Осколки миражей (СИ)

И свет, льющийся сквозь неровную дыру в потолке, через которую сюда свешивалось еще несколько зеленых побегов. И белые пылинки в потоке закатных солнечных лучей.

Сама Элейн сидела за… Это уже не было диваном. Просто большой камень непонятного происхождения. От стен, разделяющих комнаты, оставались отдельные части. Из-за одного такого остова виднелись две темные фигуры.

Кервелин и Л'Аррадон.

Король панически озирался, глаза его были выпучены так, что даже Элейн из своего ненадежного убежища могла это различить. А колдун… колдун выглядел раздосадованным.

Он задрал голову, обозрел дыру в потолке, потом обвел глазами развалины и начал бормотать.

Медленно, низко, убаюкивающе… быстрее, живее, бодрее… перешел на скороговорку… снова снизил темп… начал наговаривать нечто вроде речитатива… Потом вскинул руки, и с кончиков пальцев сорвались ослепительные белые молнии… и все исчезло.

Элейн осторожно отняла от лица ладони, которыми в последний момент рефлекторно закрылась.

Она снова сидела за диваном в отделанной в нежно-голубых и латунных тонах гостиной министра Арн-Фальета. И не осталось ни следа той древней развалины, которой предстало это место всего минуту назад.

— Что случилось? — в голосе Кервелина явственно прозвучала паника. Теперь Элейн уже не видела ни одного, ни другого. Все вернулось на круги своя.

Л'Аррадон помолчал. А потом донесся его глухой севший голос:

— Ты… ничего… не запомнишь…

Повисла пауза. Элейн затаила дыхание.

— Так значит, это не Арн-Фальет? — поинтересовался наконец король как ни в чем не бывало.

— Нет. Кто-то из Круга — возможно. Приказ подделал тоже не Арн-Фальет. Здешний магический фон указывает на его невиновность, — произнес Л'Аррадон. — Ищем дальше.

Снова хлопнула дверь. Шаги затихли вдали.

Элейн глубоко вздохнула и выпрямилась. Повертела головой, невольно видя в светлой, со вкусом обставленной комнате пыльные руины в золотых закатных лучах.

Что ж… Арн-Фальет сохранил свое положение, но сомнения посеяны. Наверное, замысел воплощен удачно.

Вот только триумфа эта мысль уже не вызывала.

Ослепительные горячие лучи солнца поблекли, а потом и вовсе исчезли с бежевого ковра, заставив тонкий узор золотистой вышивки по краю потускнеть и стать бледно-бронзовым. Потом город накрыла густая тень горы, потом начало смеркаться. На подоконник упали первые капли пожирающего разум дождя, и София закрыла окно. А никто из реваншистов так и не появился.

Она ходила по полутемному помещению взад-вперед. Отыскала старый бытовой вадрит, зажгла лампу — масла там оставалось совсем немного — нашла какую-то книгу, стала читать, не вникая в содержание. Тревога пополам с яростью затмевали все остальные чувства. Зачем, в конце концов, им понадобилось закрывать ее здесь? Или это был такой хитрый план — вывести принцессу на чистую воду, убедить довериться новым соратникам, а потом заманить в заточение и заморить там голодом? Это было бы смешно, если бы не казалось правдой все сильнее с каждым часом.

И только в одиннадцать вечера лязгнул замок и дверь отворилась, пропуская Итилеана. Выглядел тот растерянным.

— Простите, что заставил вас ждать, — сказал он. — В замке творится что-то невообразимое… Наверное, вам лучше вернуться на кухню. Соберемся здесь позже, когда все уляжется.

— А в чем дело? — София отложила книгу. — Где остальные? Что случилось?

— Король подозревает крупную государственную измену. Вот только изменника так и не нашли. Зато теперь здесь Л'Аррадон, который просвечивает магией всех поголовно и отчего-то бесится… странно, беситься должен был бы король… и невозможный кавардак. Простите за задержку. Бегите на кухню.

Итилеан подошел ближе. София поежилась. Он все еще не вызывал никакой симпатии, лишь смутное опасение.

— Скажите, — ум, весь день бурливший от мыслей о реваншистах, переворотах и стратегиях, теперь с готовностью ухватился за новую пищу, — а мы можем что-то извлечь из этой измены? Повернуть ее себе на пользу?

