Пятиборец

Андрей полностью разделял мнение Джошуа, но налаживать отношения с палачом было уже поздно. Рвение, с которым тот принялся крутить ворот, говорило только об одном — на этот раз здоровье узника заботит его меньше всего.

Андрей стиснул зубы, чтобы не закричать, когда пластины вопьются в плоть и начнут ломать кости. Крепко зажмурил глаза — зрелище было не из тех, которые хотелось бы рассматривать в подробностях.

Время замедлило свой бег. Воздух сделался густым настолько, что звуки начали в нем вязнуть, как в трясине. Брюсов ждал вспышки боли, но вместо нее почувствовал только покалывание в правой ладони. Не от грубых выступов на пластинах. Ощущение было такое, будто в его кожу воткнулись тысячи мелких иголок. Покалывание сменилось теплом, а оно, в свою очередь, жаром, который не имел с болью ничего общего. Этот жар был приятным. Бодрящим. Андрей открыл глаза и удивленно посмотрел на палача.

Питер также был сбит с толку. Кряхтя от натуги, он пытался дожать ворот, который почти не поддавался его стараниям. Жар в ладони Андрея все усиливался. Палач недовольно заворчал. Сделал еще одно усилие. Вместо того, чтобы провернуться, ворот разломился на две половины. И вдруг Питер застыл, как громом пораженный. Взгляд его был направлен за спину Брюсова. Палач рухнул на колени, воздел руки то ли к Андрею, то ли к кому-то за его плечами и простонал:

—Пресвятая Дева, спаси и сохрани!

Выражение ужаса на его лице сменилось удивлением, а затем необычной для него робкой улыбкой...

В этот раз Малый королевский консилиум собрался не в тронной зале дворца, а в личном кабинете короля. Впрочем, убранство этой комнаты отличалось поистине королевской пышностью. На обитых узорной парчой стенах висели картины в тяжелых позолоченных рамах. Одни изображали батальные сцены, другие самые памятные мгновения королевской охоты. Потолок покрывала яркая роспись, изображавшая центральную планету Вселенной и сопутствующие звезды вокруг нее. Портал огромного камина был выполнен из наборного мрамора. Каминную доску поддерживали двое ангелов в полном рыцарском облачении, прикрытые до пояса длинными узкими щитами. Взрослому человеку ничего не стоило войти в камин, не склоняя головы.

За небольшим, заваленным свитками овальным столом собрались для обсуждения текущих государственных дел ближайшие советники короля Уорвика.

Их было четверо: блистательный вельможа и первый министр короля барон Хоуп Дорнмут, Великий Экзекутор Иеффай Беверидж, лорд-казначей Дуглас Бофорд и хранитель королевской печати граф Ксавьер Невемор. Они расположились за столом друг против друга с таким расчетом, чтобы не терять из виду короля, сидевшего в кресле у камина.

Отступление от традиций было вызвано тем, что Уорвик сильно простудился на очередной охоте и теперь полулежал в резном кресле с пурпурной обивкой, по грудь укрытый медвежьей полостью. Несмотря на то, что в камине жарко пылали толстые поленья, короля с ночи знобило, и под этим благовидным предлогом он то и дело потягивал горячее вино из украшенного перламутровыми розами червонного кубка, в остальное время стоявшего на небольшом столике рядом с ним.

Порядком облысевший, с большим мясистым носом, маленькими колючими глазками и склеротическим румянцем на обрюзгших щеках, он был неимоверно тучен. Каждому его вдоху и выдоху сопутствовал издалека слышный хрип легких, а при кашле огромный живот короля колыхался, заметно приподнимая медвежью шкуру. От обильных возлияний белки глаз короля подернулись красными жилками, но Уорвик продолжал пользоваться вином, каждые несколько минут протягивая унизанную перстнями руку к своему любимому кубку.

Рядом с креслом короля лежал, опустив умную морду на лапы, любимец монарха — громадный тандерхаунд по кличке Морой. Пес с остроконечными ушами, короткой черной шерстью, упругим хвостом и белыми звездами вокруг глаз иногда зевал, обнажаяострые и длинные клыки. Он был верным спутником короля уже больше десяти лет и знавал хозяина в его лучшие времена.

