Осколки (Трилогия)

– За что?

– Я… – Старик напряженно сглотнул. – Чтобы оторвать его тогда… Ударил. Несколько раз. Пока клыки не разжались.

– Думаю, Нирмун не вспомнил об этом, вернувшись в человеческий облик. Оборотни, особенно в юности, не могут удержать в памяти первые минуты после перехода и последние – перед. Скорее всего, мальчик не помнил даже, что набросился на вас… Он ведь выглядел тогда растерянным, верно? Растерянным и испуганным, поскольку чувствовал: произошло что-то ужасное. Но вы рассказали ему? Или… нет? – добавил я, видя, как начинает мелко трястись нижняя челюсть Лигмуна.

– Я не смог… Меня лихорадило, мальчика велено было не пускать в мою комнату. И я… боялся. Боялся его видеть. Надеялся набраться сил и…

– Не вините себя. Что было, то было. Но отец мальчика должен был предупредить вас, оставить какие-то распоряжения.

– Оставил. Ту полоску кожи, которую вы держите в руке. Только это случилось уже потом, после превращения. Спустя неделю.

Всего неделю… Оборотень ошибся в сроках совсем ненамного, однако несколько дней решили судьбу двух людей на многие годы. И решили не лучшим образом.

– Скажите, зачем вы предложили свое поместье под летнюю резиденцию ректора Академии? При большом стечении народа сохранить тайну было бы невозможно.

Лигмун кивнул:

– Да, о тайне можно было забыть. Но я надеялся… Говорят, ректор обладает большой властью и не меньшими знаниями, он мог бы помочь моему внуку. Нет, не стать человеком, я понимаю: сие невозможно. Но найти других… зверей, отвести к ним Нирмуна, чтобы мальчик научился жить, как должно… Если уж отец не смог этого сделать.

– Вы ждали, что он вернется?

Виноватое подтверждение:

– Ждал.

Потому не заводил собак и запрещал охоту в лесах поместья под предлогом, что лично должен истребить волков. Делал все, чтобы уберечь внука от любопытных глаз, даже слуг выставлял на ночь за пределы усадьбы страшными историями о призраках. Боялся, ненавидел и все же не мог бросить безвинного ребенка. Окружал себя оружием и светом, опасаясь, что оборотень однажды потеряется в своей звериной сущности, однако окончательно не терял надежды справиться с бедой. Отважный человек. Заблуждающийся, но честно живший сердцем, а не рассудком. Вот кто достоин истинного уважения, а вовсе не я.

– Он… поможет?

Я непонимающе моргнул:

– Кто?

– Ректор.

– Поможет. Непременно. Не волнуйтесь ни о чем.

– Хорошо…

Тонкие губы старика изогнулись в улыбке, светлой и по-детски трогательной. Ткань колыхнулась поверх груди, набирающей в себя воздух, и плавно опала. Чтобы больше не двигаться, потому что dou Лигмун ушел за Порог.

По какой причине все так и норовят сдохнуть именно в моем присутствии? Проклятие виновато?

Мантия задумчиво прошуршала расправляющимися Крыльями.

«Тебя это беспокоит?..»

Меня это злит! Сама посуди, ну на кой фрэлл старик взял и сбежал от расплаты за свои деяния?

«А ты бы не воспользовался предоставленным шансом?..»

Нет. Не знаю. И не надо сравнивать!

«Я не сравниваю, а предлагаю ненадолго занять чужое место, обосноваться на нем, пожить хоть полдня, а уже потом…»

Чужое место?

Я задумчиво посмотрел на кресло, в котором громоздился почивший с миром хозяин Керр-Эллида.

Предлагаешь стащить старика на пол?

Горестный вздох.

«Не терплю, когда ты становишься таким, любовь моя…»

Каким «таким»?

«Отказывающимся понимать очевидные вещи…»

Я не отказываюсь. Просто… Его смерть все усложняет.

«Или напротив, все решает. Не задумывался о таком повороте событий?..»

Решает? Хм… В самом деле, кое-что теперь стало предельно ясным. К примеру, внук может продолжать жить без оглядки на деда и честь семьи. Скажем, прибиться к какому-нибудь вольному волчьему клану или попасть во Внешний Круг Стражи. Правда, захочет ли? С рождения он не видел никого из соплеменников и не может представлять, каким правилам должна подчиняться жизнь оборотня, чтобы длиться долго и счастливо.

