Принцесса Брамбилла

― Но окажите мне, ― удержал Джильо шарлатана, который хотел уже открыть дверь. ― Скажите, разве принцесса Брамбилла с волшебником Руффиамонте и многочисленной свитой из дам, страусов и мулов не остановились здесь?

― Конечно, ― ответил Челионати. ― Но поскольку дворец принадлежит вам в такой же мере, как и принцессе, вы беспрепятственно можете заходить сюда, правда пока что втихомолку. Однако вскоре вы почувствуете себя здесь совсем как дома.

С этими словами Челионати отворил дверь и пропустил Джильо вперед. В просторных сенях было темно и тихо, как в могиле. Но когда Челионати чуть слышно постучался в одну из дверей, оттуда вышел маленький, очень приятный Пульчинелла с зажженными свечами в руках.

― Если не ошибаюсь, ― обратился Джильо к малышу, ― я уже вмел честь видеть вас, любезнейший синьор, на крыше экипажа принцессы Брамбиллы?

― Так оно и есть, ― ответил тот, ― я состоял тогда на службе у принцессы, отчасти состою и теперь, но главным образом являюсь бессменным камердинером вашего высочества, достойнейший принц!

Пульчинелла, освещая дорогу, ввел их в роскошный покой и тут же скромно удалился, заметив, что, где и когда б он принцу ни понадобился, пусть только нажмет кнопку, и он мигом явится; хотя здесь, в нижнем этаже, он единственная, одетая в ливрею шутка, но по расторопности и проворству заменяет целый штат слуг.

― Ах! ― вскричал Джильо, оглядываясь в пышном, богато убранном покое. ― Только теперь я узнаю, что нахожусь в своем дворце, в княжеской опочивальне. Мой импресарио велел ее расписать, но не заплатил художнику денег, и когда тот ему напомнил о них, дал бедняге затрещину; машинист же в отместку отхлестал импресарио факелом фурий! Да! Я опять в родных княжеских владениях! Но, милейший Челионати, вы хотели вывести меня из страшного заблуждения по поводу танца. Прошу вас, говорите. Однако давайте сядем.

Оба опустились в мягкие кресла, и Челионати начал:

― Знайте, принц, особа, которую вам подсунули вместо принцессы Брамбиллы, не кто иная, как смазливая модистка по имени Джачинта Соарди.

― Возможно ли? ― изумился Джильо. ― Но кажется, у этой девицы есть возлюбленный, какой-то жалкий актеришка Джильо Фава?

― Конечно, ― ответил Челионати. ― Однако можете себе представить, что именно за этим жалким, нищим актером, за этим театральным принцем и бегает по всем закоулкам принцесса Брамбилла. Она старается подсунуть вам модистку, именно для того, чтобы вы, впав в безумную, нелепую ошибку, влюбились в нее и отвратили от помянутого театрального героя!

― Что за мысль! ― возмутился Джильо. ― Что за дерзновенная мысль! Поверьте мне, Челионати, это злые бесовские чары во все вносят путаницу, странно сплетая в единый клубок. Но я разрушу это наваждение: отважней рукой подниму я меч и уничтожу всякого, кто посмеет допустить мысль, будто моя принцесса любит его.

― Так сделайте это! ― лукаво усмехаясь, откликнулся Челионати. ― Сделайте это, любезнейший принц! Для меня самого очень важно скорее убрать с дороги этого дурака.

В эту минуту Джильо подумал о Пульчинелле, о готовности малыша служить ему. Он нажал потайную пружинку, и Пульчинелла мгновенно явился. Совмещая в одном лице множество разнообразных должностей, он потрудился за повара, официанта, кравчего и через несколько минут, накрыв стол, подал вкусный ужин.

Плотно наевшись, Джильо заявил, что кушанья и вина все получились на один вкус; чувствуется, что их готовил, приносил и подавал один человек. Челионати ответил, что, может быть, именно поэтому принцесса Брамбилла сейчас охотно отказалась бы от услуг Пульчинеллы. Он вечно торопится и так самонадеян, что все хочет сделать сам и из-за этого не раз уже ссорился с Арлекином, который весьма нахально притязает на то же.

