Огонь эльфов. Сага о Тале

Высокая молодая женщина в белых одеждах целительницы шла, не обращая внимания на отчаянные крики. Ее сердце разрывалось от жалости и бессилия. Она что есть силы прижала к себе ребенка, ускоряя шаг, чтобы успеть добраться до ворот на другом конце города прежде, чем там окажется враг.

Маленькая рыжеволосая девочка спрятала лицо на плече женщины и тихо плакала. Поначалу она еще кричала и отбивалась. Но женщина не ослабляла железной хватки.

В свои четыре лета Илайя понимала, что происходит. Только недавно взволнованная мама вбежала к ней в спальню и разбудила крепко спящую дочурку. Не объясняя ничего испуганной и растерянной Илайе, мама заставила ее быстро надеть пальто поверх ночной рубашки и бежать на улицу. Там девочку уже ждала чужая темноволосая женщина, которая тут же взяла ее за руку. Илайя не поняла слов, которыми мама обменялась с женщиной, но отчетливо уловила страх в голосах обеих. Мама плакала.

В последний раз она погладила Илайю по волосам, поцеловала в щеку и быстро убежала в дом, чтобы привести старшую сестру Илайи.

Чужая женщина молча повела Илайю за собой. Но малышка не хотела уходить. Она снова и снова звала мать и отчаянно вырывалась. Пройдя сотню шагов, женщина внезапно остановилась и обернулась. Илайя почувствовала, что та, должно быть, увидела что-то страшное. Девочка перестала плакать и подняла голову. Сквозь пелену слез она увидела дом, в котором совсем недавно спала. Тростниковая крыша пылала, огонь охватил дом со скоростью ветра, и изнутри доносились отчаянные крики. Но никто не спешил помочь, потому что большинство соседних домов тоже горело и люди бежали, не помня себя от страха.

Женщина сделала несколько шагов к горящему дому, но остановилась, когда, взметая языки пламени, провалилась крыша. Страшные крики стихли. Женщина поспешно спрятала лицо Илайи в своих густых черных волосах, чтобы избавить девочку от ужасного зрелища, и, тихо выругавшись, побежала прочь.

Илайя больше не вырывалась. Она безучастно покорилась происходящему. Горящий дом накрепко засел в душе девочки, и Илайя догадывалась, что ей никогда больше не увидеть маму и старшую сестру.

Она осталась одна.

Они бежали через запруженные людьми улицы и видели бесчисленное множество горящих домов и умирающих людей. Но малышка была так измучена, что уже ничего не чувствовала, а слезы давно закончились. После того как рухнул ее родной дом, все происходящее казалось Илайе сном. Страха не было. Она не испугалась даже тогда, когда впервые увидела одного из страшных черных воинов, все чаще мелькавших среди домов и гнавших жителей города, как ветер листву.

Илайя вздрогнула. Ужасные картины детства исчезли так же быстро, как и появились, а жухлые листья все летели вдоль улиц.

С наступлением темноты ветер усилился, загоняя холодный осенний воздух в трещины и щели маленькой прядильни. Железная печь в это время года еще не топилась. Илайя растерла озябшие пальцы и, пытаясь согреть их, спрятала руки в рукавах рубашки. Ожидая, пока в пальцы вольется тепло, девочка задумчиво рассматривала наполовину готовый коврик, висевший на простом, но довольно большом, почти во всю комнату, ткацком станке. Та-Ури снова будет недовольна. Как и в предыдущие дни, Илайя сделала слишком мало, чтобы успеть закончить ковер к празднику Солнца.

В последнее время ее терзали страшные воспоминания, мешая работать. В голове всплывали ужасные картины, ненадолго обретая контроль над сознанием. А ведь приемная мать Та-Ури и целительница Тассея так долго трудились над тем, чтобы Илайя забыла все, что пережила.

Вздохнув, девушка взяла в руки челнок с шерстью, чтобы засветло вплести в ковер еще несколько тонких нитей. Но она долго просидела у окна без дела, пальцы замерзли и перестали слушаться, отзываясь болью на каждое движение. Поэтому Илайя вскоре отложила челнок, снова подошла к окну и стала наблюдать за диким кружением листьев на площади.

