Вооружен и очень удачлив. Трилогия

Теперь осталось только ждать.

Мерить шагами подвал, уныло подсчитывая издевательски растянутые секунды. Вздрагивать от каждого шороха за окном, нервно морщиться и надеяться на то, что даже самое тягостное ожидание все равно должно иметь конец. Нетерпеливо кусать губы и в качестве утешительной терапии грызть кончик хвоста. Впасть в ступор, перестать слушать куратора и в итоге прозевать исторический момент перехода от томительного ожидания к свершившемуся событию, отреагировав на него глупейшей фразой: «Как? Уже?!»

— Внимание! — предупредил куратор.

— Как? Уже?! — встрепенулся толстяк, подпрыгивая. — Ух, какой… какое…

Аш-шуар лежал на полу, как настоящий младенец из родительских баек, которого нашли в капусте. Шкурка опарыша развернулась многослойными широкими пластами, схожими по форме с капустными листьями, а в самой серединке топтался наш будущий истребитель ангелов, отчаянно зевая и несинхронно моргая разнокалиберными глазами, покрытыми мутной пленкой.

— Что у него со зрением? — забеспокоился я.

Вторая тяжело вздохнула:

— Кажется, Урби запутался, и мы засунули в вепревый череп один глаз от карася, а один — от сокола. Мой недогляд, прости. Но выводы насчет зоркости делать рано: он еще слеп. А как тебе малыш в целом?

— Носик твой, а вот уши и овал рожи папанькины. В смысле, на Третьего очень похож. Прямо вылитый. Что касается аппетита, то искренне надеюсь, он унаследует отцовский.

— Носик?! — тут же взвыла напарница, угрожающе впиваясь ногтями в мое плечо. — Как ты посмел сравнить мой прелестный изящный нос вот с этим костяным клювищем?!

Последовавший за тирадой ощутимый тычок в ребра был лучшим доказательством того, что чертовка сохранила боевой задор и свойственную ей быстроту реакции. А вот лучший друг на комплименты не отреагировал, что было тревожным симптомом. Наверное, перенервничал.

— Гляди-ка, он растет! — завороженно глядя на химеру, умилился Третий.

— Конечно, растет! — согласился куратор.

— Он само совершенство, — тихо прошептал толстяк.

— Гм! По крайней мере, к назначенной ему миссии на первый взгляд пригоден, — тактично согласился куратор. — Тем более что умение преследовать и убивать даровано ему магическим образом.

— Интересно, а до каких пор аш-шуар будет продолжать расти? — поинтересовалась Вторая, отодвигаясь от стремительно вытягивающегося в ее сторону кожистого крыла. — Что-то он разошелся.

— Процесс формирования объема тела идет автоматически в зависимости от исходного сырья. Сразу по завершении сердце забьется и он откроет глаза.

— Скорее бы! — буркнул я, пятясь к стене. — Это же ужас что такое! Не хвост, а моток корабельного каната!

— На свой посмотри! — огрызнулся куратор.

— Надо было растить его не в погребе, а в самой большой комнате! — родил гениальную мысль Третий.

— Надо было внимательней смотреть, что накидал Урби в свой тазик! — взвыл я, отползая в угол. — Парень, видать, с зоологией знаком исключительно в рамках раздела «суповой набор своими руками»! Зверей подбирал по принципу: чем жирнее, тем наваристей! Ай! У-ю-ю-юй! Тяжесть-то какая! Эта тварь посмела наступить мне на копыто! Какой идиот разрешил пустить в дело вараньи ноги? Мы же договаривались их заменить!

— Короткая у тебя память, Пятый, — прищурилась чертовка. — Ни ты, ни Третий не согласились пожертвовать для дела своими нижними конечностями. Над домом кружили Положительные, и доставлять в этих обстоятельствах новые части звериных тел было бы непростительным риском для операции. Что оставалось? Либо вараньи ноги, либо копченые свиные окорока из погреба. Так что молчи и терпи!

— У-ю-ю-юй!

Уж не знаю, какая там внутренняя магия управляла процессом роста аш-шуара, но со стороны это было больше похоже на надувание воздушного шарика сложной формы. Едва прекратил вытягиваться хвост, завившись на конце кокетливой кисточкой с парными ядовитыми железами — вспучились плечи. Гипертрофированные мышцы наползли на крылья и вдруг резко обвисли, вернувшись к прежним размерам, словно шарик проткнули булавкой.

