Падение Света (ЛП)

Вренек видел: глаза воина закрыты, он что-то шепчет женщине, а та прижимает его все сильней.

Сильхас Руин разбил повисший миг. — Брат, ты нашел Андариста?

— Я оставил это дело, Сильхас, — Отвечал Аномандер. — Меч у бедра сохранит свое имя, ибо закален огнем моей ярости. Но, сумей я предвидеть, что рука Матери остановит меня — подарил бы имя Мщение кинжалу, а не мечу. Впереди мириады сцен беспорядка, и я не остановлюсь перед ударом из темноты и теней. Удар в спину уже не кажется подлым.

Слова Аномандера заставили обернуться всех, кто слышал их. Пелк и Келларас разомкнули объятия, женщина кивнула Грипу Галасу и поспешила к воротам. Вренек следил за ней с болью в груди. «Джинья отослала меня, потому что сломана изнутри. Но однажды я вернусь и моя любовь исцелит все переломы. И даже вернет сгоревшие конюшни, с которых началось вся жуть. Миледи сказала, я виноват. Может, она права. Может, то была моя вина. Не помню. Может, я и убил всех лошадей. Нужно избавиться от боли — у меня еще болит душа, как будто я виноват, а не Сендалат со своим приятелем и фонарь, который они зажгли, чтобы видеть друг друга и пить принесенное одноруким вино. Может, не так, но я же подсматривал за ними, как они прижимали губы к губам и плясали на соломе, обжимаясь, и лошади фыркали и ржали, фонарь светил ярко, но куча соломы лежала прямо под ним и нагревалась. Я должен был увидеть это, а не их.

Так и началась вся боль. С криков умирающих лошадей, две фигуры бегут в тенях, увертываясь от пламени, а леди Нерис подскочила с тростью и визжит на меня, потому как я был там, глядел на огонь и слушал лошадей, а она колотила так сильно, что в голове все помутилось и стало странным, вот почему я больше не помнил ту ночь.

Кроме того, что я, может, виноват. И ее, и однорукого.

Но ты ухаживала за мной, Джинья. Никогда не забуду. Вот потому я все исправлю. Скоро. Только нужно кое-кого убить».

— Кинжал из теней. Ты описал предательство, брат.

— Поставь предо мной все виды преград, месть найдет лазейку.

Крякнув, Грип сказал: — Просто спросите Хунна Раала. Насчет предательства. Узнайте, как он взрастил его в уме, лорд Сильхас. Если нужно, я стану и рукой и кинжалом…

И тут Аномандер повернулся к старому другу. — Нет. Запрещаю, Грип Галас. Слишком часто ты бил вместо меня. Служил молчаливым правосудием. Но служба окончена. Разве мы не решили? Вернись к жене. Ты мне больше не нужен.

Суровые слова ранили Грипа Галаса, и пламя гнева погасло в глазах пожилого солдата. Коротко поклонившись, он отвернулся и ушел — чуть пошатываясь, на взгляд Вренека — к городу, по следу Пелк.

— Мы ждем донесений о позиции Легиона Хастов, — продолжал Сильхас.

Первый Сын обратился к Келларасу. — Капитан, наши домовые клинки собраны?

— Да, милорд. Знать все же ответила на призыв. Все Великие Дома здесь.

Сильхас Руин хотел что-то сказать, но брат опередил его: — Сильхас, благодарю за все, тобой сделанное. Знаю, ты не хотел, но все же позволил мне заняться успокоением Андариста. — Он чуть замялся. — Возможно, семейная кровь, столь быстро становящаяся горькой на языке, подвела меня. Во имя одной семьи я пренебрег другой. Мы, трое братьев, значим меньше, чем все Тисте Андии — не в том ли бремя руководства?

Голос Сильхаса был ровным. — Ситуация получила развитие, Аномандер. Об этом чуть позже. Каковы твои намерения?

— Я обязан отвергнуть волю Матери ради ее сынов и дочерей. Сильхас, я выну меч. Приму командование.

Сильхас долго молчал, потом кивнул. — Спасибо, брат. Дай мне командовать клинками Дома, и я буду более чем доволен. Оставляю тебе вызовы более серьезные.

Аномандер вздохнул. — Какое «развитие»?

Сильхас сделал знак, прося терпения, и обратился к Келларасу: — Капитан, возвращайтесь к отряду. Вскоре я сделаю смотр.

Взгляду Вренека мир предстал окутавшимся в сияние, словно золотой свет затрепетал на воде. Он мог ощутить старых богов леса — они сомкнулись, окружая его. Но ничего не говорили, словно все разом затаили дыхание.

Сильхас Руин продолжил: — В нашем распоряжении колдовство. Жрец Кедорпул готов встать против Хунна Раала. Тем самым мы устраним угрозу магии и, соответственно, вернемся к простоте плоти и заключенной в ней воли. К железу, брат, и пусть лязг оружия заглушит все слова.

Вренек всматривался в Сильхаса Руина, гадая, что же лорд действительно хотел сказать вместо того, что сказал. Миг миновал, и ему было странно, что Аномандер ничего не заметил. Стену усеивали ныне тысячи фигур, и слишком многие казались необычными, призрачными. Он не знал, сколько народа живет в Харкенасе. Но видел, как являлись новые и новые, поднимаясь из земли у рва.

«Боги леса вернулись. Но они не говорят в голове. Нет, они показывают мне то, что никто не видит.

Тисте слушают. Из всех веков. С самого начала. Пришли свидетелями.

Чего же?»

— Хорошо, — сказал Аномандер. — Ну, скачем в Цитадель?

Взор Вренека оторвался от призрачного множества, такого тесного, что духи стояли, наполовину погружаясь в тела живых. Вспышка цвета привлекла его: флаг поднялся на самой высокой башне Цитадели. Он ткнул пальцем. — Милорды? Что там?

Оба воителя подняли головы.

— Это, юный Вренек, — пояснил Аномандер, — знак приближения Легиона Хастов.

— Нужно послать гонца, — сказал Сильхас, и голос почему-то зазвенел удовольствием. — Пусть идут прямиком на южную равнину у низины Тарн.

— К месту битвы. Да, так и сделаем.

— Брат, ты поедешь со мной на место битвы? Нужно обсудить подробности диспозиции. Урусандер всего в полудне пути, если он торопится, мы можем огласить сумерки лязгом железа.

Казалось, Аномандер на миг отвлекся. Он снова смотрел на Цитадель. — Я намерен был встретиться с Матерью Тьмой и Консортом. Хотя бы объяснить, почему решился отвергнуть ее волю. Лорд Драконус понял бы, наверное, быстрее нее самой. Я хочу союза с ним.

— Драконус понимает достаточно, чтобы держаться вне битвы.

Сильхас привлек внимание Аномандера. — Ты говорил с ним? Случились трагедии, которые я должен разделить с ним, ибо…

— Брат, — сказал Сильхас безразлично, — Драконус готовится к бегству.

Боль и смущение исказили лицо Аномандера. И еще, шепнули тихие голоса в голове Вренека, разочарование.

— Айвис и его отряд в твоем распоряжении. Может быть, брат, Айвис поедет с нами к Тарну?

Аномандер закрыл глаза рукой и ответил: — Он будет в восторге.

— Позволь, я сам доставлю приглашение, — сказал Сильхас, хватая поводья и посылая коня в движение. Вренек сказал Сыну Тьмы: — Милорд, я должен идти в Цитадель.

— Неужели?

— Поговорю кое с кем.

— Действуй от моего имени. У ворот передай, что я скачу с братом к Тарну, и лишь от нетерпения Урусандера зависит, вернусь ли я в Цитадель перед битвой. — Он на миг всмотрелся во Вренека и снял серебряный обруч с левой руки. — На нем мой знак, но даже это может оказаться сомнительной помощью — город переполнен, настроение толпы переменчиво. Прячь мой подарок, Вренек, проходя по улицам.

Вренек подошел взять обруч.

— Не станешь ждать заложницу Друкорлат и остальных?

— Нет, сир. Хочу идти сейчас же.

— Завидую твоему зрению, столь чистым глазам и столь острому желанию.

Вренек оглянулся на призраков, заполонивших ров, потом туда, где Айвис разбил лагерь — и увидел там много иных духов. Их было едва ли не больше, чем деревьев. — Милорд, — ответил он, — я не всегда вижу то, чего желаю. Иногда вижу слишком многое, но не понимаю ничего.

— Значит, ты покинул время детства. Когда будешь печалиться скучному течению лет, вспомни сей миг.

«Вспомню, хочется или нет». — Благодарю, милорд, за спасение жизни. После Цитадели я пойду к Тарну, с копьем в руке, и стану сражаться за вас.

Обещание должно было польстить лорду, но лицо Аномандера казалось запавшим, будто он стремился скрыться от обещания, сулящего горе, не гордость. Вренек вытянулся. — Вы мстите, милорд, как буду мстить я.