Смерть Хаоса

– А что делают маги, когда не занимаются волшебством? – осведомился Устрелло.

– Да кто что. Я, например, столяр.

– Краснодеревщик?

– Да, занимаюсь в основном изготовлением мебели. Стулья делаю, шкафы, кресла, комоды…

– С ума сойти! Маг, а умеет делать полезные вещи!

Едва не поперхнувшись, я кивнул и торопливо отхлебнул глоток тиклы.

По окончании ужина я, гадая, чем нынче занимается Кристал, вернулся в свою каморку, с зевком достал из торбы свечу, разжег ее с помощью огнива и принялся листать «Начала Гармонии». О пыли там, к сожалению, не говорилось ничего, а вот насчет зуда имелся целый подраздел, в котором указывалось, что это ощущение делается сильнее при «разгармонизации сознания». Красота, да и только! Получалось, будто зуд способствует разгармонизации сознания, а разгармонизация сознания – усилению зуда. А вот способов избавиться от упомянутого зуда там не рекомендовалось никаких: во всяком случае, я, торопливо перелистывая страницы, таковых не обнаружил.

Не найдя, что искал, я вернулся к вводным разделам, тем самым, которые всегда нагоняли на меня такую тоску, что вникнуть в них толком мне так ни разу и не удалось. Первые страницы едва не погрузили меня в сон, но после того, как я их одолел, мне удалось обнаружить кое-что интересное.

«Гармония в чистом виде не может насыщать жизнь, ибо для жизни необходим рост, а рост представляет собой непрерывную борьбу, суть которой в выведении гармонии из хаоса».

Не знаю, имело ли это отношение к Герлису, а вот к вопросу о скуке имело, и самое непосредственное. Я всегда воспринимал гармонию как нечто наводящее скуку, но не заключалась ли вся проблема в названной «чистоте» гармонии? Уверенности у меня не было, но тут было над чем подумать.

Особо далеко мне продвинуться не удалось: чтение завершилось на параграфе, гласившем, что «гармония должна воплощать в себе хаос, а хаос гармонию».

Для меня это было слишком мудрено и затейливо, а потому я задул свечку, свернулся клубочком и попытался заснуть, несмотря на доносившиеся снаружи голоса.

– …предлог, чтобы заполучить лошадь…

– …не колченогий, как у тебя…

– …чем занимаются чародеи? А, Серджель, ты знаешь?

Однако усталость помогла мне провалиться в сон, а когда я проснулся, вокруг царила тишина. Из-за окошка пробивался серый утренний свет, а затягивавшие небо плотные облака наводили на мысль о прохладном моросящем дожде.

За завтраком галдели не так громко, как за ужином, однако шуму было достаточно, и, оказавшись наконец на тихой дороге, я почувствовал облегчение.

– Как твой желудок? – спросила меня Елена, когда мы выезжали из Матисира.

– Нормально. А что?

– Слишком уж острая у них приправа.

– Но ты съела не так уж много.

– Ты не солдат, – сухо буркнула она, – и тебе не приходится есть все, что наготовят в каждом гарнизоне Кифроса.

Дождик прибил дорожную пыль, и теперь ноги Гэрлока были красными не более чем на локоть выше копыт. Правда, из-за мохнатой шкуры липла эта пылища к нему сильнее, чем к гладкошерстным скакунам бойцов.

Дальнейшее путешествие проходило главным образов в тишине и молчании. Мы лишь изредка обменивались несколькими фразами, а путников на дороге почти не встречалось.

Поздно вечером Елена доставила нас в Дазир, где мы остановились в казармах и были радушно приняты словоохотливыми бойцами местного гарнизона. В отличие от Матисира Дазир являлся городком, практически неотличимым от большинства городов Кифроса, которые мне довелось повидать в последнее время. Те же глинистые улицы, припорошенные красной пылью, липнувшей ко всему и забивающейся повсюду даже зимой, которая здесь была теплее, чем лето на моем родном Отшельничьем острове. Моросящий дождь прекратился, и пыль снова вздымалась облаками. Крытые красной черепицей, выбеленные штукатуркой дома почти все имели лишь несколько фасадных окошек, тогда как большинство окон выходило на внутренние дворики с тенистыми деревьями. Как и в других поселениях, штукатурка здесь была частично смыта дождями, отчего стены имели розоватый оттенок.

