Страстные сказки средневековья Книга 1. (СИ)

- Любви, душа моя, нужно учиться постепенно, не будем лишать себя сладостных мгновений торопливостью. На сегодня достаточно! Завтра мы возобновим урок и, закрепив пройденное, двинемся дальше!

С этим словами дон Мигель взял жену за руку и помог спуститься с пригорка. Остановившись на пороге её палатки, галантно поцеловал пальцы и исчез.

Надо ли говорить, что этой ночью Стефка уснула далеко не сразу, настолько она была взволнованна и растревожена новыми ощущениями. Было и стыдно, и неловко, и жарко, и таинственно сладко думать о происшедшем. Девушка была окончательно сбита с толку - ведь её сердце принадлежало Яреку, почему же тогда одного поцелуя оказалось достаточно, чтобы она так легко увлеклась другим? Может, всё дело было в данной у алтаря клятве?

Но лишь наутро, когда отряд вновь двинулся в путь, до Стефки окончательно дошло, насколько все вокруг волшебным образом изменилось. Если раньше она свободно и легко болтала с Гачеком, не обращая никакого внимания на мужа и остальных спутников, то теперь её взор, то и дело останавливался на его фигуре, страшась и одновременно желая ответного взгляда. Ласковые бархатистые глаза как будто напоминали ей о прошедшем вечере, и Стефка вспыхивала от смущенного удовольствия при виде искажающей его губы многозначительной улыбки. Именно в то утро наша героиня полностью осознала, что, оказывается, замужем за очень красивым мужчиной. И это внезапное озарение принялось стремительно разрушать все старательно возводимые бастионы между ней и столь диким способом навязанным супругом.

А так как графиня то и дело оглядывалась, краснела, бледнела, и была настолько невнимательна, что отвечала невпопад, вагант с нескрываемым удивлением наблюдал за спутницей, и, в конце концов, прервал свой рассказ на самом интересном месте, но, увы, погруженная в свои переживания Стефания этого даже не заметила.

- Бедная девочка,- пожалел её епископ, с интересом наблюдающий за взволнованной девушкой,- вы слишком жестоки с ней!

Дон Мигель лишь самоуверенно улыбнулся.

- Нет ничего проще, чем вскружить голову девственнице! Они любопытны, наивны и абсолютно невежественны в делах любви,- презрительно хмыкнул он,- другое дело опытные дамы! Там можно и впросак попасть, и самому как глупой рыбе клюнуть на замысловато замаскированный крючок, чтобы тебя потом на нем водили по всем кругам ада!

Собеседник смущенно покрутил носом.

- Неужели любовь женщины к мужчине настолько примитивна?

На щеках испанца заиграли неожиданно озорные ямочки.

- Нет, ваше преосвященство, примитивна не любовь, примитивна страсть, заложенная в них со времен падения Евы. Я уважаю решение отцов церкви, принятое на соборе почти тысячу лет назад, где они сравняли души мужчин и женщин. Но согласитесь, душа мужчины все-таки несоизмеримо выше и более угодна Создателю!

- Но бывают же знаменитые своим духовным подвигом женщины! Например, святая Фелиция?

- Единицы, исключения из правил, поэтому их и канонизировали!

Епископ лишь снисходительно покачал головой.

- Я накладываю на вас епитимью - сто раз Аве Мария, чтобы научились уважать женщин! - укоризненно приказал он,- хотя бы в лице вашей очаровательной супруги!

Но и дон Мигель состоял отнюдь не из камня, поэтому не мог себе отказать в ухаживаниях за юной супругой. Оставшиеся остановки до Страсбурга Стефка теперь проводила в состоянии сладостной лихорадки. Каждый вечер они с доном Мигелем ненадолго уединялись невдалеке от лагеря и упоенно и самозабвенно целовались.

Ах, эти летние ночи в горах Баварии! Когда на небосводе зажигаются первые, такие далекие и тусклые звезды, что их блеск едва заметен. Но вот стремительно наступает темнота, и на все более сгущающемся мраке неба они начинают сиять так неистово и близко, что, кажется, до них можно дотянуться рукой. Точно так же загоралась и страсть к греховным наслаждениям в сердце растревоженной девушки. Поначалу поцелуи и ласки приводили её в смущенный трепет, заставляя стыдиться саму себя, но время шло, и от свидания к свиданию ласки мужа принимали все более и более откровенный характер, иногда доводя её до сладостного мучительного озноба.