— Я бы сказал, нет. Такое впечатление, что при дворе завелось еще одно гнездо интриганов с неизвестными целями. Пусть их. Нам нет до них дела, пока их действия не затрагивают нас.

Он слегка улыбнулся.

— Л'Аррадон доберется и до слуг, когда успокоится и проверит придворных. Идите. Только ожерелье оставьте. Здесь ваше зелье будет в большей сохранности.

София поднесла руку к шее, готовая послушаться, но остановилась:

— Нет. Я вам не доверяю.

Она ожидала спора, ссоры, вспышки бешенства, угроз — чего угодно, кроме негромкого смеха в ответ.

— Правильно делаете. Впрочем, как пожелаете, ваше высочество, — тихо проговорил Итилеан. — Кроме того, за вами еще пара ответных ударов…

Он легко взял ее за плечи и развернул к двери.

И, поспешно направляясь на кухню и с трудом ухитряясь не запутаться в бесконечном лабиринте дворцовых коридоров, София подумала, что не знает толком, о каких ударах он говорил, но за свою наглость вполне заслужил любых.

Узкая тенистая улочка извивалась змеей, изгибалась под неожиданными углами. Там, за задними стенами этих скромных трехэтажных домов, простирались обширные сады и задние дворы имений богачей. Пыльный переулок, так называли это место. Обиталище малоимущих и экономных. Ему позволили разделить тылы двух богатых кварталов, чтобы взоры владельцев тех роскошных домов, которые порой проглядывали из-за пестрой листвы садов и живых изгородей вдали, не смущал вид изнанки имения соседа.

Поэтому из тех окон, что выходили во двор, можно было увидеть высокий каменный забор почти вплотную к дому, а дальше — только листву и цветы, острые крыши и шпили, фигурные дымоходы и гребни.

А из тех, что выходили на улицу, — серые неброские фасады зданий напротив, маленькие магазинчики и скудную зелень. И задерганных усталых людей в одежде такой же пыльной, как и тонкая полоска дороги между домами.

Помещений в квартире было всего два. Узкая длинная комната окнами на улицу и нечто совмещенное, эдакая прихожая-кухня, разделенная символическими перегородками и смотрящая окнами на чей-то сад из пушистых нежно-салатных деревьев.

В главной комнате висели плотные сине-зеленые шторы с геометрическим орнаментом, на полу лежали потертые дорожки из похожей ткани, вся обстановка ограничивалась полосатым зеленым диваном и парой таких же кресел, а у окна на незастеленном столе стоял единственный предмет. Печатная машинка.

Именно такой незамысловатый интерьер открылся Элейн, когда Эреол распахнул перед ней двери этого безликого жилища.

— Неужели все так серьезно? — спросила она, продолжая начатый разговор. — Настолько, что ты решил выбраться из убежища, чтобы быть ближе к событиям?

— То, что ты рассказала… оно настораживает, — отозвался колдун. — Особенно о видении разрушенного замка. Купания Кервелина под дождем, вспышка ярости Л'Аррадона — мелочи, по большому счету. А руины — это что-то посерьезнее.

— Тебе опасно жить в городе. Это тоже серьезно, — Элейн передернула плечами. Она в упор не видела причин, по которым померещившиеся ей руины были бы важнее остальных странных событий. Конечно, в замке определенно происходило что-то ненормальное. Но все это было для нее явлениями из одного ряда, а вот Эреол… Эреол видел больше. Неудивительно, впрочем. Эреол всегда видел больше. И если бы считал нужным, то уже рассказал бы.

— Очень похоже, что видение на самом деле было обнажившимся кусочком истинной картины, — он точно прочитал мысли Элейн. — Не исключено, что на самом деле замок или его часть — и есть та руина, которую ты видела. И это, как ты понимаешь, оставляет больше вопросов, чем ответов.

Элейн воззрилась на своего наставника.

— Тогда, будь все иллюзией, половина придворных давно погибла бы от дождя. Если на самом деле крыша разрушена…

— Не то, — поморщился Эреол. — Ты смотришь с практической позиции. При создании подобных иллюзий задействована другая магия. Часть мироздания заменяется другой. Да и рано еще об этом говорить. Увидим со временем. Все странности начались, когда ты начала расшатывать лодку. Продолжай в том же духе — кто знает, что обнажится следующим. А теперь рассказывай, что там у тебя за идея, достойная "Гранд-Газеты".