Падение Света (ЛП)

Эмрал Ланир внимала инструкциям, высказанным безо всякой теплоты, и всматривалась в лишенное эмоций лицо. Но всё было лучше, нежели она ожидала. — Лорд Урусандер ведет свой легион в город, Мать. Как скоро ты желаешь провести церемонию?

— Как можно скорее. Сообщите лорду Аномандеру, что знать должна собраться. Полагаю, лорд Урусандер потребует репараций своим солдатам, хотя он может передать эти заботы кому-то другому. Великие Дома должны поделиться землями, казной и работниками, но подробности пусть будут предметом обсуждений и даже торговли. Не сообщайте их мне — мне не интересна разделка туши.

— А вопросы веры, Мать?

Казалось, богиня дрогнула при этом вопросе. — Я предложила вам пустой сосуд, или так вам казалось. И смотрела, как вы по-разному наполняете его. Но хранившееся внутри, кое никто из вас не решился увидеть, теперь утрачено. Вероятно, можно считать его мертвым. — Она воздела тонкую руку. — Жаждали списка запретов? Точных правил, святых заповедей? Я должна была указать, как вам жить? Закрыть двери, наглухо опустить шторы? Вести вас как детей, дабы вы сосали титьку до дня смерти? Каких слов ты желала от меня, Эмрал Ланир? Списка деяний, заслуживающих моих аплодисментов или вечного осуждения? Какие преступления дозволены в глазах богини? Чье убийство можно оправдать верой в меня? Чьи страдания можно счесть заслуженными за грех отпадения от веры или богохульства? Опиши мне отступника, неверного, святотатца — ибо эти суждения идут не от меня, верховная жрица, но от вашего суда, вы следуете за мной, говорите от моего имени, решаете за меня и оправдываете все, что натворили, волей богини.

— В вере, — подала голос Ланир, — не ищем ли мы руководства?

— Руководства или упорядочения, оправдания всех предрассудков, которые вам так дороги?

— Ты не хочешь говорить с нами!

— Я выучилась страшиться власти слов — их силы и бессилия. Самые глубокие и проницательные слова, самые оглушительные истины не защитят сами себя. Я могла бы даровать список. Могла бы весьма ясно показать: вот ЭТОГО я желаю, ЭТО должно стать сутью вашей веры, служения, ваших жертв. Но как скоро список стал бы искажаться и переписываться? Как скоро отклонения повлекли бы за собой суд, пытки и смерть? — Она медленно подалась вперед. — Как скоро мои простые правила добродетельной жизни стали бы призывом к войне? К истреблению неверных? Как скоро, Эмрал Ланир, вы начали бы убивать моим именем?

— Так чего ты хочешь от нас?

— Чтобы вы прекратили мыслить подобно детям, которым нужно говорить, что хорошо и что плохо. Вы сами чертовски ясно это видите. Всё довольно просто. Дело в причинении вреда. И не только телу. Ищете подтверждения веры во мне? Желаете, чтобы я дала слова и правила, по которым можно править жизнь? Отлично. Но предупреждаю: любое достойное поклонения божество дало бы одинаковые заповеди. Вот они. Не вредите другому. Да, не вредите всему, что способно страдать. Не оскверняйте мир, в коем обитаете, и мириады его созданий. Если боги и богини имеют назначение, позвольте нам быть свидетелями ваших грехов. Пусть мы ответим на все тупые, грязные, жестокие поступки вашей жизни, на все сказанные подлые слова, на каждую рану, вами нанесенную.

— Наконец! — воскликнула Эмрал Ланир.

— Вам не нужна была я для таких правил.

— Да, Мать, не нужна. Не нужна. Но теперь у нас есть ты, мы знаем: добродетель имеет ценность и смысл. Видит Бездна, мир смертных редко вознаграждает щедрых духом!

— Неужели? Ну, если ты веришь, что наградой могут быть богатства и власть — да, ты права. Но увы, они лишены смысла.

— Но те, у кого слабая воля, страдают, попав во власть сильных.

— Что ж, самые богатые среди вас — самые инфантильные, алчные и эгоистичные. Упрямо отрицают истину, что делиться лучше, нежели грабить, ибо грабеж влечет ненависть, а ненависть рано или поздно приведет их к гибели. Сидящий на золотой груде корчит детские гримасы. Удивлена ли я, что такой народ искажает и портит любую веру, любое учение любви?

— Любви?

