Дерево лжи

Фейт охватил жар. Она надеялась, что пятно никто не заметит, но нет, отец все понял. Ей показалось, что она покраснела до ушей.

— Он потребовал, чтобы все слуги показали руки. Жанну обнаружили, когда она мыла руки на колонке за домом, поэтому она сразу попала под подозрение.

Первый приступ паники схлынул. Сердце Фейт начало колотиться чуть медленнее, мысли прояснились, и до нее стал доходить смысл сказанного экономкой. Подозревают не ее. Отец нашел следы преступления, но не заподозрил ее.

— И… ее руки были испачканы? — спросила Миртл.

— Да, но не чернилами. Газетной краской. — Миссис Веллет опустила глаза. — Когда ее спросили, она вывернула карман и достала газету — сказала, что нашла ее в городе и знает, что не следовало ее брать, но ей стало интересно и она решила почитать ее после работы.

Повисла многозначительная пауза — миссис Веллет не упомянула о том, что именно стало интересно Жанне, а Миртл решила не уточнять. Фейт не составило труда понять, о какой газете шла речь.

— У кого газета сейчас? — спросила Миртл.

— Ваш муж тотчас конфисковал ее, — ответила экономка.

— Я приму к сведению ваши слова, — устало произнесла Миртл, — но думаю, что для начала мне следует самой поговорить с Жанной и решить, что делать. Пришлите ее, как только она закончит работу.

— Работу? Мадам, ваш муж уволил ее! Она собирает вещи, ей сказали, что она должна покинуть дом до завтрашнего утра.

Только Фейт, достаточно хорошо знавшая мать, заметила, что Миртл застыла и едва справилась с собой, чтобы не выдать реакцию. Управление домашним хозяйством, включая слуг, — это была ее прерогатива. Предполагалось, что все в доме должно быть устроено в соответствии с желаниями Эразмуса Сандерли, но до сих пор он никогда не отдавал подобных распоряжений в обход жены.

Руки Фейт задрожали. Ей удалось избежать осуждения, пострадал другой человек. Она криво поставила чашку на блюдце, плеснув горячий чай себе на платье.

— Фейт! — Миртл пришла в ярость. — Глупая неловкая девчонка! Иди переоденься, а потом… почитай молитвенник.

Фейт спустилась к ужину в недавно выстиранном синем платье. Его свежесть заставляла ее чувствовать себя еще хуже, словно она — отравленное письмо в хрустящем новом конверте. Мысль о том, чтобы рассказать отцу правду, наполняла ее совершеннейшим ужасом. Если отец отвернется от нее, солнце скроется и все ее мечты пойдут прахом. Ей нужна была хоть капля надежды на его внимание, уважение и любовь. Она не могла вынести мысль, что утратит все это навсегда. «К тому же Жанна всегда может найти другое место, — пробормотал отчаявшийся голос в ее голове. — А я не смогу найти другого отца».

Вскоре стало ясно, что ужин будет безрадостным. Дядюшка Майлз согласился вернуться в дом, но попросил, чтобы еду принесли ему в комнату. Отец Фейт, холодный и неразговорчивый, опоздал к ужину, но сам ужин подали еще позже. Семья полчаса просидела за столом, когда наконец подали первое блюдо. Его принесла испуганная девушка, которую Фейт раньше не видела. Казалось, она наполовину ослепла от важности порученного ей дела. Она проливала суп на скатерть каждый раз, хватаясь за половник. Когда она юбкой сбросила со стола ложку Миртл и та звякнула об пол, девушка так испугалась, что опрокинула кувшин со сливками. Преподобному пришлось отодвинуться вместе со стулом, чтобы спастись от надвигающегося потока.

— Это невыносимо! — Его голос не был громким, но лед в нем был такой, что резал насквозь. — Это неразумное дитя из местных или кто-то просто притащил сюда осла, поставил на задние ноги и одел в передник?

Глаза девочки заблестели от слез, когда она попыталась ликвидировать последствия с помощью передника.

— Хватит, ты делаешь только хуже, — нетерпеливо, но не так резко сказала Миртл. — Иди смени передник и попроси миссис Веллет принести свежую скатерть.

Девушка поспешила воспользоваться шансом и покинула комнату.