Сон и покой окончательно покинули графиню - она не находила себе места, мечась среди скомканных простыней походной кровати.

Облик Стефании изменился, и она с ужасом по утрам видела в зеркале беспокойные тени под глазами, осунувшееся лицо. Ей было невероятно стыдно, и девушка в смятении прятала ото всех глаза, чтобы никто не заметил их беспокойного выражения. И часто, покорно следуя под палящим солнцем по пыльной дороге, она видела перед собой не торопящихся навстречу людей, и не живописные пейзажи, а напряженное лицо супруга, его губы, шепчущие ей по-испански слова страсти, замирала от болезненной истомы, а потом резко вздрагивала, и удивленно оглядывалась на окружающих. Словно ночная охотница сова теперь торопила девушка неинтересный день, её перестали развлекать разговоры с Гачеком, и вообще стало не интересно все происходящее вне ночного мрака наедине с мужем.

Бабка Анелька права,- часто в отчаянии думала она,- я великая грешница!

А жизнь между тем текла своей чередой. Вели нескончаемые беседы викарии, епископ и граф, переговаривались о чем-то своем даже обычно молчаливые испанцы. Устав очевидно от её невнимания, куда-то все чаще и чаще стал пропадать вагант. И однажды сквозь её туманные грезы вдруг прорезался резкий звук женского смеха.

Он был так неуместен в их закованном в латы чопорном отряде, что Стефания вздрогнула и недоуменно оглянулась. Смеялась высунувшаяся из повозки крепкая светловолосая девушка, в которой с трудом можно было узнать тот страшный полутруп, который они недавно подобрали на дороге. Рядом с повозкой ехал Гачек, и этот счастливый смех был явно предназначен ему.

Дон Мигель с епископом хмуро переглянулись, но Стефку больше всего удивило странное волнение, возникшее среди обычно невозмутимых как каменные изваяния испанцев. Над отрядом пронесся возмущенный ропот, сникший только от холодного взгляда разгневанного сеньора.

И только тут Стефания вспомнила о спасенной девушке. Ещё одна женщина в отряде! Вот с ней она бы могла поговорить о наболевших проблемах. Простолюдины всегда житейски более опытные!

- Как там Хельга?- спросила она у Гачека на следующий день,- раны её зажили?

- Она здорова! - сухо буркнул тот, отведя глаза.

У девушки от такого ответа удивленно расширились глаза. Тут что-то было не так! Вагант обычно был разговорчив и весел, а сейчас его лицо поражало отстраненностью и даже ожесточенностью. Стефке стало неудобно. За своими переживаниями и таинственными переглядываниями с супругом, она вообще обо всем забыла, а между тем они с доном Мигелем были всё-таки не одни - почему-то был опечален Гачек, что-то происходило с подобранной по дороге Хельгой.

Наша героиня чувствовала себя в ответе за них, и поэтому изо всех сил попыталась вырваться из крепких пут чувственного морока, и вернуться в мир реальных проблем.

- Что с вами случилось, пан Славек? Отчего вы не смеетесь, как прежде?

Прежде чем ответить Гачек осторожно оглянулся на увлеченно рассуждающих епископа и графа. И хотя они разговаривали на родном языке, все-таки с опасением понизил голос.

- Ваш муж вчера ночью приглашал Хельгу в свою палатку.

Стефка не то чтобы огорчилась, она просто не поняла.

- Зачем?

- Он приказал ей обслуживать своих испанцев!

Этот, казалось бы, исчерпывающий ответ, поверг её в ещё большее недоумение.

- То есть, как это обслуживать?

- Мессир сказал ей, что раз она шлюха, то должна заниматься своим ремеслом. Хельга в отчаянии, заступитесь за девушку, донна! У неё уже вчера побывало двое этих ненасытных дьяволов. Они совсем замучили её, и она с ужасом ждет сегодняшней ночи.

Ошеломленную девушку бросило в гневный жар. Бабка Анелька смогла бы в тот момент гордиться своей внучкой - и хотя пани не удалось сделать из неё фанатичную католичку, зато понятие о женской чести было вбито в голову крепко. И пусть Стефка по-прежнему опасалась своего супруга, но всему должны быть пределы, мужскому самодурству тоже! Она уже давно поняла, что мужчины существа сумасбродные, жестокие и бессердечные. С этим ничего не поделаешь, остается только смириться. Такими их создал Господь! Но сначала осуждать девушку за проституцию, обрекать на смерть, а потом самому же отдать приказ надругаться над ней? Нет, это уже было за пределами её понимания!