Лоза Шерена (СИ)

    - Вы... главное, не серчайте... - с мягким, певучим акцептом сказал незнакомец. - Опять стрелу упустите. А у меня жизнь одна... Жалко...

    - Да не серчаю я, - ответил Рэми, опуская лук. Этот идиот только сам для себя опасен... - Как тебя зовут-то, добрый молодец? Как ты в наши болота такой умный забрел-то?

    - Забрел и забрел, дурное дело не хитрое. - Толстяк с облегчением выдохнул, прижимая блин к толстому животу. - Не смейтесь, я ведь леса никогда и не видел... Городской я. Бранше меня зовут. Заблудился...

    - Я на дурака похож? - грозно спросил Рэми, и Бранше с ужасом покосился на лук. - Заблудился он... В приграничье? Да сюда чужих и не пускают! Что ты здесь ищешь?

    - Что?

    - Я спрашиваю - что ты здесь ищешь в лесах моего архана? - начинал терять терпение Рэми. - Сразу видно, не кассиец ты. Не разговаривают так кассийцы, и не одеваются. Из Ларии ты, точно! Из-за предела! Сдать бы тебя дозорным, да сам не знаю, к чему с тобой вожусь...

    - Выгнали меня из Ларии, - чуть не плача, ответил Бранше. - Я в столицу вашу шел... Родня у меня там... Предел близок, если я вернусь...

    - Еще один оборотень? - насторожился Рэми, и руки сами подняли лук...

    - Да не оборотень я! - вскричал Бранше. - Был бы оборотнем, в вашу Кассию и не сунулся! Дурак я, что ли?

    - Не понимаю, - нахмурился Рэми. - Коль не оборотень, так радоваться должен. Разве нет?

    - Нет, - пояснил Бранше. - Предел между нашими странами давно поставили, века назад, вот вы соседей и забыли. Забыли, кто мы на самом деле. Забыли, как мы живем, чем дышим. А наши, кто сюда через предел продирался, вам рассказывать и не спешили.

    - А ты добрый, - протянул Рэми. - Ты мне все расскажешь, правда?

    - А и расскажу, - явно начинал злиться толстяк. - И нечего в меня целиться, и так все расскажу. И ешьте вы свою правду, на хлеб намазывайте, или с вином мешайте - мне все равно. Все у нас оборотни, слышите! Все! Такие как вы - сытые, красивые, ухоженные - оборотни! А такие как я, кто до срока в зверя не превратился - те изгои. "Недомерками" их величают. В лесах они живут. От людей прячутся.

    - От людей ли? - прошипел Рэми.

    - От людей ли, от оборотней - то дело неважное, - сник вдруг Бранше. - Я как до посвящения в зверя не превратился, меня и выкинули. Как недомерка... Сказали, вернусь - убьют. У нас таких, как я, за зверей считают, на них даже охотятся. Если бы я остался... - Бранше сглотнул, - вот родители и вспомнили, что было у нас в роду подобное, давно правда, но было. Клан тогда недомерка пожалел, через передел переправил, а тот у вас в столице и пристроился. Хорошо зажил, весточку нам прислал...

    Рэми усмехнулся, а толстяк продолжил:

    - Поверьте мне, прошу... через границу перешел, мама цех воров подкупила, те от нас ткань тащили, на рынке продавать будут... а так - запрещена ведь, с кожи недомерков-то...

    - Дальше рассказывай.

    Рэми верил почему-то незнакомцу и верил безоговорочно. Он успокаивался, понемногу переваривая слова толстяка. На людей они охотятся? На тех, кто не может оборотнем обернуться? Одежду из кожи шьют...

    По позвоночнику пробежал неприятный холодок, но отношение к Бранше, "недомерку", стало лучше, с легкой насмешки сменившись на сочувствие... сложно, наверное, необоротню в Ларии... как здесь - оборотню...

    - Что рассказывать-то? - пожал плечами Бранше, сминая толстыми пальцами блин. - Как к магической стене, пределу, значит, подошли, так они шептать начали, ну и пропустил нас предел. Да я ногу подвернул, совсем плохо шел. Теперь отошла нога... почти, да поздно - бросили меня.

    Бросили... что же, с цеха воров станется. Стал обузой, вот и бросили. Жалко вдруг Рэми стало толстяка, жалко глупца, совершенно неприспособленного к жесткой и беспощадной жизни на приграничье. Не место тут таким... тихоньким.

