Кембрийский период (Часть 1 — полностью, часть 2 — главы 1–5)

Ремень перехватил руку выше раны. Теперь нужно встать, не то — затопчут и не заметят. Эйлет оперлась на копьё, привстала. В глазах начала разливаться тьма, но — осколок сознания отразил смерть Кухулина — подпёрла голову здоровой рукой, как бы отдыхая. И тут мира не стало.

Эмилий как раз сбросил четвёртого врага в воду. Двое остались лежать на настиле, делая его, вот незадача, неудобно скользким. Потому эти несколько шагов Эмилий и отдал саксам. Не стыдно. За них честно заплачено — кровью. Третий покоился на дне. Четвёртый рухнул в воду сравнительно целым. Даже сумел до берега добраться. Чтоб человек в кольчуге и десяток-другой локтей проплыл — такого и римской разведке прежде видеть не доводилось. А вот, оказывается, иные варвары могут!

А Эмилий уже — увидел. Свершил короткую месть — метнул единственный дротик в спину пловца. И, не заботясь, попал — не попал, наклонился — инстинктивно сложившись за круглым житом. Услышал слабый выдох. Оттащил раненую — подальше. Устроился в позу отдыхающего воина.

Теперь он знал — ему придётся жить. В какое из этих стремительных мгновений Эмилий это понял, он бы сам не сказал. Не обратил внимания. Непрерывная, воспитанная десятилетиями двуличного ремесла самоёрефлексия разведчика куда-то изчезла. А с ней ушли за грани мира секреты и интересы империи, страшные клятвы… Вселенная съёжилась до нескольких шагов неровного дощатого настила. Остались истекающая кровью девушка в шаге за спиной, враг перед глазами. И мост. Его мост.

Эмилий отбросил маскировку, и шансов у спешенных рыцарей больше не было. Никаких. Совсем. И саксы это поняли. Не ушли — пусть командир убит, рассудить, что наплавные мосты просто так не строят, и не защищают отчаянно — может самый тупой из рыцарей Уэссекса.

Впрочем, один вариант у них оставался. Прежде его отбросили — способ-то долгий. Теперь же — направились в лес, и принялись рубить широкий прочный щит выше человеческого роста. Чтобы выпереть богатыря к другому берегу. И обрезать-таки якоря.

Затея оборвалась на третьей барке — первые Эмилий сдал, зная, что мост это не разрушит, а качать и дёргать начнёт сильно. И саксы будут стараться удержаться на ногах и не полететь в воду. А не заглядывать в очередную барку. С которой он им за спины и выскочил. Дальнейшее было — скучно. Вдобавок пришлось спихивать в воду щит — чтобы вернуться к сестре августы.

Оставшиеся враги ушли. Эмилий продолжал вахту.

Лишь перед самой темнотой позади задрожала земля — под авангардом армии Кейдрих. И только кода лучшие лекаря занялись раненой — он вспомнил про рассыпающуюся легенду. И снова поспешил к мосту.

Принцесса задумчиво наблюдала, как её воины споро заканчивают настил. Ещё час — и можно переправляться. Лагерь разбивать следует уже на том берегу. Увидав последнего защитника моста, поспешила высказать восхищение. Достаточно формальное. В голове всё-таки вертелись недалёкое уже поле на котором саксов будет куда больше, да милый образ человека, которому придётся принять такой же страшный бой.

Впрочем, на блестящие слова и тоску в голосе командующей Эмилию было плевать. Ему легенду горящую спасти хотелось. Проснулся долг, и ничего более не видел и не слышал. Потому разведчик отрицательно мотнул головой и ткнул в сторону лекарских повозок.

— Я что? Обычный человек. Помогал, пока её не задели. А она — богини…

И удивился странному выражению лица ирландки. Словно ей хотелось разом порвать кому-то личико ногтями — и расцеловать взасос разом. И почесать за обеими ушами — ту, которая, мерзавка, рядом с королём Диведа. Которая, слава Богу, рядом с ним. В огне.

О битве у моста саксы узнали утром. На час позже, чем камбрийцы. Дэффид демонстративно потёр руки, и заявил, что саксам деваться некуда — или атаковать сейчас, или убираться без боя. И вообще лучился счастьем — знал, что одна из оказавшихся в пекле войны дочерей — жива, среди своих и при должном уходе. А рана — раны заживают. Харальд же достал нож и принялся соскабливать ногти.

У викингов это означало — ждёт боя. Кстати, Немайн с её короткими ноготками, он всячески одобрял. А вот на иных дам, щеголявших — не в декабре, конечно — длинными, острыми и красными ногтями на ногах, смотрел точно как епископ Дионисий. Даже чуть хуже. Злей.

— Никогда не знаешь, когда придёт твой черёд отправляться в чертоги асов или в край Хель, — объяснял он, — Мир наш случаен и удивителен, но не всегда случаен приятно. Завершится же тогда, когда достроен будет корабль из ногтей мертвецов. Зачем же снабжать злых великанов материалом? То, что человек обрезал и соскоблил при жизни, им не подойдёт.

Немайн этого не видела — отбывала дневной сон. Не меньше четырёх часов! Гейс! Пришлось постелить прямо в башне, на которой ей по диспозиции полагалось проторчать всю битву. В постели сида разместилась — с честно закрытыми глазами, но во всём боевом снаряжении. Рядом стоял Харальд и, словно сам с собой разговаривал — рассказывал «спящей» что происходит.

— Саксы, как стадо свиней, выходят из лагеря. А за пастуховв уэссексцы. Все верхами. Чтобы удирать было легче, не иначе. А нашим не до того, у них церемония! Епископ и священники разоделись в женские платья…

— Не верю… — как бы сквозь сон пробормотала Немайн.

— Ну, длинное, до пят, мужчины обычно не носят! Кстати, они все в белом. Это что-то означает? Спи, не отвечай!

Означает. Должно означать. Обычную службу они начали бы по-походному… Да сегодня же Рождество! А Харальд продолжал.

— Ну вот, пока бритые девы в белом поют, город открыл ворота. Выходят колесницы. Одна, две… Семь. Любите вы это число! Наверное, было восемь, но лишнюю сломали. Главное — «Росомаха» в поле! Правильный стяг над правильным войском. Хорошо грабить, имея колесницу: много добра войдёт! И саксам, наверное, это понятно. Летят кони, как соколы. Успеют ли повернуть? Ха, а ножовщики то, наверное, поняли! На два стада разделились. И колесницы перед ними как акулы перед треской! То, что побольше, становится против нашего войска, а второе — за ним. Ну, точно — косяк трески! Где щит есть — где нет, где грудь — где задница. И вот через это пропускать лучников? Сбились! Один косяк, побольше, врепеди! А второй сзади, — голос Харальда постепенно набирал силу и певучесть, превращаясь в подобие песни, даже ритм появился… — Видно, Тор принял их за кашу, счёл, что горяча, да помешал как следует! Жаль, не молотом. Ха! Видно, с колесниц зайцев увидели за саксами — половина поверх голов. А оленей бы я, зоркоглазый, заметил. Вот бегут их лучники, и метатели дротиков, глупые, думают, что быстрее лошадей.