не расходимся. Возможно, у тебя были свои причины проделать с нами — со мной и госпожой Крисанией — то, что ты совершил, послав нас обратно в Истар. Если так… — Карамон приподнял руку, чтобы остановить Пар-Салиана, который, казалось, хотел что-то сказать. — Если так, то пусть это останется на твоей совести. Что же касается теперешнего положения дел, знай, что я в силах изменить время. Это сказал мне сам Рейстлин. Из-за того что кендер оказался в прошлом, все уже случившееся может быть изменено…Магическое устройство по-прежнему у меня. С его помощью я могу вернуться в любое время.

Скажи мне, из-за чего мир пришел к катастрофе? И когда это произошло? Если я буду все это знать, я попытаюсь что-нибудь исправить.

Взгляд Карамона переместился с Пар-Салиана на Астинуса, но хронист только покачал головой:

— Не смотри на меня, Карамон Маджере. При любых обстоятельствах, каковы бы они ни были, я обязан придерживаться нейтральной позиции. Я ничем не могу помочь, могу только предостеречь тебя: ты в силах отправиться в прошлое, но я не знаю, в силах ли ты будешь что-либо изменить. Мелкий камень в несущейся реке времени — вот чем ты можешь оказаться.

Карамон кивнул:

— Если так и будет, то я, по крайней мере, умру с сознанием того, что сделал все возможное, чтобы исправить свою ошибку.

Астинус рассматривал гиганта со вниманием и надеждой, никак не вязавшейся с его последними словами.

— О какой ошибке ты говоришь, воин? Ты рискнул своей жизнью, отправляясь в прошлое вслед за братом. Ты сделал все, что мог, и даже попытался убедить его, что тропа зла, которую он избрал, приведет его к гибели. — Астинус указал рукой на Врата:

— Слышал ли ты, что я только что сказал Рейстлину? Представляешь ли ты, что его ждет?

Карамон молча кивнул. На его лице появилось скорбное выражение.

— Тогда давай поговорим, — спокойно предложил летописец.

Башня вновь содрогнулась. Упругий ветер бился в толстые стены, а молнии превратили ночь в ослепительно яркий, высвеченный синевато-голубым светом день.

Крошечная комнатка, расположенная под самой крышей Башни, вздрагивала с такой силой, словно цитадель готова была вот-вот рассыпаться по камешку. Карамону даже показалось, что он слышит чей-то плач, хотя в комнате, кроме них, никого не было. Не сразу он сообразил, что это плачут камни, из которых сложены стены, а когда наконец понял, то с беспокойством огляделся по сторонам.

— У тебя есть время, — успокоил его Астинус и, опустившись в кресло, подобрал с пола тяжелый том. — Не много, но есть. Расскажи, в чем была твоя ошибка.

Карамон судорожно вздохнул. Затем его брови гневно сдвинулись к переносице, и он свирепо покосился на Пар-Салиана.