Кстати, несмотря на наши опасения, крылья грифона крепко приросли к львиной тушке и смотрелись вполне органично: три малых костяных пальца задорно торчат; четвертый, самый длинный, переходит в кожистую летательную перепонку; место сращения тонко обозначено короткой пушистой шерсткой, которая на туловище превращается в настоящую густую шубку.

Дольше всего формировалась голова.

Выбранный Урби череп прежде принадлежал утконосому вепрю-певуну, а эти животные славятся множеством особенностей. Их челюсти вытянуты вперед наподобие клюва, носовые кости срастаются, образуя на голове гребень или шлем, пронизанный внутри полыми трубками и пустотами. Пустоты при этом являются резонаторами, меняющими силу и высоту издаваемых зверем звуков, и лучшие представители вепрей-певунов могут похвастаться тем, что уморили врага одним лишь боевым кличем.

— Грозен! — тихо сказала Вторая, покусывая белокурый локон.

— Вот это зубищи! — прошептал Третий, почтительно отползая к стене. — Как они только во рту помещаются? И вперед, и вбок, и вверх, и в сторону… Такой прикус уже никакими брекетами не исправишь!

— Это будет звездный час Организации! — голосом, полным чувств, провозгласил куратор. — Приготовьтесь, ребята! Главное, не пропустить начало сердцебиения — сразу после шестого удара он откроет глаза!

Стук!.. стук!..

От ритмичных ударов стенки погреба задрожали и с крайних крюков сорвались недоеденные толстяком круги колбасы. Пересмешник громко икнул, но моментально заткнулся, что-то почувствовав.

— Забилось! — умилился Третий. — А громко-то как!

— Да уж…

Стук!..

— Три! — душераздирающим шепотом поведала чертовка.

На пересмешника было жалко смотреть. Заговоренные цепи крепко держали его тело, давая лишь ту жалкую свободу передвижений, которая дарована мухе, угодившей в паутину. Он истерически дрыгался, ругаясь, тряся крыльями, вращая глазами, — и все это без толку.

Тонкая мутная пелена третьего века на глазах химеры дрогнула и поползла в стороны, словно театральный занавес, готовящийся открыть зрителям удивительное действо. Пересмешник забился под потолком, как бабочка в сачке. Легкая дрожь пробежала по телу зверя, заставив встать дыбом львиную шерсть. Нос вздернулся кверху и застыл.

СТУК!..

Нижний город, берег Рена

Разожженный костер тепла практически не давал, но зато исправно шипел, трещал и норовил выплюнуть сырые прутья, предложенные ему в качестве основной пищи. Серый дым низко стелился над травой, заставляя щуриться и ощущать на языке едкую горечь.

Провозившись с капризным пламенем почти час и насквозь провоняв гарью, Жекон в итоге затоптал его, молча улегся на дно лодки посередине между Гелланом и Иливой и сразу же уснул, не выпуская из рук любимые мешочки.

Через несколько часов стало еще холодней. Продрогший принц проснулся от стука собственных зубов и странного ощущения теплых прикосновений к лицу. Открытые глаза встретили немигающий взгляд Иливы, сидящей на противоположном конце лодки и внимательно смотрящей на него. Взгляд был странный: нежный и какой-то отчаянный, он словно поглаживал кожу и в то же время отталкивал.

«Ведьма… Точно, ведьма — у обычной женщины просто не может быть таких глаз…»

Словно прочтя его мысли, Илива фыркнула, отвернулась, щеки Геллана моментально обожгло холодом и…

«Пропал…» — обреченно понял принц.

Короткое озарение не имело ничего общего с пресловутой «проскочившей искрой». Проживая в стране свободных нравов, к своим годам его высочество успел подставиться под изрядное количество искр, которые ярко вспыхивали и катастрофически быстро гасли. В данный же момент ни о какой пиротехнике даже речь не шла.

Просто некто невидимый жахнул принца огромным кулаком по сердцу, забрался в его голову и самым хулиганским образом нарисовал там портрет Иливы во весь рост и со всеми подробностями.