Ритуал (СИ)

Вальмонт смотрел на корчащегося в постели демонолога с изрядной долей жалости, что не мешала, в любой миг оборвать его жизнь. Сидевший на груди Гарвеля имп тихонькожалостливо шипел, в таком же подавленном состоянии пребывал и щенок, время от времени пытавшийся залезть на койку, но преграда была слишком высока. Смирившийся с этим щенок принялся жалобно скулить, умоляя помочь ему добраться до обожаемого человека, такого сильного и всемогущего, а теперь нуждающегося в помощи. Наконец имп, раздувшись на секунду до размеров щенка, подхватил его за загривок и вздернул на койку. Такое усилие выжало его досуха, он, казалось, стал еще меньше и побледнел. Осчастливленный щенок, метнулся к искаженному мукой лицу демонолога, жалобно поскуливая, принялся лизать, надеясь, что вот щаз все наладится, друг проснется, возьмет в свои сильные руки, погладит, почешет за ухом, и не важно, что раньше он никогда так не делал, сейчас вот обязательно сделает.

Наблюдавший за этой сценой Вальмонт, погруженный в невеселые размышления, потерял счет времени. Монахи, получившие приказ настоятеля, не решались побеспокоить его. В какой-то миг лицо Гарвеля расслабилось, маска боли сползала неохотно. Вальмонт с удивлением отметил, что демонолог молод, удивительно молод, сейчас, когда черты лица расслабились, а глаза закрыты, можно было оценить именно внешность, поскольку впечатление об этом человеке складывалось, из жуткого взгляда глаз, холодного, рассудочного тона, порой надевающего маску эмоций, но именно маску, за которой кроется все тот, же холодный разум. Тонкие черты лица, прямой нос, узкий подбородок, только подчеркивали это впечатление, непослушные волосы цвета мореного дуба, обрамляли его бледное лицо, еще больше усиливая контраст. Вальмонт же хмуро уставился на расслабившееся лицо чернокнижника. В голове инквизитора вертелся один вопрос. За ответ на который он был готов на очень многое. — Каким образом чернокнижник обрел могущество так рано? Ведь Эдвард погиб много лет назад, а другого демонолога, способного передать столь глубокие знания темного ремесла призыв, а в старом свете не было. Вальмонт лично позаботился об этом. И даже под руководством опытного учителя таких результатов так быстро не достичь. И спрашивать об этом Гарвеля наверняка бесполезно. Впрочем Вальмонт сдаваться не собирался Рано или поздно он найдет ответ на этот вопрос. Слишком уж лакомый кусок подобное знание.

Хааг, заметив произошедшие с Гарвелем изменения, принялся радостно верещать и тормошить демонолога, сидевший рядом щенок, тоже начал теребить плечохозяина, крохотные коготки издавали скребущий звук, вкладка из нескольких слоев толстой бычьей кожи, закрывалаа предплечье, до самого локтя. Кожаные вкладки укрепляли рубаху и плащ демонолога во многих местах, их выбор казался странным сведущему в анатомии инквизитору. Поскольку жизненно важные органы этой броней прикрыты небыли. Пользуясь беспамятством Гарвеля, Вальмонт, хотел посмотреть, что же такого защищает подобная броня, но яростно шипящий имп, едва не вцепился ему в глотку.

Гарвель с трудом раздвинул тяжелые, словно пудовые гири веки и уставился немигающим взглядом на инквизитора. Обрадовано завизжавший Батор попытался лизнуть демонолога в лицо, но осчастливленный имп не позволил, вцепившись как клещ, в заднюю лапу щенка.

— Что он сделал? — Спросил Гарвель охрипшим голосом.

— Ну, для начала обошел все бордели города. — Начал перечислять инквизитор, где то на двадцатом пункте, глаза Гарвеля округлились, он засмеялся, поняв, что инквизитор так шутит.

— А на самом деле? — Отсмеявшись, спросил демонолог.

— Закрылся с Павлом в келье, весь день они о чем-то беседовали, не прерываясь на завтрак обед или ужин. — Пожал плечами Вальмонт, не спуская с лица мага испытующего взгляда.

— Интересно было бы послушать их разговор. — Тяжелым шепотом проговорил Гарвель, чувствуя, как постепенно погружается в сон.

— Мне тоже, но демон наложил какие-то чары и слов слышно не было, — вздохнул инквизитор.

— Моя сумка у тебя? — Слабеющим голосом спросил демонолог. Дождавшись утвердительного кивка инквизитора, приказал: — Хааг бездельник принеси мне руну истока и сигил врат.

