Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного

Черт вдруг побледнел, даже сквозь шесть стало видно, крепко зажал лапой рот, испуганно вперив взгляд в Алексея.

– Ты, – промычал он, – ыж ны выдывый мыны.

– Чего? – не понял Алексей.

– Ты уж не выдавай меня, – отодвинув на миллиметр ладошку от пасти, пробормотал черт. – Так мне все надоело, что я не выдержал и сбёг. Эх, да разве только я? Как узнали, что в Волопаевске есть прореха между мирами, так и начался повальный исход. Не всем, конечно, повезло, как мне, но… Нет, ты скажи, правда не выдашь? А я тебе пригожусь, право слово.

– Да кому я тебя должен выдавать? – удивился Алексей.

– Так ведь уже послали за мной двоих. Сегодня едва не стреножили. Если бы у тебя дверь балконная не была нараспашку – то и не ушел бы. А знаешь, что у нас с беглыми бывает? Брр… Говорить страшно. Беглых у нас насильно опять в ангелов превращают. Прикидываешь?!

– Подожди, – задумчиво почесал затылок Алексей. – Это кто ж за тобой гонялся? Один такой черноволосый с золотым зубом, а другой – в джинсах с оторванной лейблой?

– А ты откуда знаешь? – поразился черт.

– От верблюда! – хохотнул Алексей. – С золотым зубом – это Гога, грузин из Армении, по паспорту азербайджанец, а второй – мой одноклассник бывший, Витька Шубин. Прохвост редкостный.

– Ты не обманываешь? – недоверчиво покосился на него черт.

– Да вот тебе крес… Прости, это я так. Шутка у нас такая. Нет, не вру, с чего бы мне врать?

– Тогда почему они за мной гоняются?

– Да эта парочка решила разбогатеть, причем, быстро и без особенного надругательства над своим здоровьем. Кстати, Витька и мне предлагал вступить в долю, да у меня своих проблем…

– Лера?

Боль, отодвинувшаяся куда-то за время этого нелепого разговора, снова накатила холодной волной, сжала до боли сердце. Алексей через силу улыбнулся:

– Ты и это знаешь?

– Прости уж. Иногда не хочется все знать, а получается самой собой. Ненавижу!

– Да, наверное, это тяжело, – согласился Алексей.

– У каждого своя Голгофа. Но мы несколько отвлеклись от темы. И что же этой парочке нужно?

Алексей задумчиво посмотрел на черта, пожевал губами, потом все же спросил:

– Ты обо всем знаешь, почему тогда спрашиваешь?

– Ладно, – сдался черт. – Ни черта я не знаю. Ты пока на балконе прохлаждался, я твою записную книжку проштудировал.

– И ты думаешь, это этично?

– А ты ждешь от чертей этичных поступков?

– Нет, конечно, – замялся Алексей, – но все же…

– Я ведь не знал, что ты из себя представляешь, – потупился черт. – Обещаю: больше такого не повторится. Если, конечно, ты меня не выдашь.

– Да не собираюсь я тебя никому выдавать. Даже вашей милиции.

– Уф, ну, спасибо, ну, уважил. Век благодарен буду! А можно, я у тебя немного поживу?

– А мама? – опешил Алексей.

– А что, мама? Я ей на глаза попадаться не буду.

– Даже не знаю как-то, – растерянно протянул Никулин. – Вообще-то, я не против.

– Значит, по рукам? – обрадовался черт.

Алексей автоматически протянул руку, осознавая, что творит что-то уму непостижимое. Пустить на постой к себе черта! В Москве кому рассказать – в психушку сразу бы отправили. Но нет, то Москва, а здесь – Волопаевск. Здесь все иначе.

– А теперь рассказывай, почему они за мной гоняются? – потребовал черт.

– Да вот решили, что ты им можешь клад открыть?

– Клад? Они что, спятили? – хохотнул черт. – Думают небось, что сокровища под каждым саженцем зарыты? Да я от Гермеса в свое время все клады Малой Азии, Греции и Италии часа за четыре принял. Так то ж древнейшие цивилизации! А у вас откуда кладам взяться? Старые, дореволюционные вырыли все давно, а при социализме, сам понимаешь… Это с ваших-то смешных окладов! – черт от души рассмеялся. – Кстати, ты не задумывался, почему вожди пролетариата такое словечко придумали «оклад»?

– А ведь точно! – хмыкнул Алексей. – «Клад» – звучит здорово, а «оклад» – вроде тоже клад, но не совсем.