Погруженная в свои мысли, девушка не заметила, как дверь тихо отворилась и в комнату вошла невысокая полноватая женщина. Ее слегка сгорбленная спина и пепельно-серые волосы говорили о том, что она переживает закат своей жизни. Женщина осторожно притворила дверь за собой и с приязнью посмотрела на Илайю. Наконец сочувственно покачала головой.

— Дитя, дитя, — мягко сказала она, чтобы не испугать приемную дочь. — Снова видишь сны наяву?

Илайя виновато взглянула на Та-Ури, но не ответила. Та печально покачала головой.

— Ты должна сопротивляться этому, Илайя, — не допускать, чтобы воспоминания мучили тебя, милая моя, — она замолчала, села рядом, пододвинув к себе низенький табурет, и нежно обняла, как обнимала, когда Илайя была совсем еще маленькой девочкой. — Ты же знаешь, что те ужасные вещи мы изменить не можем, — тихо сказала она. — Поэтому ты должна научиться бороться с воспоминаниями. Только тогда ты сможешь жить в мире с собой и быть счастлива. Постарайся смотреть только вперед и думать о чем-нибудь прекрасном.

Услышав слова приемной матери, Илайя закрыла глаза. Как и всегда, когда Та-Ури так обнимала ее, она чувствовала, что ее любят и охраняют. В те страшные дни ткачиха приняла девочку у себя, ни о чем не спрашивая. Она вырастила Илайю как собственную дочь, за что девушка была ей бесконечно благодарна. Но именно в такие минуты она начинала тосковать по родной матери.

— Или тебя тревожит что-то другое? — спросила Та-Ури, поглаживая Илайю по волосам. — Расскажи мне. Часто горе кажется не таким уж большим, если его с кем-нибудь разделить.

Девушка открыла глаза и с нежностью взглянула на приемную мать. Слова Та-Ури тронули ее, заставив еще раз убедиться, насколько хорошо та знает Илайю. Но девушка понимала, как опасно доверять кому бы то ни было свою тайну, даже приемной матери.

Илайя закусила губу, раздумывая, что бы ответить. Та-Ури не торопила ее, терпеливо ожидая, что скажет приемная дочь.

Та выпрямилась, взглянула приемной матери прямо в глаза и, покачав головой, ответила:

— Думаю, мама, ты скоро об этом узнаешь. Но пока я действительно не могу об этом говорить. Не сегодня. — Илайя надеялась, что Та-Ури перестанет расспрашивать.

Но пожилая женщина не собиралась сдаваться так быстро.

— Что-то не так между тобой и Къельтом? — не унималась она.

Ах ты Боже мой, удивленно подумала Илайя. Почему именно с Къельтом? Как Та-Ури могло такое в голову прийти? Ведь она любила Къельта. Девушка решительно покачала головой, заставляя себя улыбнуться.

— Нет, матушка, дело действительно не в этом. У нас с Къельтом все в порядке. Не беспокойся. Я уверена, что скоро мне станет лучше.

Илайе больше не хотелось говорить, лучше бы Та-Ури оставила ее в покое. Казалось, приемная мать почувствовала это и не стала допытываться. Женщины молча сидели рядом, пока в маленькой комнате не стемнело, а через ставни стал пробиваться ветер.

Наконец Та-Ури поднялась.

— Если захочешь поговорить, милая, — приходи. Меня очень тревожит, что ты так печальна, больно смотреть, как воспоминания мучат тебя. — Она вздохнула. — Я была бы рада помочь.

Та-Ури собралась было уходить, но на пороге обернулась:

— На сегодня достаточно, Илайя, — приветливо сказала она. — Ужин уже вот-вот будет готов, — и с этими словами вышла в небольшой коридор, затворив за собой дверь. Когда звук ее шагов замер в отдалении, Илайя задумчиво поглядела в окно.

Тем временем на деревню опустилась темнота, луны-близнецы где-то за облаками начали свой путь по ночному небу, бросая на землю сероватые тени.

Неосознанно Илайя сложила руки на животе, словно защищаясь. Там и крылась причина ее печали, крошечная, спрятанная глубоко-глубоко.

Прошло около четырех недель с тех пор, как прекратились ежемесячные очищения. Она была еще очень молода и неопытна, но уже сознавала, что это может значить. И хотя какая-то частичка ее еще сомневалась, Илайя все же была уверена, что любовь к Къельту принесла свои плоды. Она ждала ребенка.