После Дазира дорога пошла прямо, но теперь она пролегала по почти пустынной местности, среди пологих холмов, поросших лишь чахлой травой, которую пощипывали редкие, не иначе как бесхозные козы.

На ночлег остановились на постоялом дворе, и ужином, на сей раз состоявшим из сушеного мяса, сыра и чая, имевшего металлический привкус чайника, в котором он был заварен, занялась Елена. Я поделился со спутниками вялеными персиками.

– Хорошо, когда есть фрукты, – пробурчал Валдейн.

– Ага, – высказалась Елена. – Для нас, бедных солдат, большая удача путешествовать с ремесленником, не говоря уж о маге.

По части магии она не ошиблась: мне пришлось дважды заговаривать воду, прежде чем удалось избавить ее от противного привкуса.

На следующий день Валдейн указал на очередной верстовой столб с надписью «Джикойя».

Джикойя оказалась почти тем же Дазиром, только поменьше и победнее. Штукатурка здесь посерела и осыпалась, черепица потрескалась, а кое-где ее просто недоставало. Детишки бегали в лохмотьях, многие были босиком. Козы паслись свободно, оград и привязей не было.

– Как насчет козочки? – спросил я Елену, вспомнив, что по указу самодержицы любой путник, если он поймает бесхозную козу, имеет право употребить ее в пищу или забрать себе.

– Здешний народ не больно-то прислушивается к указам, – заметила ехавшая неподалеку от меня Фрейда. – Они слишком бедны, а до самодержицы очень далеко.

При местном гарнизоне имелся лишь убогий барак, где я улегся спать на полу, ибо кишащий клопами соломенный матрас не внушал мне ни малейшего доверия. Разумеется, мне пришлось еще и установить отгоняющее паразитов заклятие, но даже при всем этом поутру у меня на коже обнаружились красные следы укусов. Что заставило меня с пониманием отнестись к желанию самодержицы продать Джикойю, чтобы сэкономить на содержании никому не нужного гарнизона.

На завтрак подали овсянку, единственное достоинство которой заключалось в том, что она была горячей. Но корму для Гэрлока я раздобыл вдоволь, и он подкрепился с удовольствием.

Из Джикойи старая-старая дорога шла в сторону Литги, и путь туда занял у нас два дня. На ночлег останавливались, разбивая лагерь среди холмов, прямо на веявшем с не столь уж далеких гор ветру, однако отдохнуть при этом удавалось лучше, чем в клоповниках Джикойи. Мне показалось, что и холоднее было ненамного, хотя поутру Валдейн и Джилла дрожали и притопывали, чтобы согреться.

– Замерзли?

– А вы, маги, никогда не зябнете? – спросил молодой боец.

– Почему же, бывает. Но там, откуда я родом, климат холоднее здешнего, да и на севере тоже, в таких краях, как Спидлар и Слиго.

– Они там, наверное, изводят кучу дров, – заметила Джилла, придвигаясь поближе к маленькому костру.

Я пожал плечами, больше всего жалея о невозможности умыться. Увы, после Джикойи нам не попалось по пути ни одного источника. Зато в моей фляге еще оставалась клюквица, и я поделился ею со спутниками.

– Видишь, маги способны преподносить приятные сюрпризы, – пробормотал Валдейн, изо рта которого при этих словах посыпались крошки разжеванного сыра.

– Ну, разве что этот маг, – неохотно согласилась Джилла.

Гэрлок, понятное дело, отсутствию воды не радовался, но попить из придорожной лужицы ему удалось лишь в середине утра. Как и предсказывала Елена.

Ближе к вечеру на южном горизонте появилась неровная линия деревьев.

– Это река Стурбал, – пояснил Валдейн. – Речушка так себе, почти ручей, огибающий Пустое Плато с юга и запада. Но не будь этой речушки да старых штолен, Литгу вообще не стали бы строить.

Примерно за кай до Литги узкая дорога вывела к широкой, тянувшейся вдоль Стурбала на юго-восток, к городу.

Впрочем, о приближении к нему я узнал лишь со слов Елены. Верстовых камней с надписями не было и в помине, а весь тракт покрывали рытвины и колдобины. Придорожные сточные канавы были наполовину засыпаны песком и красной пылью.