Предназначение (СИ)

-Ему бы только брюхо набить, а за столом ли нет, все едино.

-Не много ли чести тому Радогору, что староста с воеводой его честят?

Говорит староста, а сам словно и Радогора не видит. К тому же губы в брезгливую складку складывает. И Смур нахмурился.

По старости лет Остромысл давно уже не лез в дела городские, переложив их на плечи воеводы. И появлялся на люди крайне редко, когда требовалось рассудить кого – то. Или что – то. В остальное же время предпочитал нежиться у печи, которую для него топили даже в летнюю пору. Если только не касалось его выгоды, где он был не годам ловок и проворен.

И Радогор с облегчением вздохнул, когда заметил, что трактирщик манит его рукой от очага. Поднялся, пожав плечами на немой вопрос воеводы, и пошел, огибая столы, за Невзгодой.

-Честь ли, не честь, но если бы не воин Радогор, от нашего, Остромысл, города угли и пепел остались. А кого не побили, в полон бы свели. А он, мало того, что предупредил, так и  стрелу первым со стены пустил и со стены первым прямо на их головы прыгнул. Он бы и без нас управился, кабы стены не нужны были. И слово его страшную силу имеет. Волхв первеющий, хотя сам того по молодости лет не ведает. Такого в городе оставить, ни один враг не страшен. Лесные духи ему подвластны и сама земля на его зов откликается. Бэры – родичи не бросили его, когда весь род под мечами, стрелами полег. И птица – вран на его плече не от простого времени угнездилась. Оком этой птицы я сам глядел, чтобы  набег за лесом увидеть. Вот и рассуди сам, коли Остромыслом зовешься, мы ли его честим или он честь нам оказывает.

Торопка, соглашаясь с воеводой, на каждое его слово кивает согласно головой. И воспользовавшись паузой и сам слово вставил.

-Стрелы мечет, как баба иглой шьет. Да и та, пожалуй, за ним не угонится. Ниткой стелются и каждая в око целит. Против меча же не один не выстоит. Со стены на земь, аки пардус прянул и не расшибся. А с той стены вниз посмотреть, голова кругом идет и дух захватывает. А прянул… и пропал. Только меч молниями полощет. Э, нет, староста – сударь. Не ему, нам честь с ним хлеб – соль разделить!

Но староста вроде и не слышал ни воеводу, ни Торопку.

-А ты, Смур, все своевольничаешь. Народ смутил. На стены воззвал, а меня, старосту, и словом не предупредил…

Речи смолкли, когда Невзгода появился с кувшином вина в одной руке и блюдом вареного мяса в другой. Следом за ним плыла Барсучиха с порезанным на куски окороком и мальчишка с блюдом пареной рыбы. Второй малец, стиснув зубы от старания, тащил блюдо с рыбой. И не рыбой, рыбиной. На хвост поставить ее, мальцу в рост будет. Кому предназначалось это блюдо, угадать было просто. О чем тут же Ягодка и громкогласно оповестил всех, заявляя на не свои права.         

 Но не на них были обращены взгляды. На Радогора, который стоял позади их, на голову возвышаясь над Невзгодой,  а тот ростом, пожалуй, не уступал и Смуру. Из всего, что приготовил ему трактирщик парень выбрал только пояс толстой двойной, прошитой суровыми нитками с мудреной, желтого металла, пряжкой. И пояс этот сейчас туго обтягивал его стан. На поясе, на шуйцу от пряжки, висел длинный и широкий боевой нож. Такой нож, не хуже доброго меча поможет и врага встретить. И от зверя дикого в лесу отбиться. И еще один нож, покороче, нашел для себя место за голенищем сапога. Все это в свое время Невзгода получил, как оплату за съеденное и выпитое от одного загулявшего воя – наймита. И долго думал – гадал, как это лучше пристроить. А Род послал этого загадочного парня. Рукоять меча выглядывала из – за плеча, дразня взгляд глазами диковинного зверя. В левой руке Радогор держал лук турьего рога А на другом плече неподвижно сидел его вран. Взирал угольно – черными глазами на, сидящих за столом, да так пронзителен был его взгляд, что староста, не совладав с собой, невольно поднялся с лавки.

Не хотел, а слова сами вырвались.

-Садись, отроче. Отведай того, что Невзгодка для нас припас.

Словами давится, а остановиться не может. А проклятая птица глаз с него не сводит. Того и гляди расхохочется.