– Ага, что-то вроде «около клада». Зато можно и по другому сказать: «О! Клад!» Но получить те же шиши.

– Да, хитро, хитро, – согласился Алексей. – С подтекстом словечко.

– А «зарплата» созвучна с «жар-птицей», не находишь?

– Нет, скорее с «заплатой». Впрочем, так мы можем договориться до того, что «получка» созвучна с «кучкой».

Они посмеялись, а потом Алексей спросил:

– Слушай, а у тебя имя есть?

– А то как же. Я ж не тварь бессловесная. Хоть и не крещен, а имя имею. Да и не одно. Хм… Верно ведь… Нужно мне как-то и здесь именоваться. Хочешь, зови меня… э… Леонардом. И стильно, и с вашими именами созвучно. Подходит?

– Леонард, так Леонард, – пожал плечами Алексей. – А там, в аду, тебя так же называют?

– Как тебе сказать, – не стал запираться черт. – Конечно иначе. Да, по правде говоря, человеку наших имен и не выговорить.

– И все же? – с интересом спросил Алексей.

– В детстве меня звали Чуччиллочиллакучилачей.

– Напоминает чем-то имена древних ацтеков, – заметил Алексей.

– Неужели? – удивился черт.

– Ну, мне так кажется.

– Ага, ты еще перекрестись! Ладно, шучу, может быть, ты и прав. Я, честно говоря, этих ацтеков почти и не помню. Странный был народец, у себя на уме. Правда, и встречался я с ними не часто…

Алексей озадаченно уставился на черта.

«Врет или правду говорит? – мелькнула в голове мысль. – Крутит он, конечно, основательно. Дневник мой за ту пару минут, что я на балконе был, прочитать он явно бы не успел, да и не брался я за него уже с неделю. Пожалуй, нужно держать с этим нечистым ухо востро»…

И все же время чувствовал Алексей, что несмотря ни на что нравится ему этот черт все больше и больше. Обладал он и чувством юмора, и неунывающим характером, и трезвым рассудком, что, в общем-то, импонировало Никулину в других. Может быть, потому, что сам он сходился с людьми нелегко, долго присматривался, приноравливался, взвешивал все за и против, прежде, чем назвать человека, нет, не другом, просто товарищем. А в последние годы всех вытеснила Лера, умеющая слушать и понимать.

Алексею вдруг отчетливо представились ее глаза с золотистыми искорками, от которых не хотелось отрываться, ласковые ладони, прижимающиеся к щекам, нежные податливые губы… В который раз за последние сутки боль утраты сжала горло. Что же случилось? А ведь что-то произошло, что-то очень серьезное…

Алексей посмотрел на неожиданно притихшего черта, откашлялся:

– Ну вот что, Леонард, чай будешь?

– С удовольствием. – оживился черт. – Только погорячей, чтоб бульки в стакане шли, если, конечно, можно.

– Сообразим, – усмехнулся Алексей, направляясь в кухню.

Там идиотизм ситуации опять заставил задуматься.

«Нет, я, похоже, окончательно свихнулся, – лениво размышлял Никулин. – Всего этого быть не может, потому что просто не может быть. Сейчас вернусь с двумя чашками в комнату, выпью чая сам с собою и позвоню в „скорую“ – пускай увозят в психушку»…

Он на цыпочках прокрался в коридор, заглянул в комнату – черт никуда не делся, сидел себе в кресле и с интересом разглядывал книжный шкаф.

«Мощная галлюцинация, – продолжал анализ своего состояния Алексей, вернувшись на кухню и поставив чайник на огонь, – зрительная, звуковая, осязательная… Что-то многовато получается. Интересная, вообще-то, ситуация. Если это все на самом деле реально, то я должен быть на седьмом небе от счастья. Тут не кандидатской пахнет, материал на докторскую тянет, да еще обвешанную премиями. Как же – сотрудник научно-исследовательской лаборатории, которая занимается всякой аномальщиной, с риском для жизни провел эксперименты с самим чертом! … Но ведь не посмею сдать его Шамошвалову. Совесть замучит. Тот ведь похлеще Витька с Гогой будет. Если бы в домашних условиях самому произвести исследования… Да никто в их результаты не поверит, мало ли, что можно дома насочинять. Вот когда целым коллективом да еще под чутким руководством Цезаря Филипповича… Нет, не буду я ничего делать. Не умею слабых добивать».