Леди Триллиума

После нескольких минут рассматривания пейзажа за окном Харамис вновь переключила внимание на Файолона.

— Я позаботилась о последствиях вашей маленькой пурги, — сообщила она. — За несколько часов весь снег здесь растает. А вот что касается вашей связи с Майкайлой, — тут она оглядела комнату, подошла к развешанным на стене мечам и взяла один из них, — то я намереваюсь разорвать ее и советую вам самим мне в этом помочь.

— А что, если мы откажемся? — спросил Файолон. Губы Харамис в раздражении сжались. — В любом случае я все равно разорву эту связь и пресеку все ваши попытки восстановить ее. А тебя отправлю обратно в Вар, там ты будешь приписан к королевскому флоту и отправлен как можно дальше в открытое море. На таком огромном расстоянии никто не может поддерживать связь. Тем более находясь посреди огромного водного пространства с сильным морским течением.

Она взмахнула мечом, прочертив в воздухе большую дугу. Затем направила его острие вниз. И в то же мгновение Файолон с Майкайлой одновременно закричали от боли. Связь оборвалась.

Глава 10

Майкайла очнулась и поняла, что лежит на боку, свернувшись калачиком и держась за живот, у себя на кровати. Чувствовала она себя так, будто передняя часть платья полыхает огнем. В голове тоже будто что-то горело— начиная от середины лба и до самой макушки. Майкайла услышала какие-то всхлипывающие звуки и лишь через несколько минут поняла, что издает их сама. Закусив губу, она заставила себя замолчать, но боль от этого не утихла. Девочка попыталась распрямиться, и неприятные ощущения тут же усилились. Оставалось лишь продолжать лежать, свернувшись в клубок, и ждать, пока боль сама собою утихнет. Прошло еще некоторое время, и сознание вновь покинуло Майкайлу, а боль оставалась по-прежнему сильной.

Во второй раз она проснулась оттого, что кто-то стучал в дверь. «Уйдите отсюда, — подумала она, — я не желаю просыпаться».

— Принцесса Майкайла, — раздался заботливый голос Эньи, — с вами ничего не случилось?

— Все хорошо, — отозвалась девочка. Однако слова ее прозвучали невнятно и походили скорее на птичье щебетанье.

— Уже время полдника. Вы не хотите поесть?

Мысль о еде казалась просто нестерпимой. Казалось, что отныне она никогда уже не захочет есть.

— Спасибо, Энья, но я действительно совсем не голодна. Передайте госпоже, что я поглощена учебой и не хочу отвлекаться на полдник.

— Она еще не вернулась, — ответила служанка. — А вы не знаете, где она?

— Наверное, все еще в Цитадели, — ответила Майкайла, пытаясь сообразить, сколько же прошло времени: когда она смотрела на Харамис с помощью шариков, была примерно середина утра, а теперь, судя по словам Эньи время полдника…

«Значит, я была без сознания часа два».

— Если она не вернется к обеду, — проговорила вслух Майкайла, — не утруждайте себя приготовлением еды. Я сама наведаюсь в кухню, когда решу сделать перерыв в занятиях. — Ей хотелось надеяться, что голос ее звучит так, как будто она действительно очень занята учебой, а не мучается от боли.

Энья, как видно, ничего подозрительного не заметила.

— Как хотите, принцесса, — ответила она спокойно. — Да, кстати, господин Узун хотел бы вас видеть, когда вы освободитесь.

— Спасибо, Энья, я очень скоро спущусь к нему.

«Как только смогу проделывать такие сложные манипуляции, как, например, встать с постели и пройтись», — добавила Майкайла про себя. Из-за двери послышались удаляющиеся шаги, и девочка опять погрузилась в сон.

Когда она снова открыла глаза, за окном было совсем темно. Комнату едва освещали лишь последние огоньки в очаге; все дрова выгорели почти дотла. Несмотря на продолжавшую поступать из отверстия возле кровати струю теплого воздуха, Майкайла сильно промерзла: засыпая, она не нашла в себе сил даже натянуть одеяло.

