Осколки вечности (СИ)

— Девочка моя, — унизительным фальцетом пропищал я, смаргивая гневный поток слез, подкативший к убиенным всем увиденным глазам. — Как мне жаль, что все…

— Джей, — с трудом выговаривая каждый звук, перебила меня Астрид, — пожалуйста, сделай хоть что-нибудь. Я умаляю тебя! У него… — она воспользовалась небольшой паузой, чтобы выровнять тяжелое дыхание и нервно смахнула с изуродованных щек надоедливую слезинку, скользнувшую с нижнего века менее травмированного глаза. — У него мои родители, Джей! Он никого не пощадит, но их…хотя бы их!

Отчаяние? Что я знал о нем до сегодняшней ночи? Очевидно, ничего. Оно искусно овладевает мыслями, а вместе с ними проникает повсюду, затрагивая душу, сердце, корежа тело, притупляя заложенные природой инстинкты. Похитить Уорренов — изощренный прием, в некотором роде противоречащий правилам удар ниже пояса. Ведь, сойдись для нас звезды в победоносном порядке, вполне может случиться так, что мне раз и навсегда укажут на дверь. Потому ли, что я вампир, или еще по какой животрепещущей причине, неважно. Главное, теперь на моей совести повисли три жизни, спасение которых представляется заданием затруднительным.

— Я сделаю все, что потребуется, — запальчиво пообещал мой предательски храбрый язык, вещавший в резонанс с испуганно надломленным голосом. — Ни о чем не волнуйся.

Как бы сильно, черт возьми, я хотел верить своим репликам в ту минуту, но правда состояла в том, что верить им было попросту невозможно. Как обреченный на смерть узник в оковах может противопоставить столетнему психопату? А кто-то еще сомневается в душевном здравии герра Волмонда? Спешу вас разубедить, немец страдал критической формой тотального безумия, что подтверждали его неподдающиеся здравомыслию действия. В тот момент, когда я мнимо оберегал своего птенчика от множественных бед, отец Айрис вел выступающий за рамки разумного разговор с Лео.

— А спеси в тебе прибавилось, щенок, — с явными нотками презрения в голосе прохрипел генерал, присаживаясь на корточки подле обездвиженного мальчишки. Я крепче прижал к груди измученную издевательствами девушку, стараясь обойтись без излишнего шума металлических оков. — Я долго наблюдал за вами обоими, изучал привычки, образ жизни, манеру мыслить, чтобы игра в итоге вышла максимально интересной, — небрежно пояснил он, попеременно склоняя голову то на один бок, то на другой, будто в надежде узреть нечто поистине недоступное. — И с тобой всегда возникали особые, я бы сказал уникальные сложности. Возраст, — едва ли не почтительно хлопнул Джокер в ладоши, усиливая тем самым воздействие своих слов. Я вздрогнул от неожиданности, Лео брезгливо поморщился, потому как все это время молчал лишь потому, что скрупулезно концентрировал внимание на процессе регенерации кожи. Заращивал болезненные порезы на шее, в тех местах, где лезвия своеобразных оков наиболее глубоко вонзились в плоть. — Ты старше, и это все портило. Но, — в притворном восхищении Мердок закрепил на лице подобострастную гримасу, которая стала мне видна при резкой оглядке назад, — ситуацию спасла та юная леди, что по родительской глупости исполнила роль обаятельной наживы. Верно, Астрид? — слегка повысил он интонации, адресуя вопрос затрясшейся, словно одинокий осенний листок, угодивший в порыв безжалостного ветра, девушке.

Я предвидел следующее телодвижение ряженого клоуна, поэтому сгорбился коршуном над своим бесценным сокровищем и намерился любыми путями оградить его от поползновений гадливых рук. Впрочем, особо усердствовать не пришлось. Охотник и не подумал обернуться, вместо этого погрузил правую перчатку во внутренний карман фрака и выудил оттуда небольшой нож, тот, что грозил увечьем Астрид, а после очутился в моем затылке. Атмосфера начала сгущаться, и Лео почувствовал это первым. Я заметил проблеск бесславной паники, отразившийся на глубине его темных глаз, и неохотно приветствовал последовавший за ней страх.