А как его назвать, если не отроком? Брови выгорели, нос облупился, губы пухлые, как у девки и по щекам румянец разлился.

Ворон голову на бок склонил и круглыми глазами прямо в душу заглядывает. И так смотрит, что старосте поежиться хочется под его взглядом. А под ногами бэр ворчит сердито ворчит. Чести родичу требует. И смутился Остромысл.  Но кураж, - сам к чести за долгие годы привык, - не ломится.

-Не по воински меч держишь, отроче.

И палец в назидание поднял.

-Ношу, как дедко Вран учил. – Ломким баском неохотно, через силу, ответил Радко Понимает Радогор, что нарочно его староста отроком кличе, но делает вид, что не замечает. И пояснил, скорее воеводе, чем старосте.- При ходьбе не мешает, по ногам не бьет. И рукоять всегда под рукой.

Стол уже от яств ломится. Все четыре удовольствия.  Окорок дразнится розовой корочкой. Мясо парное  дымится. И рыба всякая. И пирог румянится посреди стола. И меды жарким огнем горят в ковшах.

Ягодка сопит под столом.  И на его долю угощение выпало. Хозяин сам, своей рукой с блюда снял и с осторожностью перед его носом выложил. И пятясь, отступил.

-А мало будет, так скажи. Еще принесу.

Ворон со стороны на сторону головой ворочает, забыли, думает, про него. И Радко, обращаясь к Невзгоде, тихо проговорил.

-Не будет он это есть. Ему сырого мяса покрошить. Оголодал. Тому уж больше суток, как ел.

Хозяин, не часто такие гости к нему заходят, опрометью кинулся за печь и скоро вернулся с мясным крошевом. Мясо свежее, парное. Кровью сочится.  Вывалил его на край стола и рукой птицу поманил. Де, кушай, мудрый…

Воевода поднял чару и вопросительно посмотрел на Радогора. Но тот мотнул головой и прикрыл свою чарку рукой.

-Дедко Вран не велел медом угощаться, пока борода на три пальца не отрастет.

-Так нет же его рядом. – Удивился Торопка, поднося к губам свою чару.

-Его нет, а слово осталось. Надо мной висит. – Скупо ответил Радогор, удивляясь тому, что мужик вроде зрелый, борода пегая, а такого простого дела уразуметь не может.

Проговорил ровно, спокойно, но Торопка все же уловил в его голосе осуждение. И ворон оторвался от угощения и с удивлением, как показалось всем, качнул головой. И даже клювом прищелкнул для большей ясности.

-Ты ешь, ешь, Радогор. Торопку слушать, не переслушать. Уж он такого наплетет! – Сказал Смур и подвинул к нему блюдо. – Вот, мясца отведай. Или рыбку вкушай. А то и за пироги сразу берись. Мнится мне, что дольше своих друзей ты к еде не притрагивался.

В нос ударил запах прокопченного в сладком дыму, мяса. А с другой стороны уставился на него румяной шершавой коркой подрумяненный хлеб Отвернул ножом ломоть мяса, придвинул к себе краюху. В рот потоком выплеснулась слюна. Желудок тут же отозвался громким неистовым урчанием. Покосился на старосту. Уж очень он, сразу понял, не понравился старцу. Как бы не осудил, что от жадности чуть не давится. Сам же староста ел мало, откусывал скупо, не зхабывая всякий раз запивать вином проглоченное мясо.

-В роду бэров так принято, чтобы к столу оружно лезть?

Не утерпел старик. Снова кусанул сношенными, почерневшими зубами.

Радко чуть куском не подавился. Судорожно проглотил его и отодвинул от себя блюдо. Серые глаза потемнели от обиды.

-Не вяжись к парню, староста. Дай поесть сначала, а потом уж с расспросами лезь к нему. А хочешь меч в руках подержать, так попроси без язвы и без укора. – Вступился за него Смур, подумав, что далеко ли до беды? Парень еще от крови не остыл. В лице перееменился от обиды. Не его, род цапнул Остромысл гнилыми зубами. Шепнет Радогор слово со зла и нет старосты. И уже сердито выговорил. – А наперед запомни. Меч сей от чужой руки заговоренный. Потому и не снимает, чтобы беды не было.

 Ясно видит, что разгорелся зуб у старосты на меч. Одни каменья чего стоят. А еще работа нездешняя. Ножны узорочьем выложены и серебряной нитью шиты. И зачем, де, такой меч безусому? Ему по его годам и копья простенького хватит.