— Она совершенно безнадежна, — объявила Миртл надломленным голосом, — но больше никого нельзя было найти в столь короткий срок. Может… — Она помолчала, и Фейт увидела, как ее аккуратный кружевной воротничок дрогнул, как будто она нервно сглотнула. — Может быть, стоит оставить Жанну ненадолго, просто чтобы избавить себя от таких испытаний?

— Утром ноги ее не должно быть в этом доме. — Преподобный был непреклонен.

— Однако я бы хотела… я бы очень хотела, дорогой, чтобы ты позволил мне поговорить с девушкой и, возможно, уладить дело по-своему…

Отец Фейт грохнул ножом и вилкой по столу и воззрился на жену.

— Я бы так и поступил, если бы видел, что ты для этого достаточно компетентна! Я думал, тебе под силу вести хозяйство, но, похоже, я тебя переоценил. Дом для каждого человека должен быть прибежищем, местом, где он может почувствовать себя хозяином и где ему не нужно каждый миг быть во всеоружии. Неужели я прошу слишком многого? Вместо этого мне на ужин подают остывшие помои, слуги все неуклюжие, неряшливые, они всё проливают, хлопают дверьми и не проявляют ни капли уважения. Горничные копаются в моих личных бумагах, а половина дома закрывает глаза на браконьеров и бродяг, шатающихся по моей земле. Меня изводят и донимают там, где мое слово должно быть законом.

Глаза Миртл расширились, потом она опустила взгляд. Ее лицо медленно покрылось краской, и нож в руке задрожал.

— Прости… прости, дорогой, — прошептала она почти неслышно.

— Знаю по собственному опыту, что есть пределы женской понятливости, — горько продолжил преподобный. — Однако я слышал, что другие жены умудряются держать слуг в порядке и не позволяют домашнему хозяйству скатиться в совершеннейший бардак. — Он резко встал, швырнул салфетку на стол и вышел из комнаты.

Фейт показалось, будто ее рвут на части, так случалось с ней каждый раз, когда отец разговаривал с матерью подобным образом. Ей хотелось принять сторону отца и было больно оттого, что она сочувствует матери. Сейчас она была почти уверена, что по ту сторону двери их кто-нибудь подслушивает, наслаждаясь унижением Миртл. Без сомнения, ее мать тоже боялась этого.

Миртл ушла к себе в комнату, сославшись на головную боль. Беспорядок в столовой был ликвидирован, тарелки унесли на кухню. Выходя из столовой, Фейт услышала всхлипывания. Казалось, они доносятся со стороны черной лестницы рядом с кухней. Заглянув за угол, она увидела, что на нижней ступеньке отчаянно рыдает Жанна. Горничная выглядела несчастной и растерянной. Глаза ее покраснели, а губы опухли от плача.

Фейт отпрянула от угла. Но это не помогло. В ее сознании Жанна Биссет больше не была хорошенькой, самоуверенной и высокомерной. Теперь она напоминала Фейт ребенка, которого отшлепали. Может быть, Жанна не надеялась получить другую работу. Может, ей больше некуда идти.

Глава 9

Признание

«Я не могу. Это невозможно». И все-таки Фейт стояла перед дверью в библиотеку, подняв руку, готовая постучать. Ее мутило, мысли крутились и разбегались. Фейт пыталась представить, как Бог сейчас смотрит на нее и ждет, что она совершит благородный поступок. Но в ее представлении у Бога было лицо отца. Даже сейчас какая-то часть девочки верила, что, если отец не узнает, что она натворила, Бог тоже не будет знать, и тогда это не грех.

Фейт постучала. Все, поздно, теперь она не может повернуть назад.

Дверь распахнулась, и показался отец. При виде Фейт раздражение на его лице сошло на нет. Он явно ожидал увидеть кого-то менее приятного.

— Фейт, что-нибудь случилось?

— Папа, мне нужно поговорить с тобой, — быстро сказала Фейт, пока ее не покинули остатки мужества.

Отец секунду молча ее рассматривал, потом кивнул.

— Хорошо, — сказал он и открыл дверь пошире, сразу закрыв ее за Фейт. — Присаживайся, Фейт.

Она послушно села, не поняв, радоваться или еще больше беспокоиться от ласковых ноток в голосе отца.