Загадка поющих камней

Минда подняла свою корзину.

– Мне пора.

– Хорошо. Постарайся избавиться от своих кошмаров. А если все же увидишь что-нибудь страшное, вспоминай, что это только сон. Не будь Глупышкой Сили!

– Джейни-попрыгунья!

– Минду Миггинз любит Хиггинз!

Хихикая, как школьницы, какими они были несколько лет назад, подружки разошлись в разные стороны.

Все еще улыбаясь, Минда вошла во двор гостиницы, принадлежавшей ее отцу. Двухэтажное деревянное здание на каменном фундаменте стояло на пересечении Королевского проезда, как называлось продолжение Королевской дороги в пределах Фернвиллоу, и Коб-стрит. Пятнадцать лет назад, вскоре после смерти жены, Хадон Сили, оставшись с двухлетней дочерью на руках, купил это заведение, когда прежний хозяин решил удалиться на покой. Гостиница носила название «Бродячий Волынщик», и Хадон сохранил старую вывеску – как на добрую память о предыдущем владельце, так и из-за скудости фантазии, не позволявшей придумать более интересный вариант. С тех пор популярность заведения ничуть не увеличилась, но и не уменьшилась, и этот факт свел на нет все пересуды, возникшие в первую зиму, по поводу мрачного хозяина, державшего в черном теле свою маленькую помощницу-дочку.

Минда на ходу подмигнула мальчишке-конюху по имени Пин и торопливо направилась к кухонной двери. Проскользнув внутрь, она уже решила, что ее долгое отсутствие останется незамеченным, но не успела девушка поставить корзину на длинный стол, тянувшийся вдоль всей западной стены кухни, как внушительная фигура отца появилась у двери, ведущей в общую комнату. По сравнению с этим грузным здоровяком Минда казалась особенно хрупкой. У него были иссиня-черные волосы и бледно-голубые глаза, частенько вспыхивавшие яростью без всякой видимой причины и никогда не улыбавшиеся.

– Где ты, черт побери, шаталась?! – воскликнул он.

Минда тревожно сглотнула и показала на корзину.

– Тебе потребовалось два часа, чтобы купить пару кочанов капусты?

– Я встретила… подругу, и мы немного поболтали.

При всей своей массивности Хадон умел двигаться очень быстро. В три шага он пересек кухню и хлестнул Минду ладонью по лицу. От удара у нее лязгнули зубы, а на глаза навернулись слезы, но с губ не сорвалось ни звука.

– У тебя нет времени на болтовню с подружками, – сказал Хадон. – И без того в гостинице хватает работы.

– Здесь все было в порядке, – возразила Минда. – И Кейт…

Она осеклась, завидев поднятую руку отца, и опустила глаза.

– Я… прошу прощения, – пробормотала Минда.

Хадон медленно опустил руку.

– Прекрасно. – Он обвел взглядом помещение. – В кухне давно пора подмести и начинать готовить суп к ужину.

– Я начну прямо сейчас.

– Я не потерплю, чтобы ты шлялась по Рыночной площади, как твои знакомые девчонки.

– Они не…

Хадон снова посмотрел на нее.

– Я не делала ничего такого… – запротестовала Минда.

– Как бы не так! Думаешь, я не знаю, что там творится? Думаешь, не замечал, как ты пялилась на фермеров, играющих мускулами при разгрузке товара, или на этих проклятых лудильщиков с сальными волосами? – Он покачал головой и шагнул к двери. – Не понимаю, почему я должен беспокоиться о такой, как ты, – пробормотал Хадон, выходя из кухни.

Минда без сил прислонилась к столу и поднесла ладонь к горящей щеке. Слезы сорвались с ресниц, и она сердито смахнула их. Какое он имеет право так с ней обращаться и говорить о ее друзьях, словно они какие-то бродяги? Он не должен… Минда горестно вздохнула. Какое право? Поскольку он ее отец и держит при себе, он имеет все права.

Кейт пришла в кухню, как только Минда начала шинковать капусту для супа. Кейт Диллган, крепкая молодая женщина, служила в гостинице уже пять лет. У нее были темно-рыжие волосы и круглое добродушное лицо. За все время их знакомства Минда ни разу не видела, чтобы Кейт вышла из себя. Складывая тарелки в бак для мытья, она искоса поглядывала на Минду, а потом стала ведром носить воду из бочки у входа

– Просто он сегодня в скверном настроении, в этом все дело, – заметила Кейт.