Когда-то Уорвик имел репутацию отличного воина. Он прекрасно владел искусством верховой езды и фехтования, был посвящен во все премудрости стратегии и тактики ведения боевых действий и взятия крепостей. В войне с людьми ему не было равных. Однако и всемогущие гируды не раз терпели от него позорные поражения. Но с годами Уорвик потерял хватку, а пристрастие к вину усилило его равнодушие к государственным делам. Эту перемену сразу почувствовали его приближенные, которые тут же начали тягаться между собой в управлении своим королем, тем более что и сам монарх против этого ничего не имел. Это было так удобно — в случае неприятностей вину можно было свалить на советчиков, и главным образом на своего первого министра.

В свою очередь, барон Дорнмут, наоборот, слабо разбирался в военном деле, зато ему не было равных по части финансов и устроения всевозможных увеселений. Он был главным вдохновителем бесконечных королевских пиров, турниров и псовых охот. Когда королю надоедали турниры с участием людей, на ристалище доставлялись экзотические воины — бородатые горбуны или эльфы-гладиаторы. Когда Уорвику приедались обычные кушанья и яства, Дорнмут ухитрялся покупать для короля заморские лакомства, о которых слыхом не слыхивали простые смертные. И появлялась на золотых блюдах троехвостая рыба уга, выловленная имперскими рыбаками в бурных водах Цельтического залива. Истекали соком печеные тушки детенышей драконов, раздобытые контрабандистами в диких лесах богини Морриган. Рекой лилось вино, доставленное окольными путями из самого Фералиса. Приготовленное в клейменных магами бочках, оно незаметно для пьющего притупляло его разум, лишало воли и заставляло видеть мир исключительно в черно-белых тонах.

—Дорнмут, друг мой! — с болью в голосе воскликнул король. — Ради Пресвятой Маргариты, убери свои свитки с этими проклятыми цифрами. Голова от них идет кругом. Позже подпишу. В двух словах: уволь своего несчастного, больного короля от затянутых рассуждений. Все равно тебе никогда не превзойти в красноречии Бевериджа. И подайте свечей! — крикнул он, натягивая медвежью шкуру до самого подбородка. — У меня потемнело в глазах. Где свечи! Больше огня!

Приседая от угодливости, в комнату вбежал секретарь-камердинер. Он бросился исполнять приказ короля, и очень скоро в кабинете стало так светло, что члены Малого консилиума принуждены были щуриться. Дождавшись ухода секретаря, Дорнмут заговорил. Речь барона была такой же изобилующей пустыми словесами и такой же напыщенной, как его внешний вид. Все слишком — так в двух словах можно было описать характер этого сиятельного вельможи. Тройной подбородок и округлое брюшко, суетливые жесты и подвижное лицо умного плута дополнялись умопомрачительным нарядом.

Фиолетовый атласный камзол барона был расшит жемчугом вперемежку с драгоценными камнями и сверкал, подобно оперению диковинной птицы. Через правое плечо у него была перекинута голубая муаровая лента Ордена Пречистой Маргариты первой степени. А сам орден, имевший вид восьмиконечной звезды с лучами из золота и серебра, терялся на широкой груди барона среди множества других регалий и наград. В таком же бедственном положении находились кольца и перстни на обеих его руках, мешавшие ему сгибать пальцы. На шее барона висела тяжелая цепь с усыпанной бриллиантами золотой розой. Она соперничала в размерах с державной розой самого короля Уорвика и была настолько тяжела, что кованые звенья удерживающей ее цепи впивались в бычий загривок барона, явно причиняя ему большие неудобства.

Однако Дорнмут был готов терпеть все эти лишения. Своим вызывающе богатым нарядом он старался подчеркнуть принадлежность к высшей аристократии Уайтроуза. Стремился стереть все воспоминания о том, что начинал когда-то свою головокружительную карьеру мелким, но очень предприимчивым ростовщиком. Увы! Баронский титул он получил всего десять лет назад за особые заслуги на почве финансов и, подобно многим нуворишам, необычайно им гордился. Суть выступления барона сводилась к перечислению намечавшихся турниров, пиров и тому подобных увеселений и приятств. Закончив свою речь, барон склонил в почтительном поклоне обрамленную венчиком седых волос круглую голову и скромно добавил: