Осколки вечности (СИ)

Аппетитный запах кукурузных оладий, затронувший обоняние, напомнил о течении времени и немо велел поторапливаться. Мой ангелочек к тому моменту успел переодеться в школьную форму и яро затребовал отцовского внимания. Я осыпал восторженными комплиментами свою леди и умело подобрал тонкие русые волосы лентой.

В столовую мы впорхнули в бальном танце. Леверна покружилась немного на месте, добиваясь одобрения матери, и нетерпеливо села за стол, с ногами забравшись на стул. Астрид выложила в тарелку последнюю порцию ароматных лепешек и гордо водрузила ее по центру обеденного стола.

Завтрак в нашей семье редко обходится без эксцессов. Обычно все настолько увлечены болтовней друг с другом и хоровым хохотом, что кто-нибудь один обязательно остается голодным. Сегодняшнее утро не стало исключением. Краем уха я вслушивался в стрекочущий щебет дочери об успехах в художественной школе и новой однокласснице, другая часть меня всецело принадлежала супруге, строящей планы на близящийся День Благодарения. Так что поесть толком не удалось. Впрочем, это мне только на руку. Очень скоро я не сумею вспомнить, когда в последний раз прикасался к обычной пище. Кровь станет моим единственным пунктом в меню. Настоящая, а не тот суррогат в пластиковых пакетах, что с оказией присылает мне надежный друг, работающий в пункте переливания крови. Согласитесь, женатому человеку не пристало держать под боком излишне разговорчивый 'завтрак'. Тем более, когда в доме имеется жутко любознательный ребенок.

Часы в гостиной пробили восемь утра. Астрид вновь засуетилась. Упаковала обед для Леверны в пластиковый контейнер, проверила ее школьную сумку, впопыхах трижды поцеловала наши макушки, не особо разбираясь в принадлежности каждой, и подтолкнула нас с малышкой к двери. Шумный комочек энергии первой выскочила во двор и вприпрыжку поскакала к гаражу. Я нарочно задержался в холле. Как всегда.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо знал? — вкрадчиво прошептал я, притягивая жену к себе за узелок на поясе халата.

— О, дай-ка подумать, — прерывисто расхохоталась она, дрожью отзываясь на малейшее мое прикосновение к шелковистой материи, под которой скрывался мой личный вид неземного блаженства. — Пожалуй, пару раз говорил.

— Я ужасный муж, — якобы разгневался я на себя за нерадивость, покрывая ее влажные губы со вкусом клинового сиропа нежными поцелуями.

— Худший из числа возможных, — гнетущим шепотом согласилась моя богиня, призывно выгибая спину навстречу моей путешествующей ладони. — Я так страдаю! Так…страдаю! — в перерывах между двумя глубокими вдохами пожаловалась Астрид, отклоняя голову чуть в сторону и давая простор моим жаждущим тепла ее тела губам. — Боже, Джей! — громче положенного вскрикнула она, когда я от поцелуев перешел к мягким покусываниям и зацепил зубами пульсирующую жилку на ее шее. Совсем легонько, чтобы услышать этот сводящий с ума стон. На самом деле я не собирался ее кусать. Я не пил ее кровь вот уже десять лет. Таково было мое условие.

— Не приплетай сюда Бога, сладкая, — прорычал я, запуская пальцы в струящиеся по спине локоны и крепче вжимая в себя самое желанное тело на свете. — Он хронический неудачник в сравнении со мной.

У Астрид не нашлось слов в ответ, если не считать таковыми жаркие поцелуи, обжегшие мою кожу. Нос, скулы, губы и подбородок сгорали в пламени ее сбивчивого дыхания, шея ныла истомой, ткань рубашки прожигалась насквозь, попадая под влияние искусных ласк. Мы оба забылись и двинулись вглубь дома с намерением утроить головокружение, когда ожил мой мобильный.

'К чертям собачьим эту штуковину!' — хотел было воскликнуть я, но прикусил язык и смущенно отпрянул от разгоряченной супруги.

— Леверна, — хором воскликнули мы, пристыжено опуская глаза в пол. Ох, премию 'Самые безответственные родители года' в студию!

— Я побежал! — мгновенно вернулся я к исполнению других, не менее приятных обязанностей, в последний раз целуя раскрасневшиеся губы Астрид.

— Я люблю тебя! — понесся мне вслед журчащий оклик жены.

'И я тебя! Ты даже не представляешь, насколько', - опечалено подумал я, выгоняя из гаража тонированную мазду. Моя крошка на заднем сиденье привычно приковала взгляд к окну. Ей нравится пересчитывать дома в нашем квартале, хотя всякий раз выходит разное число.

У ворот лицея в сердце впился ядовитый шип. Сейчас я выйду из машины, распахну заднюю дверцу, протяну руку своей маленькой королеве, помогая ее высочеству выбраться, а после мы простимся. Быть может, навсегда.

Навсегда. Какое жестокое слово для того, кто привык жить сегодняшним днем, кто страшится заглядывать в будущее, кто не мыслит себя вдали от двух бесценных существ.

Леверна с рюкзачком за спиной выбралась из салона, уцепилась за рукав моей куртки и задрала вверх улыбающееся личико, ожидая прощального поцелуя и пожелания хорошего дня. Повстречавшись с ее блестящими глазками кофейного цвета, я на миг замер в нерешительности, а затем опустился на корточки и нежно прижал дочь к кровоточащей груди. Я сделаю всё, чтобы вернуться. Я продам душу и тело любому, кто предложит достойную плату. Я обращу еще сотни и тысячи людей в обмен на право быть рядом с семьей. Я воскресну, если потребуется, но не отступлюсь. Моя малышка не будет расти без отца!

— Папочка, ты чего? — изумленно пролепетала детка, ощупывая крохотными ручками мои дрожащие в беззвучных рыданиях плечи. — Тебя что-то расстроило?

— Нет, моя радость! — пинком вытолкнул я себя из слезливого болота. — Я просто подумал о том, какая ты у меня взрослая. Совсем скоро ты окончательно вырастешь, влюбишься и перестанешь быть только моей.

— Ох уж эта ревность, — по-женски рассудительно вздохнул ангелочек, заключая мое лицо в объятия мягких ладошек. — Я всегда буду с тобой, даже когда ты будешь лысым, старым и некрасивым, и буду любить тебя, не смотря ни на что! Договорились?

— Ловлю на слове, — хитро подмигнул я, втайне потешаясь над серьезностью ее тона. Если бы ты только знала, лапочка, что твоему папе никогда не стать лысым, старым и некрасивым. — А теперь целуй папу и бегом на занятия.

Она послушно чмокнула меня в губы и поспешила к дверям школы, когда я вдруг окликнул ее и проорал на весь двор:

— Я люблю тебя, маленький ангел!

Некоторые родители возмущенно обернулись, выискивая нарушителя спокойствия. Часть из них, в основном ухоженные женщины лет тридцати, понимающе заулыбались, пытаясь привлечь к себе мое внимание. Но я не спускал глаз с мельтешащего в воздухе русого хвостика дочери, оплетенного золотистой лентой.

— Я тоже люблю тебя, папочка! — на первой ступени лестницы обернулась моя красавица, чтобы помахать мне и сдуть с ладошки сладкий поцелуйчик.

Я дурашливо поймал его в кулак и в немом жесте прижал к сердцу. Прозвенел звонок, и гомонящая толпа внесла Леверну в распахнутые двери школы.

Я вернулся к машине, на ходу вынимая из кармана мобильный, пролистал журнал пропущенных вызовов и с непередаваемым чувством гадливости нажал кнопку соединения. На экране высветилось: 'Медведица'.

Письмо Джея, найденное Астрид тем же утром

'Моя любимая Астрид!

Я переписывал это письмо сотни раз перед тем, как остановиться на этом варианте, хотя и он, признаться честно, не идеален. Хочется столько всего тебе написать, открыто рассказать наконец о своих чувствах, но все слова кажутся скупыми, недостаточными, лживыми, надуманными. Так что позволь просто поблагодарить тебя за спасение. Ты возродила из пепла человека, о котором я давно позабыл. Ты вдохнула душу в разрушенное тело. Ты научила мое сердце биться в такт со своим. Всё вышеперечисленное исключительно твоя заслуга, моя девочка.

На протяжении пятнадцати лет я без устали благодарю Господа за нашу встречу и твое ангельское терпение. И я не буду полностью искренен, если не попрошу у тебя прощения за причиненную боль. Знаю, ты давно великодушно простила мне все прегрешения, тогда как я так и не сумел избавиться от этой червоточины.