Мать Тьма надолго замолчала. — Ох, Эмрал Ланир. Я всего лишь показывала ее, не называя. Но как быстро вы отравили любовь! Никто не смог стерпеть, верно? Похоже, никто не понял: называя вас детьми, я не делала комплиментов.

— Тогда… я считаю, что ты слишком самоуверенна.

— Как скажешь. Как скажешь.

— Но, Мать, это всё? Королевство разделено по признаку веры. Будь уверена: Синтара уведет свою религию в место предписаний и запретов. Она уж составит список, издаст законы.

— Отец Свет — это будет не пустым титулом. Как весьма скоро поймет Синтара. Я знаю Вету Урусандера. Восхищаюсь им, уважаю его. Нынешняя свобода Синтары продлится недолго. Я мало что могу дать Урусандеру — разве что пробудить к новой силе. А дальше… да вершится правосудие.

Обещание заморозило сердце Эмрал Ланир.

* * *

Отяжелев от грязи и свернувшейся крови, капитан Келларас мотал головой, протирал глаза. Вокруг лежали груды мертвых и умирающих. Он видел место, где пал Айвис в окружении верных соратников и солдат Легиона. Возможно, там и Драконус — еще один хладный труп, точащий последнюю кровь в грязь. Однако он сомневался. В воздухе расцвели странные бутоны непроницаемой тьмы, словно пятна. Раздался резкий крик, полный горя и ярости… удалявшийся, словно кричавший отступал, бежал или был поглощаем мраком.

Унылый взгляд наконец отыскал ожидаемую сцену. Лорд Аномандер, один, стоит и смотрит на лорда Урусандера в сопровождении охраны. Знамя уже упало, остались лишь горькие формальности. «В конце остался один. Нет даже Каладана Бруда. Или вы отослали его, милорд? Да, думаю, это в вашем духе».

Келларас вложил выщербленный клинок в ножны, хотя густая кровь мешала, скапливаясь у эфеса. Из домовых клинков Аномандера остались единицы. А дом-клинков Драконуса он не видел вообще.

«Ах, Айвис. Я не видел мига твоей гибели, отвлекшись. Чудо твоего натиска будут славить, хотя ты проиграл. Что еще смогут вспомнить все Тисте Андии, если пожелают найти утешение?» Драконус с Айвисом глубоко вошли во вражеский строй. Отряд убил вдвое больше легионеров, чем было в нем бойцов, и даже неистовая атака кавалерии Лиосан не позволила замедлить атаку.

Но, в конце концов, их осталось слишком мало даже при поддержке клинков Аномандера.

«Айвис, твой господин бросил тебя умирать? Боюсь, так и было».

Келларас протер зудящие глаза. Но ему не интересно было видеть формальную сдачу в плен, смотреть на унижение лорда. «Первый Сын заслужил лучшего. Когда я погляжу в глаза знатных, все будут дрожать. Но мало в том будет удовлетворения».

Целую жизнь назад они с Консортом погоняли коней, спеша к долине Тарн. Над ней бушевал ужасный шторм. При первых раскатах грома Драконус выругался, тихо и отчаянно.

«Не гром, не молнии. Магия. На свободе». Келларас ожидал, что окажется перед сценой чудовищной бойни. Но они прибыли, чтобы стать свидетелями безнадежной обороны двух священников. Свет и Тьма сплелись змеями на дне долины, сцепив челюсти. Последний взрыв разорвал их, заставив жрецов и Хунна Раала упасть на землю.

Однако Раал оправился первым.

Келларас не мог различить, кто из жрецов выжил. Выживший был покрыт грязью, истекал кровью; одежды его порвались и закоптились. Полз к погибшему собрату, оставляя за собой след слизняка. А другой… «Кедорпул. Никто иной. Да, веселый толстячок погиб. Вероятно. Никто не пережил бы такого натиска».

Лорд Аномандер стоял в неровном круге: вестовые, знаменосцы, сигнальщики… Но все Андии держались на расстоянии, словно Аномандер оказался на островке.

Драконус и Келларас остановились. Почва была глинистой, лошади беспокоились. Небо над головой стало скопищем тошнотного вида туч, меж коими мелькали тени.

Не сводя глаз с долины, Аномандер качал головой. — Я должен пойти к этому жрецу…

— Оставь его на миг, друг. — Драконус спешился. — Твоя стража права. Если Хунн Раал увидит тебя поблизости — ударит всем, что еще осталось. В другой день я раздавил бы его как клопа. Но сейчас я ослаблен. Неполон, сказал бы ты.