Вечная молодость (ЛП)

- Пчёлка? - спрашиваю я неуверенно.

- Я назвала его так совсем спонтанно.

Во взгляде, которым Пейшенс провожает белый куцый хвостик зверька, - почти тоска.

- Так называла меня мама, ты помнишь?

Я не могу это вспомнить. Её мать уже давно мертва, и я никогда ей не интересовалась. С самого рождения малышка стояла на первом плане, с моего приёма на работу она была для меня центром жизни. Я полагаю, впервые я взглянула на её мать, когда мы должны были её опознать. Когда две ищейки со своей группой стояли перед дверью и показывали отцу Пейшенс и мне фотографию женщины, которая с обвисшими частями тела болталась на ветке. Она выглядела, как марионетка, к которой кукловод потерял интерес. Она тогда встречалась с парой подруг для пикника в Гайд Парке и пала жертвой повстанцев Ничьей Земли. Всех удивило, что они осмелились зайти так далеко в глубь метрополия. Отец Пейшенс, напротив, был убеждён, что репортаж, показанный незадолго до этого по телевизору, придал людям извне столько храбрости. Такие репортажи были в то время в порядке вещей. Они показывали жизнь самых богатых промышленников в яркой записи. В одной из записей мать Пейшенс, лёжа на шезлонге, у окрашенного в зелёный цвет бассейна фамильной усадьбы, говорила о том, как ей и её мужу хочется иметь больше прав управлять городом.

- Ну правда, мы здесь самая богатая семья, - говорила она. - У нас есть деньги и средства, чтобы найти решения, так было всегда. Мы бы также придумали что-нибудь для сброда за воротами.

Сброд отреагировал на эту откровенную угрозу, а также в городе, в рядах промышленников, пробежал ропот. У Арианы, так звали мать Пейшенс, явно была мания величия, а это, обитатели метрополии, считали дурным тоном. Уже само крушение старого порядка показало, что настоящей властью обладают исключительно деньги, капитал.

После смерти Арианы Ли были отменены репортажи о промышленниках, а постепенно и другие телепередачи, которые в какой-либо форме, могли бы взрастить неверные мысли в головах промышленников. Сегодня на всех каналах показывают только окружающую среду. Бодрые картинки без смысла.

- Я её едва помню, - тихо говорит Пейшенс.

Я кладу ей руку на плечо, и мы обе молчим несколько секунд. Я вспоминаю, как Пейшенс, которой как раз исполнилось семь, когда умерла её мать, сидела на корточках у её открытого гроба, пытаясь спасти её. Но она не смогла вернуть её из мира мёртвых. Ведь она и сегодня ещё не в состоянии исправлять физические недостатки. Лишь когда она станет взрослой, её силы развернутся во всей своей полноте - по меньшей мере, у большинства детей это так.

Около нас трещат ветки, и Сай возвращается. В руке у него заострённая палка, на которую он нанизал пару розовых кусочков мяса.

- Эта лиса жёстче, чем я думал, - говорит он.

- Надеюсь, она ничем не болела. - Я скептически разглядываю мясо. Мы нашли маленькую лисичку у подножья склона, она определённо упала и умерла от этого. Казалось, она умерла недавно, но всё же было бы, возможно, разумнее заколоть Пчёлку. Но никто из нас не отважился бы на это.

- Она не должна есть это сырым.  Сай относит остатки мяса для Мали, я начинаю разжигать костёр.

Пейшенс крепко держит палку, которую ей принёс Сай.

- Я бы столько отдала за почку ягнёнка и хлеб намазанный Marmite из столовой...

- О, надо было говорить раньше. - Сай берёт листву с земли и протирает ею кровь со своих рук. - Я бы оставил тебе почки.

Глава 19

- Да что с тобой такое? - шикаю я, как только убеждаюсь в том, что Пейшенс спит. Она лежит, свернувшись калачиком, на моём разостланном плаще и очень спокойно дышит.

- Что ты имеешь ввиду? - спрашивает Сай, сидя напротив меня у костра. Языки пламени придают его коже тёплый блеск и заставляют сверкать его голубые глаза. Внезапно во мне возникает желание протянуть руку и прикоснуться к нему, провести пальцами по его лицу, так, как сделал он у моря. Но у меня не хватает духа, как у него, и, к тому же, меня сдерживает моё обещание. Словно стальные кандалы, сковавшие мои руки.

Что важно, так это твой подопечный, окончательно и бесповоротно.

- Ты вёл себя при ней, почти как свихнувшийся.

- Я спас её жизнь и приготовил ей поесть. Слишком свихнувшимся мне это не кажется.

