Последнее дело императрицы (СИ)

"Нужно идти в Морейн. Неужели это… Нет, всё потом, потом. Нужно идти".

Голубой прозрачный камень в одном перстне. В другом — мутно-чёрный, как вода в глубоком омуте. Невесомые кружева у ворота камзола, тоже бледно-голубые, цвета прозрачных детских глаз. Вышивка серебристыми нитями по багровому бархату мантии. Гладко зачёсанные назад волосы. Всё как будто говорило: смотри.

Орлана смотрела на него, сцепив пальцы у талии. Сайоран склонился в глубоком поклоне, совершенно не обязательном: он как будто бы желал смягчить предстоящий разговор. Но Орлана не пригласила его ни в приёмную, ни даже на стеклянную террасу, хоть ветер в саду был уже не по-летнему свежим. Она сама ощущала, как крадётся по вычищенным дорожкам сада холодок — к самому её подолу.

- Лорд, я хочу услышать, как всё произошло.

Сайоран одёрнул мантию, которую опрометчиво поленился сколоть брошью, и теперь от ветра она норовила соскользнуть с плеч. Шуршали, осыпаясь на землю, листья вечноосенних деревьев. Он нервно оборачивался, будто боялся, что их разговор могут подслушать. Будто в их разговоре было, что подслушивать.

Когда он оборачивался, Орлана видела изящный юношеский профиль, и сердце леденело: так сильно он был похож на свою сестру.

- Она умерла во сне, ваше величество. Утром её нашли в постели мёртвой. — Он кашлянул в кулак, словно прочищая горло, но Орлана сделала вид, что не поняла намёка.

Она не собиралась приглашать Сайорана в замок, не хотела даже случайно показать ему, что он может занять место Ишханди не только во главе касты Хаоса, но ещё и в императорской семье. Пусть не думает, что Орлана примет его с распростёртыми объятьями только потому, что его сестра была её мачехой.

- Почему мне сообщили так поздно? Почему вы даже не пригласили моего целителя, чтобы узнать причину смерти? — холодно поинтересовалась она, сцепляя пальцы ещё сильнее.

Подол чёрного платья трепал ветер, и лилии давно попрятались под широкими листьями, как будто даже они боялись гнева императрицы.

Орлана надела траур, а вот Сайоран то ли не успел, то ли не хотел отказаться от голубых кружев.

- Видите ли, причина и так всем ясна, к тому же по традициям нашей касты…

- Я хорошо осведомлена о традициях вашей касты, — оборвала его Орлана. — И в чём же причина?

Она выделила голосом последнее слово, чувствуя, как дрожат, презрительно изгибаясь, уголки губ. Потому что не было у него никаких причин скрывать смерть сестры кроме одной: он сам её убил. Убил, убил — Орлана была более чем уверена в этом. Она читала это в прозрачно-голубых глазах Сайорана, в изломе его губ и даже в том, как звенели от ветра драгоценные подвески, украшавшие его камзол.

- Уже давно она страдала болезнью сердца, и так произошло, что в эту ночь не оказалось никого рядом.

- Лорд, прекратите рассказывать мне небылицы. — Орлана раздражённо тряхнула головой. — Я прекрасно знала Ишханди. У неё было всё в порядке с сердцем.

Он почтительно склонился, снова заставляя подвески звенеть, и Орлана уже не знала, то ли ветер шумит сухими листьями, то ли колышет мантию нового главы касты, и она шуршит о камни, которыми выложена тропинка.

- Видите ли, ваше величество, моя сестра не особенно любила рассказывать о своих слабостях. Думаю, она просто не хотела вас волновать.

И всё было бы просто, если бы Орлана знала, зачем Сайорану убивать Ишханди. Из-за власти? Какие глупости, помилуй Вселенский Разум.

Когда полгода назад Ишханди объявила о том, что оставляет свой пост и всю власть отдаёт младшему брату, Орлана восприняла её заявление как должное. В конце концов, она всегда знала, что этот момент настанет. И в залу советов впервые вошёл Сайоран — юношеское лицо и хватка взрослого интригана.

Тогда зачем? Ведь не просто так он, не сообщив никому, отдал распоряжение похоронить Ишханди, и только к вечеру, когда слухи уже не могли не дойти до замка, Орлана узнала обо всём. А в касте Хаоса было принято сжигать своих мёртвых.