С величайшей осторожностью девочка выпрямилась. Все тело затекло от долгого лежания в одной позе, но, к счастью, самая сильная волна боли уже схлынула, в животе еще немного ныло, и не покидало чувство какой-то пустоты внутри. «Надо встать с постели, — сказала Майкайла вслух, как будто это должно было помочь выполнить намерение. — Надо пойти в библиотеку и отыскать описание того заклинания, которому Харамис нас подвергла. И выяснить, как ему противостоять».

Девочка медленно подползла к краю кровати, свесилась с матраца и постепенно приняла вертикальное положение, коснувшись ногами пола, а руками все еще продолжая держаться за постель. Она немного постояла и, убедившись наконец, что ноги ее слушаются, взяла со стола подсвечник, словесной командой заставила свечу загореться и направилась к двери.

Майкайла все еще чувствовала большую слабость и сильное головокружение. Даже на такую простую вещь, как отодвинуть задвижку двери, ей пришлось потратить несколько минут. Когда это наконец удалось, девочка медленно побрела в сторону библиотеки.

— Майкайла! — повелительно раздался перезвон струп арфы, когда она поравнялась с дверью в кабинет.

«Ах да, конечно, Узун ведь хотел меня видеть», — вспомнила Майкайла. Она приоткрыла дверь и просунула голову в кабинет; там было так же темно, как и в ее спальне, если не считать пламени камина. Здесь, в кабинете, огонь в очаге постоянно поддерживается, чтобы температура в комнате оставалась неизменной и благоприятной для Узуна. Арфы не очень-то легко переносят перепады температуры, даже если они наделены разумом. Во время одной из длинных ночных бесед Узун объяснил все это Майкайле до мельчайших подробностей.

— Подойди ко мне и присядь рядом, дитя мое. Или упади рядом, если это тебе будет легче проделать, — ласково проговорил он. — И скажи же мне наконец, ради Владык Воздуха, что в этом доме происходит? Харамис до сих пор не вернулась, ты вся разбита… Что случилось?

Майкайла осторожно поставила свечу на стол и куда менее осторожно плюхнулась в ближайшее кресло. Впрочем, в кресло ей попасть не удалось; она промахнулась и приземлилась прямо на пол. Прислонившись к креслу, она положила голову на сиденье и закрыла глаза. Делать еще какие-то движения — слишком тяжелый труд.

— Я сама толком не пойму, что произошло, — сказала она, — но как же мне больно!

— Про вчерашний дождь я уже знаю, — заговорил Узун. — А снегопад сегодня ночью — тоже твоих рук дело?

— Да, — угрюмо ответила Майкайла, — мне не хотелось, чтобы слуги скользили по льду и получали увечья. Пи кто ведь не пострадал, правда?

— Насколько мне известно, нет. Но рассказывай дальше.

— Когда я вызывала снег, мы с Файолоном были связаны. — Майкайла вдруг расплакалась. — Он зарисовывал магический стол, потому что этот стол гораздо лучше любой карты, какие можно разыскать в Цитадели. Ведь Файолон по-прежнему имеет право заниматься научными исследованиями, невзирая на то что мне приходится жить здесь, взаперти. Верно?

— Не вижу никаких причин, по которым ему нельзя было бы это делать, — отозвался Узун. — Если, конечно он не собирается в одиночку отправляться в дебри Запутанной Топи или в какое-нибудь другое небезопасное место.

— Он никогда не пускается в рискованные предприятия, — фыркнула Майкайла. — Это я обычно вытворяю что-нибудь сумасбродное и совершаю самые разные глупости, а он как раз все время занимается тем, что вытаскивает всю компанию из тех передряг, в которые я ее ввергла.

— Очень ценное для друга качество, — угрюмо прокомментировал Узун.

— Да. — Майкайла снова принялась плакать — на этот раз главным образом от обиды. — Но Харамис этого не понимает. Можешь ли ты поверить, что она и вправду отправилась сегодня к моим родителям и обвинила нас с Файолоном в безнравственном поведении?

— Но что заставило ее так подумать?

— Исключительно то, что в Цитадели начался снегопад в тот же самый момент, когда я вызывала снег. Она заявила, что мы с Файолоном в связи и связь эту она собирается разорвать, потом сняла со стены меч и… — Майкайла призадумалась. — Я не вполне уверена, что именно она после этого сделала; мне стало вдруг очень больно, и я упала в обморок, так что понятия не имею, что сталось с Файолоном, и очень за него волнуюсь.