Владыка Ночи

Монах закончил рассказ, и некоторое время они сидели молча. Затем девушка произнесла:

— Значит, я тринадцатая дочь мертвого тирана. А что стало с городом Зоядом?

— Зояд восстановлен из руин.

— Кто же правит во дворце тирана?

— Король, сын одного из шестнадцати королей, восставших против Зорашада.

— Королевский сын, — пробормотала она. — Сдается мне, что тот человек, который разговаривал со мной сегодня, один из них. Может, это и был тот, кто здесь правит?

На это монах ничего не ответил.

Дочь Зорашада изменилась, да иначе и быть не могло. Жизнь ее по-прежнему оставалась спокойной, она по-прежнему помогала монаху и никогда больше не говорила о своей боли. Но ее непосредственность и жизнерадостность исчезли. Когда она смотрела на что-нибудь красивое — например, на лист дерева, на грациозного дикого зверя, на небо, — глаза ее становились пустыми, и в них светился лишь странный неутоленный голод. И даже тогда, когда над землей поднималась луна, лицо девушки больше не выражало ни обожания, ни восхищения. Когда времена года меняли цвет лесам и холмам, она лишь отмечала: «пришла зима» или «наступило лето». И ничего больше. Теперь девушка носила маску из материи, которая скрывала ее лицо, оставляя открытыми лишь брови и глаза, и надевала перчатки на свои искалеченные, но ловкие руки.

Когда умер старый монах, вместе с ним умерла и часть души дочери Зорашада. Девушка потеряла цель в жизни. Монах спокойно ушел из мира, а она осталась жить со своей болью. Она поплакала на его бездыханной груди, похоронила его, а потом долго безмолвно стояла в одиночестве у его могилы.

В течение нескольких месяцев после его смерти почти никто не приходил к пещере с просьбой об излечении. Наведывались лишь жители отдаленных деревень. В день похорон на склон холма пришла женщина с больным младенцем на руках. Навстречу ей вышла странная девушка в маске, с огненно-рыжими волосами. Увидев ее, женщина отскочила, вскричав:

— Нет, нет, не ты, где монах?

— Он умер. Но я унаследовала его познания… и чувство долга, — добавила девушка, поскольку сострадания почти не осталось в ее душе. — Это ребенок? Я могу помочь ему…

Но она интуитивно поняла, с кем имеет дело. Сквозь маску, невзирая на тихий голос, женщина почувствовала уродство и горькое недружелюбие девушки. Она вскинула руку, словно защищаясь, и убежала. Это происшествие нанесло дочери Зорашада новую рану, еще больше разбередив старую. Не то чтобы она почувствовала отвращение к себе, скорее поняла, как ей не хватает монаха.

Дочери Зорашада исполнилось шестнадцать лет. Осень подошла к концу. Наступила зима.

Девушка по-прежнему жила в пещере. Даже звери не приходили к ней, словно забыв сюда дорогу. Лишь тоска и одиночество не покидали ее, а вместе с ними родилась злость, неожиданная, смертельная.

Каждую ночь девушка видела один и тот же сон. Она видела своего отца, Зорашада, в черных доспехах, скачущего по громадному городу, крыши дворцов и храмов которого пожирало пламя. Со временем сон менялся, медленно и постепенно. Сначала она скакала рядом с отцом в царской одежде, держа перед своим искалеченным лицом прекрасную фарфоровую маску, настолько красивую и естественную, что каждому казалось, будто это ее собственное лицо. Потом, когда пришло время жестоких зимних ночей, превратив тростники у берегов пруда в нефритовые и стеклянные копья, ее сны стали более холодными и жестокими. Теперь она сама скакала на коне Зорашада, закованная в железо и в железной маске, с большой диадемой в волосах. Она царствовала в Зояде и правила шестнадцатью вассальными городами, как правил ими ее отец. Ее звали Зораяс, она была дочерью короля, а теперь сама стала королевой и императрицей. Пленники, закованные в цепи, шли за ее колесницей, и среди них — молодой король, который когда-то жестоко посмеялся над ней. И люди, гладя на нее, шептались о том, какая красота скрыта под маской. Они думали, Зораяс настолько прекрасна, что, если снимет маску, ее удивительная красота поразит всех, словно молния.

Однажды ночью, очнувшись от этих великолепных и одновременно мучительных фантазий, она выскочила из пещеры и громко закричала.

— Что же мне делать? — воскликнула она, ложась на землю и прижимаясь к ней ухом, будто желая услышать ответ.

И он не заставил себя ждать. Казалось, он пришел из-под земли или, возможно, из Нижнего Мира. Девушка увидела перед собой ряд запертых дверей. В некоторые из них были вставлены ключи, словно ожидая, чтобы их повернули в замках. Ключи же от других дверей лежали в тени, сваленные в большую кучу. Эти двери открывали путь туда, куда монах запрещал ей заглядывать. И до сегодняшнего дня она действительно никогда не думала о том, чтобы нарушить запрет.

Дочь Зорашада выбросила из головы возникший образ и вернулась в пещеру, ставшую холоднее самой холодной ночи.

Утром снаружи пещеры раздался голос, взывавший о помощи. Девушка проснулась. Обычно она проявляла сдержанность, но на этот раз на сердце у нее потеплело. Кто-то знал, что она живет здесь и когда-то была помощницей монаха. Кто-то нуждался в ее доброте, молил о ней.

Ей так хотелось стать полезной и необходимой! Казалось, голос был подарком судьбы.

Она робко вышла из пещеры. Девушку терзали смутные сомнения. Вдруг сейчас она получит ответ на свой вопрос?

Среди замерзших деревьев ее ожидал человек. Это был бродячий торговец — смуглый человек с маленькими блестящими глазками и лисьей улыбкой. Он поклонился девушке с вежливостью князя.

— Что беспокоит тебя? — спросила у него дочь Зорашада.

— Госпожа, в лесу меня ужалила змея. Она, конечно, не смогла прокусить ботинок, но боюсь, все же немного яда могло попасть в рану. Я слабею, у меня кружится голова. Я слышал, что здесь есть монахиня, искусная во врачевании.

Он явно не обращал внимания на матерчатую маску девушки и, прихрамывая, подошел ближе.

— Я помогу тебе, — сказала девушка.

— Да благословят тебя боги, госпожа. Можно войти в пещеру?

Девушку удивило, что незнакомец не боялся ее. Но главное, что она тоже не боялась его. Его присутствие излучало силу, некий дух и энергию мужчины, непривычные для девушки, общавшейся только с кротким монахом. Этот человек был совсем не похож на него. Она провела его в пещеру.

Незнакомец сначала тяжело опирался на ее плечо, а потом упал на матрас возле огня.

Она быстро принесла целебную мазь, чистую воду и наклонилась к нему:

— Какая нога?

— Эта, — ответил он и схватил девушку. Все произошло слишком быстро. Незнакомец повалил ее на пол. Она попыталась сопротивляться, но торговец ударил ее. У нее закружилась голова. А ведь недавно он предстал перед ней в роли пострадавшего.

— Добрая сладкая девушка, — сказал он, развязав свой пояс и связав ей руки над головой. — Змея и не думала жалить меня в ногу, она ужалила меня здесь. — И он указал на свой пах. — Видишь, как распухает? Разве это не печалит твое сердце? Смотри, как поднимается… И только ты сможешь вылечить меня. — Она пыталась вырваться и кричала, но незнакомец сорвал с нее маску и заткнул ею рот несчастной. — Меня не пугает уродство, хотя с таким лицом ты, должно быть, одинока. Тебя мучил медведь? Ничего, теперь тебя ожидает райское блаженство, — заявил он.

С этими словами бродячий торговец разорвал ее одежду. Девушка снова закричала. Он ударил ее во второй раз, и силы покинули ее.

Она лежала под ним, как в кошмарном сне, охваченная бессильным ужасом. У нее не осталось сил, чтобы бороться, даже голос ей изменил. А торговец оказался тяжелым, напористым и опытным в таких делах.

Он до крови исцарапал тело девушки, словно она была горой, на которую непременно надо вскарабкаться. Он хватал ртом воздух и наслаждался бессилием своей жертвы. Он обслюнявил и искусал ее грудь, а своим неутомимым оружием трижды грубо пробил ее девственные ворота. У несчастной не осталось сил кричать, и звуки, сопровождавшие это жестокое надругательство, издавал лишь торговец. И ничто не могло остановить его ненасытную похоть. Он стонал, не в силах сдерживать вожделение, брыкался и лягался, царапал и кусал почти безжизненное тело, пока не выжал из себя все до последней капли.