Имп метнулся со скоростью молнии, за последние часы он смирился со своей участью, и теперь, когда пришедший в себя хозяин давал надежду, он стремился угодить ему во всем. Стараясь не касаться кинжала, он перерыл сумку в поисках сигилов. Вальмонт наблюдал, как кроха, целиком зарывшийся в сумке, выскочил оттуда, зажав в лапах две пластинки, тускло блеснувшие в отсветах факела, освещавшего келью. Бережно вложил в безвольно раскрытые ладони демонолога, хапнув щенка за шкирку, спустил того с кровати. Испещренные значками пластинки начали слабо светиться, инквизитор ощутил волну силы, что прокатилась по комнате, и уже хотел было окрикнуть демонолога, чтобы тот прекратил безобразие. Однако метнувшийся к нему имп зашипел на ухо:

— Не нужно тревожить хозяина: ему нужно набраться сил. — Инквизитор брезгливо спихнул кроху со спинки кресла, но мешать Гарвелю все-таки не стал.

— Сколько он пробудет в таком состоянии. — Спросил он у вьющегося в воздухе импа.

— Не больше часа. — Прошипел имп, встопорщив крылышки. Видимо этот жест можно было истолковать как пожатие плечами. Перестав взмахивать крыльями, Хааг вовсе не спешил падать по-прежнему вися в полуметре над полом. Вальмонт мельком отметил, что летать ему позволяют вовсе не крылья. Щенок, обиженный тем, что его сбросили с кровати, в прыжке достал низко висящего над полом Хаага, сдернув его на землю, принялся возить его по полу.

— Батор. Прекрати! — Пищал обиженный имп. Услышав это имя, Вальмонт вздрогнул от неожиданности. Слова Сиречлиона все еще звучали в ушах. Оторвав раздосадовано сопящего щенка от демона, приказал:

— Повтори тварь! — Испуганно заметавшийся в его руках имп, принялся истошно верещать, умоляя его пощадить. Инквизитор отбросил от себя верещащую тушку импа, брезгливо вытер руку о подлокотник кресла.

— Как ты назвал щенка?! — Гаркнул он на импа, испуганно прижавший уши щенок сжался, у него на коленях мелко дрожа.

— Б-ба-батор. — Заикаясь, пропищал демон. Руки инквизитора, мерно поглаживающие щенка, замерли. В памяти всплыли последние слова демонолога, прежде чем Сиречлион занял его тело. Действительно, а причем здесь щенок? — удивился он, подхватив щенка под теплое пузо, направился прочь из кельи, ему предстояло много работы. Пригревшийся в руках человека щенок заурчал от удовольствия, позабыв все обиды, лапы его подвигались, умащиваясь поудобнее, и он уснул довольно сопя.

В комнате, освещенной десятками свечей, уставленной роскошной мебелью, перед зеркалом стояла Изольда, с неприятным холодком внутри она смотрела на свое отражение. Ее взгляд с ужасом отыскивал следы старения, мелкие морщинки испещрившие лицо, пока едва заметные, но пройдет совсем немного времени, и они станут видны даже полуслепым мужчинам. В голове причудливо переплеталась горечь от утраты молодости и страх перед неудачей. Сделав над собой усилие, женщина успокоилась, направив мысль в привычное русло, грез о скорой мести. Грез, которые так скоро станут реальностью. Но среди этих сладостных видений, где она часть за частью сжигает проклятых инквизиторов, всплыло Его лицо. Только сейчас это был уже не тот наивный юноша, что разрывая руки в кровь, выковыривал ее тело из-под обломков, а затем, истратив все свои деньги на лечебные травы, выхаживал ее почти целый месяц. Сейчас он прошел бы мимо, а то и использовал угасающую жизнь, в каком-нибудь ритуале. От того пылкого мальчика почти ничего не осталось. Лишь лицо, но и оно изменилось до неузнаваемости — Взгляд таких теплых в прошлом глаз, сейчас был бесстрастен, будто не мужчина на тебя смотрит, а голем какой-то. Зябко поведя плечами от нахлынувших воспоминаний, Изольда отвернулась от зеркала. В тот же миг мир зазеркалья за ее спиной словно бы заволокло белесой дымкой, поверхность стала матовой. Свечи, освещавшие комнату, частично погасли, повинуясь воле женщины, на лицо Изольды легла глубокая тень, скрывшая его и придавшая ей некую таинственность. В зеркале начала проступать смутная фигура. Дождавшись, когда собеседник проявится до конца, Изольда медленно повернулась, изобразив на лице радостное изумление.