Всадник (СИ)

Тупо глядя по утрам на восходящее солнце и наблюдая его закат под вечер, каждый, в том числе и Коновалов, задавался мыслями: а зачем это происходит? почему именно так, а не иначе? Почему вообще вода мокрая, а пламя жжет? Здесь присутствовали практически те же самые вопросы, правда, звучали они немного по-другому... Ну типа того, почему мол оживают мертвецы? Почему ночь иногда наступает внезапно, а иногда постепенно? И вода тут не всегда была мокрой... И вообще для чего он существует этот мир?

Коновалову от этих мыслей стало совсем плохо. Проклятый лабиринт, ну кто так строит?

Ужасно хотелось пить, но капитан терпел. У него еще оставалось немного воды во фляге и хотелось ее поберечь, ибо было неясно, когда закончится это глупое кружение. А может быть в этом мире вот так все и заканчивается? Не смертью, смерти здесь для него не было, в этом капитан убедился уже неоднократно, а именно вот так тупо, по кругу, по кругу, без выхода.

Коновалов присел на корточки и словно уснул, впав в забытье, пространство слегка давило, но это тоже уже становилось привычным.

«Интересно,- появилась странная идея,- а если попробовать застрелиться раз нельзя умереть от голода или жажды, и тогда узнать наступит ли желанный финиш?»

Капитан помотал головой, отгоняя это наваждение.

«Противно, как все-таки противно! Эти долбаные экспериментаторы просто вынуждают меня бороться. Да поймите вы уроды, мне уже наплевать! Давно наплевать на вас и ваш гребаный мир! Сдохнуть даже не даете...»

Пришла злость, это было нормально, это было здорово, капитан встряхнулся и поднялся на ноги, прошел до ближайшего поворота.

«Мне плевать на ваши законы! Я установлю свои! Пускай за этим поворотом будет выход!»

За этим поворотом выхода не оказалось, и за следующим тоже. Выход нашелся лишь за четвертым, и он представлял собой банальный видавший виды лифт с черными кнопочками на пульте, зловонной лужей на полу и матерными словами на стенах...

... Это был дом. Огромный и похоже совсем пустой. «Ну, это положим пока», - невесело усмехнулся про себя Коновалов. Сразу за лифтом был пластиковый однообразный коридор, оканчивающийся дубовой дверью, а за ней сразу открывался громадный холл и ХХ-й век здесь заканчивался. Старинная мебель, высокие мозаичные окна, лепной потолок, ковер, на стенах щиты и широкая мраморная лестница, уходящая вверх в полумрак. Дверь за Коноваловым тихо закрылась, и он знал по опыту, что она уже не откроется, но на всякий случай проверил. И понял, что был прав. Куда-то исчез короткоствольный автомат, и капитан снова обратил внимание на стены, где было развешено всевозможное холодное оружие, он даже о голоде забыл от восхищения, чего тут только не было!

Коновалов выбрал средних размеров тесак, удобно улегшийся в ладонь слегка шершавой рукояткой, с сожалением отложил инкрустированный камнями кинжал и выбрал охотничий нож с широким надежным лезвием, который он немедленно отправил за голенище своего армейского высокого ботинка. Снял со стены арбалет, постоял пару минут, изучая систему, потом удовлетворенно хмыкнул и закинул его за спину. Прихватил еще связку арбалетных болтов, решив попозже попрактиковаться в стрельбе, потом подумал, и на всякий случай сунул за пояс один из топориков, не удержался, уж больно хороша заточка, таким топориком дрова колоть жалко, а вот кости нарубит любо дорого.

Осмотрел странное знамя с огнедышащим драконом. Неизвестный художник изобразил дракона во всей красе. Особенно удались, горящие синим огнем, глаза. Немного постоял у щитов.