— Какой сегодня день? — без всякого интереса полюбопытствовал генерал, вертя между пальцев миниатюрный эквивалент кинжала. — Канун Дня всех Святых, — незамедлительно дал он ответ на свой же вопрос. — Испокон веков люди облачаются в маскарадные костюмы. Сначала они носили защитный характер, теперь сугубо развлекательный, но это дань традициям, — поучительно увещевал мужчина, чьи интонации с каждой секундой становились все более резкими, желчными, включающими в себя изрядную долю сумасшествия. Я уже догадался, что перед нами разыгрывается некое предисловие, за которым непременно последует нечто из ряда вон выходящее, поэтому усилил защиту девушки, якобы беспричинно лишая ее возможности видеть и слышать. Пусть отдохнет. — Неужели ты не уважаешь ритуалы предков, Леандр?

Парень, судя по выражению скукоженного отвращением лица, вряд ли вообще уважал что-либо, не говоря уж о каких-то языческих обрядах, однако пускать на волю дерзкий норов не спешил, поэтому Мердоку пришлось продолжить не имеющий отклика монолог.

— Ты — единственный из всех присутствующих, кто проигнорировал устои, — витиевато изложил он сделанный заранее вывод, заключающийся в том, что на Лео не наблюдалось костюма. — Это непростительно.

Сплюнув последнее слово на манер карательного приговора, бывший вояка приблизился к горделиво молчащему вампиру, схватил его за встрепанные волосы, насильственно заставляя запрокинуть голову назад, и в угрожающем жесте приложил острие ножа ко взмокшему лбу. Я мог различить крупные бусинки пота, скопившиеся у основания челки, и в абсолютно правдивом изумлении отделил их от проявившихся капель крови, что выступили на поверхности под действием лезвия. Затем широкая спина удовлетворенно кряхтящего немца заслонила побелевшее лицо приятеля, и обо всем происходящем мне пришлось судить исключительно на основе звуковых восприятий. Сдерживаемые стоны, выворачивающий воображение на изнанку звук разрезаемой кожи, царапание металла по кости (полагаю, оно возникало лишь в те моменты, когда нож затрагивал основание черепа, например, в лобной или носовой зоне), смачное чавканье, с которым миллиметр за миллиметром отпадал кожный покров, участившееся дыхание друга, порой совпадающее с моим собственным предсмертным сапом, безжалостное похихикивание Волмонда и мученический скрежет зубов, не допускающий возникновения надсадных оров. Жутчайшая догадка посетила меня тогда же, когда на пол, неподалеку от распростертой на холодной плитке ноги в неряшливом кроссовке, с хлюпаньем шмякнулось нечто омерзительное. В первую секунду этот отвратительный шлепок напомнил мне о падении мокрой тряпки на паркет, следом пришло более реальное ощущение, что сие ничто иное, как отрезок окровавленного человеческого скальпа, точнее срезанная половина лица Лео.

Не знаю, что я испытывал в те минуты, помимо дребезжащих стенаний пойманной в клетку ненависти. Сострадание, сочувствие, неверие в существование чего-то столь же противоестественного и, главное, страх. За жизнь жавшейся ко мне изо всех сил девушки, за собственную незавидную участь и здравие сидящего напротив мальчишки. Потому что именно ему первым довелось опробовать на своей шкуре, притом в прямом смысле, изящество психической нестабильности генерала.

— Черт тебя подери, Мердок, — истерично взвыл я, не решаясь встретиться взглядами с растворившимся в пространстве Леандром. — Что ты творишь?! Зачем?!

Он прекратил любоваться плодами своих шизоидных фантазий и на короткий миг обернулся назад, лихорадочно поблескивающими глазами отыскивая обладателя прозвучавшего голоса.

— Это лишь начало, Видрич, — жеманно сложил мужчина руки у груди, скрестив пальцы на ладонях так, чтобы мне стал виден нож, на конце которого медленно образовывалась норовившая скользнуть вниз алая капля. Нож с достоверными следами измывательств над впавшим в бессознательное состояние парнишкой. Нож, заляпанный кровью и кусками отсеченной плоти. Нож, являвшийся мне в кошмарах даже месяц спустя. Нож, давший старт процессу безжалостного отмщения.

Джокер мгновение потоптался на месте, словно продумывая дальнейший план действий, крадучись подошел ко мне, вытянул вперед окровавленную перчатку и зрелищным движением указательного пальца поманил к себе Астрид, будто говоря: 'Нам надо идти, дорогая!'. И я не смог бы удержать ее при всем желании, потому как страх — великолепный мотиватор. А уж им-то отец Айрис пользовался умело.