Прайд (СИ)

– Ещё никто не обращал детей. Признайся, тебе просто хочется немного поэкспериментировать?

– Может быть. А может и нет. Уже не имеет значения. Дело сделано.

И невыносимо горячее лезвие пронзило мою грудь, протягивая огненные щупальца во все клеточки моего застывшего тела.

Брат мой смотрит на меня и в этом взгляде нет ни боли, ни страха, ни мольбы. Серра прощался со мной. Он знал – я ослушалась его приказа и спряталась на холме. В свой последний миг он сумел установить эту связь, посылая мне всю свою поддержку и любовь.

Мощное тело истекало голубым туманом жизненной силы из множества порезов и десяток треспов оставались в ранах. Льва не хотели, да и не смогли бы взять живым, как меня. Его хотели убить.

И убили.

Брат мой!

Моя рука навечно остановила миг, отделяющий его от смерти, наделив утраченным бессмертием.

Физиономии охотников полны ликования и радостного азарта. Но, если присмотреться, то можно разглядеть груду неподвижных тел, за спинами триумфаторов. Десятки жизней, за одну. Но людям нет дела до подобных мелочей: их женщины нарожают ещё.

Кто заменит моего брата?

Я немного погрешила против истины: в тот день небо скрылось за плотными облаками и холодный ветер гнал волны по траве, где я скрылась от цепкого взгляда охотников. На моём полотне, солнце бросало ослепительный луч на лежащего льва и его растрёпанные волосы горели благородным золотом, в то время, как ликующие силуэты охотников медленно поглощала тень.

Нет. Тот человек был абсолютно прав. Совсем не триумф убийц был изображён на картине.

Кстати.

Я повернула голову. Мой сторож, глухо ворча, складывал ширму в специальный ящик. Его начальник, важно кивая сплющенной головой, беседовал с парочкой иссохших стариков, в дорогих раззолоченных камзолах. Гостевой Зал наполнялся прочей почтенной публикой: дамами в нелепых аляповатых платьях и их спутниками смешных коротких штанишках, модных последнее время. Среди взрослых, мелькали детские фигурки. Их было немного, но я радовалась и этому.

Его я узнала сразу, хоть до этого слышала лишь голос: невысокий поджарый мужчина средних лет с загорелой кожей и абсолютно седыми волосами. Мундир определённо охотничий, но нет ни знаков различия, ни наград.

Охотник пристально смотрел на меня, но в его лице не было ни страха, ни презрения, ни хотя бы любопытства – всего того, что обычно отражают лица людей, при виде льва. Непонятное выражение, неожиданное. Больше ни у кого, из присутствующих, такого не было. Жалость? Нет. Сочувствие – вот верное слово. Очень странно. И это предложение об охоте…Должно быть голод порядочно иссушил мои мысли, и я не могла сообразить, о чём это говорит.

Да и нужно ли? Имеет какой-нибудь смысл попытка понять человеческие поступки, если через десяток – другой дней я не смогу подняться и меня швырнут в грязную яму, забросав землёй? Смогу ли я хотя бы увидеть небо, перед этим и ощутить последнее прикосновение ласкового ветерка?

Брат мой, дай мне силы!

– Мама, мама, а почему тётя голая и в клетке?

Какая то девчушка, проскользнув за спиной толстозадого охранника, прильнула к прутьям клетки. Я даже пошевельнуться не успела, а ревущего, от испуга, ребёнка оттащили назад. Какая-то белая, словно мел, узколицая уродина в платье отвратительного фиолетового цвета, злобно отчитывала девушку, в непроницаемом чёрном плаще, явно неуместном на этом празднике идиотских расцветок.

– Моя дочь едва не угодила в лапы этого монстра! – изо рта человека летели наружу клочья слюны, ты – самая бестолковая, из всех служанок, которые попадались мне. Моё терпение лопнуло, считай, это – последний день работы. Завтра утром тебя, бестолочь, вышвырнут на улицу! Пошла вон!