Я закатываю глаза.

- Ты же знаешь, что я имею ввиду. Со мной ты не такой.

Я чувствую, как его взгляд останавливается на мне, и вздрагиваю, но принуждаю себя не отвечать на него. Возможно, это к лучшему, что между нами тлеет костёр. Кто знает, что иначе пришло бы ему в голову.

- Послушай, - краем глаза я вижу, как он слегка наклоняется ко мне. - Возможно, для тебя она нечто вроде подруги, но для меня она - не больше, чем работа.

Я не могу поверить, что он действительно так думает. Не больше, чем работа. Как безучастно это звучит. Словно Пейшенс - это дом, который он строит и затем просто продает, когда он готов.

- Как ты можешь быть таким равнодушным?

- Она - промышленник, - говорит он с презрением. - Мы им не принадлежим, мы - прислуга, такие же как рабочие. Они находятся там, наверху, а мы лишь на ступень выше людей из Ничьей Земли. Они смотрят на нас сверху вниз, почему я не должен поступать так же с ними?

Мой взгляд устремляется в его сторону.

- Но это же смешно! Пейшенс ещё ребёнок, она ни на кого не смотрит сверху вниз.

Ироничная ухмылка играет на его чертах.

- Ей шестнадцать, и она давно уже не невинная маленькая девочка, которой когда-то была.

- Она невинна, - настаиваю я. - Она не проводит различие между собой и нами, Сай. Нам бы тоже не стоило этого делать.

Сай всё ещё сидит, наклонившись вперёд, и его глаза, кажется, буквально горят.

- Мы жертвуем своими жизнями ради них, - тихо говорит он. - Мы не должны их за это ещё и любить.

Я оглядываюсь к Пейшенс, на её изящную фигуру, её кожу цвета свежих персиков, её шёлковые волосы. Я не могу найти в ней ничего, что не было бы достойно любви. И да, я отдала бы свою жизнь за неё, потому что я, в отличие от Сая, не считаю, что это только наша работа - быть созерцателями.

- Мы рождены для этого, - тихо говорю я. - Это наше предназначение.

- Я не возражаю, можешь идти по пути наименьшего сопротивления.

Сай встаёт и направляется мимо Пейшенс. Совершенно бессознательно я тянусь за ножом, который висит теперь у меня на поясе. Но Сай не обращает никакого внимания на нашу общую подопечную, вместо этого он подсаживается к Мали. Он снял свою куртку и подтянул вверх рукава загрязнившейся рубашки. Я наблюдаю за игрой мышц на его предплечьях, когда он почёсывает голову собаки.

- Как вообще так получилось, - спрашиваю я с внезапным недоверием, - что у тебя нет собаки?

Сай поворачивает голову ко мне.

Я встаю.

- Кто знает, может быть, ты вообще не настоящий созерцатель. Может быть, ты только им прикинулся, чтобы...

- Совершенно бескорыстно спасти чужого ребёнка?

Сай приподнимает одну бровь, и она почти исчезает под его тёмно-русыми прядями.

- У меня нет собаки, потому что она мне не нужна, - говорит он и снова поворачивается к Мали. Она растянулась на боку, позволяя Саю гладить себя.

Её доверие к Саю слегка снимает моё напряжение, но несмотря на это, я не понимаю, почему он один.

- У меня не было права выбора, - упорствую я, - и, насколько мне известно, у других созерцателей такого права также нет. С самого начала обучения каждому из нас дают собаку.

- Да, пусть и так, но мне не дали.

- Но это нелепо!

Сай резко вскакивает.

- Мне не нужна собака, ты это не понимаешь? До этого я отлично без неё обходился! Если у вас других так не получается, это не мои проблемы.

- Хорошо, ладно, ты - созерцатель без собаки.

Я поднимаю руки и решаю не расспрашивать дальше, даже если я всё ещё не верю ему. У него есть клеймо, и он до сих пор помогал нам, кроме того, моя интуиция не подсказывает, что не стоит ему доверять, так что я оставляю все вопросы. И всё-таки, я более подробно узнаю всё у отца Пейшенс, как только мы окажемся вновь в городе, и я смогу с ним связаться. Я надеюсь, что это всё не займёт много времени, даже если ситуация с цирком, не облегчила наше возвращение в цивилизацию. Мы подвергли опасности зрителей, которые там были, а все они - промышленники. Это может означать наш смертный приговор, если нас схватят лиссабонские ищейки. Я оглядываюсь и замечаю, что Сай, отвернувшись от меня, стоит, прислонившись к дереву на краю поляны.