«Знания – дело наживное…» – заметила Мантия.

Лично я не собираюсь заниматься его обучением!

«Как ты мог подумать, что я предлагаю… Фи!..» – Она обиженно умолкла.

Ну и пусть дуется. Впредь перестанет делать туманные и двусмысленные намеки.

Но конечно поганка права: я не должен вмешиваться в судьбу оборотня. Хотя бы потому, что Нирмун пока еще «дикий» и останется таковым, если не принесет присягу Драконьим Домам, вступая в Круг Стражи, или же не будет принят одним из отказавшихся от служения кланов. Все, что мне дозволено, это рассказать о путях, которые ведут в будущее парня. Но вряд ли он захочет слушать меня, пока его плоть горит от боли в попытке исторгнуть прочь ловчую сеть, а обернуться самостоятельно не сможет опять же по причине наличия в Периметре Обращения чужеродной материи [55]… Впрочем, не страшно: как только приедет Ксо, найдется и умелый наставник для молодого волка. Как только приедет… Ксо, Мать его Всеблагую! Фрэлл! Тысячу и тысячу раз! А КОГДА он приедет?!

Что я имею на руках? Труп хозяина, полутруп наследника, уверенного в непобедимости принца и обморочную служанку, которая…

С нее и стоит начать, иначе вся деревня узнает о произошедшем превращении, возьмется за колья, запалит факелы, нагрянет в усадьбу и примется изничтожать отравленное злыми чарами гнездо чудовищ. Положим, его высочество и свиту можно вытурить вон: в лесу пережидать беснование народного ополчения. Туда же можно отправить моих подопечных. А я? Что скажу «милорду Ректору», когда тот прибудет на пепелище? Извини, не доглядел? За такой ответ не похвалят. Достаточно ли хорошо у меня подвешен язык, чтобы усмирить толпу? Вряд ли. Зато с избытком хватит другого моего качества… Нет. Не хочу. Попробую выиграть хоть немного времени.

Стену у двери в мою комнату подпирал Мэтт, прижимающий к правой щеке влажную тряпицу.

– Играешь в почетный караул?

Знаю за собой дурацкое свойство отпускать направо и налево шутки, кажущиеся смешными лишь мне одному, когда злюсь из-за собственной беспомощности или чужой глупости, но ничего не могу поделать, хотя и сотни раз убеждался: неуместное веселье только вредит развитию событий. Вот и маг в ответ недовольно скривился:

– Жду тебя.

– Не самое удобное место для ожидания.

– Зато безопаснее, чем внутри. – Он хмыкнул и, убрав руку от лица, показал мне разодранную щеку.

Судя по длине кровоточащих царапин и расстоянию между ними, над молодым человеком успешно поработали женские ногти. Напрашивалось единственно возможное объяснение:

– Лита пришла в себя?

– Это как посмотреть, – задумчиво протянул Мэтт. – Глаза у девицы открылись, да только слишком широко – того и гляди, помчится домой.

– Окно кто-нибудь стережет?

– А зачем? Пока она боится даже из комнаты выйти, не то что отправиться в лес. Но на всякий случай Хок прогуливается по двору, – добавил маг, чувствуя мою тревогу.

– Хорошо. Я сейчас с ней поговорю и…

– Не сейчас.

Обдумываю услышанное и удивленно признаю:

– Прости, не понимаю.

Мэтт скрещивает руки на груди и мрачно поясняет:

– Сначала ответь на один вопрос.

Начинаем копаться в мотивах и следствиях? Немного не ко времени, но пожертвую горсточку минут на благое дело.

– Спрашивай.

Темные глаза немигающе уставились на меня, наверное, чтобы придать разговору побольше значительности, хотя, по моим ощущениям, ее и так было предостаточно.

– Почему ты ничего не сделал?

Я поднял брови. Опустил. Сдвинул. Растерянно хлопнул ресницами.

– Мне нужно было что-то сделать?

Маг, живо напомнив своим тоном Мантию, когда та принимается за выговоры, укоризненно заключил:

– Ты стоял и смотрел. Просто смотрел.

– Требовалось плакать? Смеяться? Улюлюкать? Выражать восторг или негодование?