В подлиннике этого изумительного каприччио, коему рассказчик в точности подражает, в этом месте есть пробел. Выражаясь музыкальным языком, тут не хватает перехода из одной тональности в другую, так что новый аккорд дается без надлежащей подготовки. Да, можно сказать, что каприччио как бы обрывается на неразрешенном диссонансе. Иными словами, у принца ― под ним, конечно, разумеется Джильо Фава, угрожавший смертью тому же Джильо Фаве, ― внезапно поднялись сильнейшие боли в животе, которые он приписал стряпне Пульчинеллы. Но Челионати дал Джильо несколько капель болеутоляющего, и он заснул, после чего во дворце поднялся ужасный шум. Так и неизвестно, что это был за шум и как Челионати и принц, он же Джильо Фава, покинули дворец.

Дальше в рассказе повествуется примерно следующее:

«День клонился к концу, когда на Корсо появилась маска, привлекшая всеобщее внимание своей из ряда вон выходящей нелепостью. На ней был несуразной формы колпак с двумя длинными петушиными перьями и личина с большущим, как слоновый хобот, носом, оседланным непомерной величины очками; одета она была в камзол с крупными пуговицами, небесно-голубые шелковые панталоны с темно-красными бантами, розовые чулки и белые башмаки, тоже в темно-красных бантах, а на боку у маски болтался красивый острый меч.

Благосклонный читатель знаком с этой маской по первой главе, и посему знает, что за ней не мог скрываться никто, кроме Джильо Фавы. Но едва эта маска разок-другой прошлась по Корсо, как бешеный капитан Панталоне, которого мы уже несколько раз видели в нашем каприччио, гневно сверкая глазами, подскочил к ней и заорал:

― Наконец ты мне попался, проклятый театральный герой! Презренный белый мавр! Теперь ты от меня не уйдешь! Обнажай свой меч, трус, и защищайся, или я всажу в тебя свою деревяшку!

И сумасбродный капитан Панталоне стал размахивать в воздухе широким деревянным мечом. Но Джильо отнюдь не струсил перед таким внезапным нападением, а, наоборот, спокойно и хладнокровно сказал:

― Какой еще там неотесанный мужлан вздумал биться со мной на поединке, не имея понятия о настоящих рыцарских обычаях? Послушайте, мой друг, если вы действительно узнали во мне белого мавра, то вам должно быть ведомо, что я герой и рыцарь не хуже всякого, и только подлинная галантность побудила меня расхаживать тут в небесно-голубых штанах, розовых чулках и белых башмаках. Ибо таков бальный наряд по моде короля Артура. Однако на боку у меня сверкает добрый меч, и я по-рыцарски отражу ваши удары, когда вы по-рыцарски вызовете меня, если только вы не просто немецкий балаганный шут, переиначенный на итальянский лад, а действительно чего-то стоите!

― Простите, о белый мавр, ― ответила маска, ― что я хоть на минуту забылся и не воздал должное герою и рыцарю! Но клянусь княжеской кровью, которая течет в моих жилах, я докажу, что с не меньшей пользой, чем вы, читал превосходнейшие рыцарские романы!

И княжеского рода капитан Панталоне отступил на несколько шагов, встал в позицию, держа меч наготове, и с искренним доброжелательством сказал:

― Не угодно ли?

Джильо отвесил противнику изящнейший поклон, быстро выхватил меч из ножен, и бой начался. Вскоре все заметили, что оба ― капитан Панталоне и Джильо ― отлично знают свое рыцарское дело. Твердо упершись левой ногой в землю, они, то, притопнув, выбрасывали вперед правую в смелой атаке, то отступали назад в защитную позицию. Сверкая, скрещивались клинки; быстро, как молния, следовал удар за ударом. После жаркой грозной схватки дуэлянтам пришлось отдохнуть. Взгляды их встретились, и вместе с яростным пылом сражения в них вспыхнула такая любовь, что они бросились друг другу в объятия и зарыдали.

После этого бой возобновился с удвоенной силой и искусством. Но в ту минуту, как Джильо хотел отразить хорошо рассчитанный удар противника, тот проколол мечом бант на его левой штанине, и бант, застонав, свалился.

― Стой! ― крикнул капитан Панталоне. Рану исследовали и нашли ее незначительной. Нескольких булавок оказалось достаточно, чтобы прикрепить бант к прежнему месту.

― Я желаю, ― заявил капитан Панталоне, ― взять меч в левую руку, моя правая сильно устала от тяжелой деревяшки. Но ты можешь, как раньше, держать свое легкое оружие в правой руке.