Минда кивнула, не переставая яростно рубить капусту.

– Не обращай на него внимания, – продолжала Кейт. – Ты ведь не останешься здесь навсегда. Такая красотка, как ты, долго в девках не засидится.

– Я его ненавижу, – сказала Минда, – но не хочу выходить замуж только ради того, чтобы сменить хозяина.

– Это верно, – согласилась Кейт. – Я не вышла замуж по той же самой причине, хотя мой отец никогда не поднимал на меня руку. Просто я не могла смириться с мыслью, что придется день изо дня ухаживать за каким-нибудь ослом, не слыша ни единого доброго слова. – Кейт рассмеялась. – И что из этого вышло? Теперь я работаю на твоего отца. Наш мир – забавное местечко.

– А почему ты не уходишь? – спросила Минда.

– Работу не так легко найти. Единственное, о чем я беспокоюсь, когда твой отец позволяет перевести дух, – так это о своей жизни в последующие двадцать лет. Все-таки замужество дает некую уверенность в будущем. Как еще найти человека, готового разделить с тобой старость, когда ты одряхлеешь, и лицо покроется морщинами. Когда-нибудь я тоже выйду замуж, может, за вдовца с хорошей фермой, а может, и за ремесленника. Но только не за хозяина гостиницы. За время работы на твоего отца у меня появилось к ним стойкое отвращение.

Кейт говорила и посматривала на Минду, ни на минуту не отрываясь от своего занятия: мыла тарелку, ставила ее на полку, потом тянулась за следующей. Все движения были у нее отработаны до полного автоматизма

– В последнее время ты что-то побледнела, Минда, – сказала Кейт.

– Я плохо сплю.

– В твоем возрасте хороший сон необходим. Попробуй перед сном выпить стаканчик горячего молока с ромом. Я плесну тебе капельку, втихаря от его сиятельства. Всю ночь проспишь, как младенец в люльке, попомни мои слова.

– Я не уверена, что мне это поможет, – ответила Минда, – но все равно спасибо.

– Как хочешь. Могу тебе сказать, что и сама время от времени употребляю это средство, независимо от того, хорошо я сплю или плохо. Вреда это не принесет, как говаривал мой отец.

Минда прервала ее речь:

– Это из запасов Хадона?

– Именно так, – усмехнулась Кейт. – Из того хорошенького бочонка, что стоит у него под кроватью. У меня есть маленькая фляжка, и я доливаю в нее понемножку каждый раз, когда убираюсь в его комнате.

– Ты здорово придумала, – со смехом сказала Минда.

Этой ночью Минда уселась в кровати и зажгла свечу. Ее спальня была расположена как раз над кухней. Дверь выходила на лестничную площадку, а из окна были видны двор и конюшня. Кровать стояла вдоль западной стены, и окно было справа. В дубовом комоде хранилась одежда. Перед окном стоял узкий стол, заваленный разными безделушками – от резного оленьего рога, подаренного дядей Томалином, до коллекции камешков и расписанной собственноручно Джейни высокой вазой. Рядом со столом на стене висела узкая полочка с несколькими книжками и журналами, собранными за последние несколько лет. Приятель Минды по имени Рабберт держал книжную лавку на Элдинг-стрит, и большинство книг было куплено именно там.

Тишину в комнате нарушало лишь дыхание Минды. Вся гостиница погрузилась в сон. Ни один из посетителей сегодня не остался на ночь, а все местные жители уже разошлись по домам. Пин, как обычно, спал на сеновале над конюшней, Кейт – в своей спальне через две двери дальше по коридору. Хадон недавно поднялся из кухни и с грохотом захлопнул за собой дверь своей комнаты; теперь и он уже, наверно, уснул.

Минда полусидела в постели, до подбородка натянув одеяло, и рассматривала свое отражение в зеркале на противоположной стене. В сумраке она могла разобрать только неясную тень. Минду опять колотила дрожь, хотя ночь выдалась совсем не холодной. После тяжелого дня все тело жаждало отдыха, и Минда сознавала, что не сможет долго бодрствовать. Уже сейчас глаза у нее слипались.