    Да вот только делать что с ним? К дозорным такого не поведешь, а деревню тоже - убьют сразу и разбираться не будут. И в лесу ведь не оставишь...

    - А что им? - затравленно глядя на Рэми, продолжал Бранше. - Матушке теперь не пожалуюсь... Ну, я бродил, бродил, да и набрел на это проклятое болото. А тут вы со своими стрелами! Смилуйтесь, что я вам сделал? Не оборотень я, не видно?

    - Видно, - прошептал Рэми, опуская лук.

    И сам удивился. Верил он Бранше и верил безоговорочно. Сердцем чуял, а Рэми сердце слушал, оно никогда его не подводило. Вот и сейчас, хотя разум говорил, что незнакомец может быть опасен, сердце было на стороне Бранше. Рэми почему-то твердо знал: не врал незнакомец, и опасен он не был. А если не врал, значит, в помощи нуждался. А кто ж стреляет в беззащитного, потерявшегося человека?

    - Верю я тебе, Бранше. Лесник я здесь, за лесом смотрю. Идем, спешить надо. Темнеет уже. Нехорошее ты место плутать выбрал.

    - Зато тебя нашел, - прошептал Бранше, и вдруг спохватился, - простите, вас.

    - Я не архан, чтобы мне выкать, - спокойно ответил Рэми, собирая рассыпавшиеся рогатые васильки в полотняный мешочек. Спешить надо, и так много времени потерял. - Котомку принеси!

    - Архан это кто?

    - Господин, глава, как там у вас величают? Особый... высокорожденный.

    - А ты?

    - Простой я... лесник. Рожанин. Крестьянин, низкорожденный называй как хочешь. Не понимаешь?

    - Ты уж прости, дружок... но на низкорожденного ты не тянешь, - впервые в голосе Бранше появилась ирония. - Больно уж в тебе порода чувствуется.

    Рэми застыл, не зная, что ответить, а Бранше, чуть поколебавшись, схватил котомку, да так неловко, что оттуда выкатился завернутый в капустные листья кусок хлеба. Совсем небольшой, Рэми ведь ненадолго в лес уходил.

    Но Бранше при виде еды украдкой сглотнул, осторожно взял восхитительно пахнущий ломоть и затравленно протянул Рэми, всем видом извиняясь за свою неуклюжесть. Лесник, чуть поморщившись, быстро бросил:

    - Ешь. Вижу же, что голодный. Ешь же!

    Бранше с жадностью набросился на хлеб, а Рэми продолжил собирать в котомку испачканные в липком соке цветки. Лишь откусив несколько кусков, лариец спохватился. Покраснел густо, переломил хлеб на две половинки и одну протянул Рэми.

    - Прости меня, оглодал я больно... только о себе думаю.

    - У нас тот, кто хлебом делится, другом называет, - отрезал Рэми, завязывая мешок с травой. - Осторожнее с дружбой-то. Друга уже не обманешь, не предашь, против него не пойдешь, боги этого не любят. Не знаю, как ваши, а наши - даже карают. Оттого люди дружбой и не разбрасываются.

    - Так ты и есть друг, - заметил Бранше. - Не убил меня, и ведешь куда-то...

    Больно уж быстро лариец другом быть захотел, подумал Рэми. Он слабо улыбнулся, подобрал упавший капустный лист. Осторожно, чтобы сок рогатых васильков не попал на хлеб, через лист отломил маленький кусочек, вернув остальное Бранше.

    - Да вот только я не голоден, - Рэми быстро засунул кусок хлеба в рот пережевал его, почти не ощущая вкуса. Потом перекинул мешок с травой через плечо, а котомку оставил нести Бранше, ведя его к кромке болота. - Долго плутаешь?

    - Второй день уж, - с полным ртом ответил Бранше, с трудом поспевая за Рэми со своей больной ногой.

    Рэми пошел медленнее, отметив про себя сгущавшиеся сумерки... Домой до темноты точно не успеют. Да и стоит ли этого незнакомца вести домой? Рэми не знал, но и оставить Бранше дозору, да старшине не очень-то хотел. Отдадут ларийца жрецам, даже не задумаются. Рабы в храмах все время нужны: больно часто там люди умирают от непосильной работы, да не очень хорошей еды. А Рэми почему-то не хотел, чтобы Бранше умер. И бросить его в лесу не мог.

    Когда они вышли на болото, Бранше уже закончил есть, и слегка покряхтывал, неловко прыгая по кочкам.

    Рэми, слушая сопение Бранше за спиной, мог думать только об одном: о недавней находке...