- Если вы рассчитываете скрыть от меня что-то, лорд… — Орлана сузила глаза, — уверяю вас, маги и поумнее пытались. Так что будет сложно. Вы можете идти.

Она кивнула, изображая вежливость, и, развернувшись на каблуках, пошла к замку. С серого неба брызнул мелкий дождь. Орлана почти слышала, как Сайоран скрипит зубами за её спиной.

Перекинув через плечо дорожную сумку, Этель спустилась в нижний зал гостиницы, где Олав ещё до пробуждения жены успел растолкать старшую дочку и надавать ей поручений на целый день. Серое утро за запотевшими окнами подметало дороги ветром.

Этель сложила руки на стойке и, пользуясь тем, что в большой зал как раз спустились двое постояльцев, а значит, Олав долго её расспрашивать не сможет, заявила:

- Мне нужен отпуск.

Он поднял на Этель взгляд, полный серого провинциального утра, а, шевеля губами, подсчитывал то, что начал подсчитывать ещё до её прихода.

- Куда собралась? — насупился он, досчитав.

Дорожный плащ и сумка, переброшенная через плечо, не оставляли сомнений, что Этель собралась далеко и даже дальше, чем могла её завести не до конца разрушенная система порталов.

- В Кэден, — отозвалась Этель, даже не моргнув. — Ночью узнала, что заболела моя тётя. Нужно пойти.

Такая легенда не должна была вызвать подозрений. Этель регулярно брала отпуск, чтобы… навестить старую тётушку. Куда же она шла на самом деле, никто не рвался проверять. Правда, раньше она всегда уходила из города летом, когда кашель мучил поменьше, а дороги не превращались в грязное месиво.

- А-а, — протянул Олав недоверчиво и замолчал, записывая цифры на клочке бумаги. Этель спокойно ждала, потому что знала: он не просто пишет, опасаясь забыть цену на масло и сметану, он придумывает повод отказать ей. Его пальцы с коротко обкорнанными ногтями побарабанили по стойке. — А что там с…

- Вчера я всё доделала.

- Ладно! — Он махнул рукой, морщась, как будто хлебнул хршасского вина. — Иди уже.

Не дожидаясь, пока из нижнего мира полезут демоны, а хозяин передумает, Этель зашагала к двери. По дороге она надела на голову капюшон и поплотнее застегнула плащ. Косой дождь опять зашёлся в истерике, барабаня по расплывшейся грунтовой дороге.

- Вернёшься — сама с налогами будешь разбираться, — крикнул ей вслед Олав и тише, так, что она едва различила за скрипом половиц, добавил: — и куда её несёт в такую сырость?

Он не мог — Этель знала — жить с мыслью, что она уходила, а он даже не придумал ей задания. Она кивнула в ответ и вышла, плотно захлопнув тяжёлую дверь. Если не захлопнуть её, по полу обязательно побегут сквозняки, и искалеченная нога Олава будет ныть до самого вечера. Не поможет даже лекарственная примочка, купленная у местного целителя за большие деньги.

Придерживая край капюшона, чтобы его не сдуло ветром, Этель направилась вправо, туда, где улица, уходящая к центру городка, была вымощена камнем. Точнее сказать, к порталу. Этот был одним из немногих, чудом уцелелевших здесь после переворота в Альмарейне, а Этель много путешествовала по стране и знала.

Она уже почти не боялась быть узнанной, по крайней мере, здесь. В столицу Этель соваться не рисковала, да и вообще стражей порядка обходила стороной.

Два года назад ей казалось, каждый прохожий узнает императрицу, а тот, кто не обратит внимания в первую секунду, во вторую сравнит её профиль с профилем на золотой или серебряной монетке. Но оказалось, что никому нет дела до сбежавшей императрицы, а торговцы сначала неохотно принимали манталатские деньги, а потом перестали принимать и вовсе.

Она снова закашлялась, зажмуриваясь от режущей боли в груди. Боль осталась напоминанием о событиях той далёкой зимы, когда свергнутая императрица трое суток просидела в каменном застенке в подземелье замка и за всё то время к ней пришли только раз.

Шагов она не слышала. Орлана сидела, привалившись спиной к стене, и пыталась заснуть, если сном можно было назвать сумрачные видения из обрывков картинок и резких окриков. Только хлопнула дверь, она открыла глаза и тут же зажмурилась снова. Даже обычный свет огненных шаров с непривычки показался ярче солнечной вспышки.