Их было четыре и изображены на них были, привычные для капитана, карточные масти только вот черви представляли собой винные кубки, пронзенные стрелами, очевидно символизировавшие любовь, что без труда определил даже слабо знающий геральдику капитан. Бубны были вычеканены в виде пентаклей, пики были похожи на мечи, а трефы были одновременно, как показалось Коновалову, похожи и на кресты и на боевые дубинки. Подивившись на диковинные щиты, капитан хотел пройтись осмотреть подлестничное помещение, ведь он вполне законно предположил, что если странные игры продолжаются, то где-то по близости должен был бы находиться пункт питания, или схрон, но знакомое чувство приобретенное им в этом несуразном, но увы логичном мире, подсказало ему что пора делать выбор. Про себя капитан называл это чувство Правилом Знака. Щиты явно были таким знаком и возможно определяющим, от выбора щита зависел дальнейший путь и может быть что-то еще.

Капитан подошел к окну, пытаясь разглядеть, что там снаружи, но снаружи было только небо. А между тем в небе умирал закат.

Он застыл, впитывая в себя эту величественную и вечную как мир картину. Хотя почему собственно умирал? Мы, к сожалению, пользуемся этим словом, как и многими другими словами и словосочетаниями, абсолютно не задумываясь над тем, какой в них вкладываем смысл. Смерть человека, говорим мы, но не говорим смерть дождя или ветра. Поэты, правда, иногда говорят об умирании заката, рассвета, дня или ночи и этому никто не удивляется, как потом не удивляются их последующему приходу. А что же такое человек как не явление природы?

Эти мысли шли вдогонку тем, что посетили капитана в лабиринте, но звучали с иным едва уловимым оттенком понимания. Казалось, еще чуть-чуть и все как в той детской трубке калейдоскопе сложится воедино и наступит ...А вот что наступит потом, было непонятно.

Стоп, еще раз, человек - явление природы? Да, согласен. Я умер? Бесспорно, но не исчез? Нет. Для себя я существую, для собственного разума существую. И находятся еще где-то безумцы, утверждающие, что человеческая смерть явление необратимое! Почему-то вспомнилось недавнее кладбище и толпы зомбированных мертвецов. Капитан невесело усмехнулся, да можно и так, по теории вероятности...

А иногда вот просто хочется стоять и смотреть на закат и еще почему-то хочется уверенности, что завтра он тоже произойдет.

Похоже, все-таки это просто смена форм, и как это происходит не так уж и важно. Законы - вот где собака зарыта! Они работают и похоже везде. Что ж будем их изучать. Вопрос иной, хотим ли? И как сильно? И какое дело этим самым законам до того, что мы о них ни хрена не знаем? А часто просто не замечаем их. Ох уж эта наша ненаблюдательность!

Нет там это нам просто не нужно, там очень хочется есть, и детям нашим хочется есть и женам, кстати, поесть бы было неплохо, откуда-то вдруг накатило острое чувство голода.

« С ума сойти! Надо же!» Капитан оторвался от картины заката, и по ходу выдернув из креплений пиковый щит, стал подниматься по мраморным ступеням. Пункт питания оказался наверху. Капитан ел, получая громадное, и вполне человеческое удовольствие и понимал, что он видимо еще не совсем здесь, как и уже не совсем там...

х х х

Глава VII. В которой юный Марсиньяк размышляет о весьма серьезных вещах, а в результате выясняется, что он серьезно болен.

Мы вновь плелись по дороге в сторону славного города Кале, и был день и кажется суббота. Виконт предполагал, что теперь нам стоит остерегаться разбойников, а я предлагал расслабиться и вести философскую беседу, как и положено образованным людям, тем более что днем на нас теперь ни одна тварь не позарится. Я говорил:

- Предположим, я удалю из окружающего пространства все предметы...

- Все, все?- недоверчиво спрашивал Леко, типа, а как это тебе удастся?

-Все, - успокаивал я его, типа не переживай. - И помещу туда некую точку.

- Какую точку?

- Ну, тебя, например.

- А почему именно меня?

- Можно и меня, но у тебя лучше получится, вернее мне проще будет говорить об этих вещах, если этой точкой будешь ты. Со стороны виднее...

- Ну ладно, ладно. Только учти умник, что там, куда ты меня поместишь, не будет никакой стороны.

Я кивнул:

- Точно не будет, а что же там будет по-твоему?

Джереми пожал плечами:

- Ничего... Еды так там точно не будет. Ты меня никогда не кормишь.

- Правильно. Но ты не учитываешь, что там у этой точки будет что-то еще, чего простым глазом увидеть невозможно?