Странное дело, хозяйка, одетая в пышное платье, изобилующее драгоценными украшениями, почему-то казалась ничтожеством, рядом с девушкой, скрывающейся под ничем не примечательным тёмным плащом. И это чувствовала не только я. Взгляды большинства мужчин, не задерживаясь, скользили по благородной даме, останавливаясь на служанке.

Охотник, заинтересовавший меня, тоже повернулся в сторону любопытной парочки. Сначала бросил косой взгляд, потом присмотрелся и вдруг нахмурился.

Мимо клетки торопливо прошла женщина с причёской, в форме ступенчатой башни. Ассиметричное платье, бледно голубого цвета едва слышно шелестело по полу. Мадмуазель Мерриат. Она частенько бывала здесь и даже пыталась несколько раз беседовать со мной

Всякий раз у меня возникало ощущение, будто этот человек чего-то недоговаривает, будто опасается подслушивания. Да и темы, выбираемые ею для разговора…Странные они были. Про времена, когда эта грань принадлежала нам, про отношение львов к людям и сексуальные связи, между ними. Я подозревал мадмуазель в принадлежности к тайному ордену, поклоняющемуся нам и сожалеющему о минувших временах. Я слышала, про такой. Лояльные имперцы называли его членов покорившимися, а сами себя они именовали – Верными.

Не знаю, так это было или нет, но Мерриат оказалась излишне осторожной и стоило мне задать один единственный прямой вопрос, тут же перестала общаться со мной. Вот и сейчас, бросив испуганный взгляд в сторону клетки, женщина просеменила к моему полотну.

– Привет, пленница, – тучная мадам Жистор почтила меня своим зловонным присутствием, – слышала, где-то, в соседнем мире, прикончили одного из ваших. Стало быть, воздух стал ещё немного чище.

– Спорное утверждение, пока существуют люди, принимающие ванны из ароматических вод.

Толстуха расхохоталась, потряхивая желеобразными телесами, упакованными в громоздкие кружева. Этот человек часто приходил ко мне и вёл долгие беседы, наполненные оскорблениями и рассказами об убийстве очередного собрата. Правда это была или выдумка, с целью уязвить посильнее – не знаю. Как ни странно, но я не ощущала злости или ненависти, скорее – прилив сил и желание жить дальше, вопреки всем кускам мяса. Иногда мне даже казалось, будто за обидными словами скрывается некий неясный подтекст.

– Проваливай, жиртрест, Мотрин тебя побери! – толстуха махнула рукой, отгоняя моего охранника и сделала попытку присесть, – пошёл прочь, от тебя дурно несёт, и я могу потребовать возмещения ущерба за оскорбление моего благородного носика. Пусть твой начальник лично помоет тебя. И ты, милочка, иди прогуляйся.

Это она – служанке: тощей особе, в уродливом платье, на два размера больше, чем необходимо. Служанка, сведя воедино толстые гусеницы бровей над тупыми тусклыми глазами, поразмыслила и широкими мужскими шагами утопала за пределы видимости. Охранник, тем временем, тщательно обнюхал рукав и скорчил обиженную физиономию. Толстуха нахмурилась и ткнула в него коротким толстым пальцем.

– Я имею намерение побеседовать с пленницей о её картине, а вонь твоей туши способна аккомпанировать лишь разговорам о проблемах свиноводства. Жиртрест, я ведь вовсе не шучу и обязательно расскажу начальнику, как ты домогался меня.

Человек испуганно окинул взглядом трясущиеся телеса Жистор, нервно хрюкнул и почти бегом, бросился прочь. Мадам тотчас переместилась ближе к моему узилищу и поманила пальцем.

– Поди ка сюда, хищная тварь. Думаю, после такой долгой голодовки, ты бы, с удовольствием, прикончила старую толстую Жистор, – я приблизилась, и толстуха перешла на шёпот, – и я бы, с радостью, отдала свою никчемную жизнь вам, повелительница. Жаль, но это уже невозможно: мне, как и большинству Верных приходится покидать столицу. К сожалению, мы так и не смогли освободить вас. Простите, повелительница.